Мисаки перечитал письмо несколько раз, пытаясь собраться с мыслями. Говоря начистоту, возвращаться в Японию на каникулах он не собирался: во-первых, перелет до Японии вместе с дорогой до аэропортов, регистрацией, посадкой и высадкой займёт почти сутки – и это только в один конец; во-вторых, стоимость такого перелета была просто неприличной – о том, чтобы Хиро покупал билеты, речи быть не могло; в третьих... перечислять было можно бесконечно долго, но суть сводилась к одному простому обобщению – Мисаки все еще слишком пугала оставленная им действительность. Он по-прежнему боялся возвращаться в Токио, но опоздать теперь боялся тоже. Хиро просит о помощи, какой – неизвестно. Но если просит, то Мисаки не вправе отказать. Парень был уверен на сто процентов, что по просьбе Хиро готов приехать куда угодно, хоть на край света, и когда угодно, невзирая на график учебы, материальные трудности и вообще любые проблемы. Гитарист был его единственным настоящим другом, и вообще говоря, впервые о чем-то просил. Такахаши не сомневался, что звать просто так Хиро никогда бы не стал.

Таким образом, вопрос с отъездом можно было считать решенным. На следующий день, не иначе как благодаря заступничеству древнегреческого Ганимеда, Мисаки умудрился отличить среди предложенных образцов бордосское “Петрюс” и бургундское “Шабли” – любимые марки Акихико, к которым последний неоднократно пытался привить вкус Мисаки. Выслушав безупречный ответ на вопрос из теории, комиссия милостиво простила несколько других проколов по части дегустации. Сразу после экзамена Мисаки уточнил в отделе расписаний дату каникул и заказал билеты на родину.

Примерно за неделю до отъезда парень в очередной раз задержался на дополнительных занятиях до позднего вечера. Он возвращался домой, неторопливо лавируя в темноте по хорошо знакомым переулкам, наслаждаясь тишиной, лёгким весенним заморозком и душистым, свежим багетом, купленным по пути в любимой пекарне. Парень с наслаждением отщипнул очередной кусочек от золотистой корочки и уже собирался отправить его в рот, как увидел на крыльце собственного дома смутно знакомый силуэт в черном одеянии. От былой умиротворенности не осталось и следа. Чувство самосохранения резко дернуло Мисаки за петли туго намотанного шарфа, заставляя мгновенно затормозить: “Разворачивайся и делай ноги,” – шепнуло оно так уверенно, что Мисаки, обгоняя собственные мысли, выгнул траекторию движения крутой петлёй и зашагал в обратную сторону. Завернув за угол, он почувствовал себя в относительной безопасности, слегка замедлил шаг и остановился, прислонясь лопатками к выщербленной кирпичной стенке соседнего дома. Идти было особо некуда, и надежда оставалась одна – гулять по городу до поздней ночи, пока человек не устанет ждать. На узнавание потребовались доли секунды. “Надеюсь, он не успел меня не заметить!” – парень попытался выглянуть из своего укрытия и тут же уткнулся лицом в лацкан дорогого кашемирового пальто. “Попался!” – Такахаши обреченно отступил на шаг назад, обдумывая возможность откровенного бегства. – “Если дернуть что есть силы наперегонки, он, наверное, не догонит”. Мисаки не был уверен – его преследователь, хотя и не был юн, оставался физически крепким и имел явное превосходство в росте. “И потом... Они же все такие упрямые... Что будет, если заставить его гоняться за мной по всему Парижу?.. Не могу же я довести до инфаркта папу Усаги?” – студент медленно поднял голову и взглянул в лицо Усами Фуюхико. Тяжелая, крупная, как у Акихико, рука осторожно подхватила парня под локоть – так, будто бы невзначай, отрезая возможность к отступлению.

- У-уса...ми-сан? – Мисаки с трудом перевел участившееся дыхание.

- Мисаки... с-сынок...

- Простите? – от возмущения возглас получился хриплым. “Как вы меня назвали?”

- Мисаки, я тебя нашел, слава богам!

- Что вам от меня нужно? – аккуратно подбирая слова, отчеканил Мисаки.

- Тебе так сразу все сказать? Может, не будем разговаривать в подворотне? – знакомый снобизм прорезался в нерешительных поначалу интонациях и словах.

- Да, сразу.

- Пойдём, я...

- Я никуда не пойду! – парень оборвал Усами на полуслове. – Говорите, какое у вас дело, раз уж мне некуда деваться, и позвольте дальше следовать моему маршруту.

“Говорите и проваливайте,” – добавил мысленно Мисаки, а мужчина изумлённо уставился на своего малолетнего собеседника. Такого приема он не ожидал. Хотя почему не ожидал? Вроде бы все логично. “Заслужил”. Подобное обращение с магнатом позволял себе один-единственный человек – его младший сын. Фуюхико сразу вспомнилась последняя беседа с Акихико. “Два сапога – пара, как я мог раньше не замечать?”

- Хорошо, я буду краток, раз ты просишь.

“Да с хрена ли я у вас что-то прошу? Ничего не путаете?” – парень не пикнул, молчание – золото. Подход был старый, хорошо известный. Мисаки чувствовал, как по мере узнавания замашек семейства Усами, первоначальная неуверенность сменяется гневом.

- Мисаки, я приехал, чтобы забрать тебя в Токио. Ты должен вернуться.

- Должен? Не-у-же-ли? – Фуюхико заметно растерялся. – Я должен бросить учебу в одном из престижнейших кулинарных институтов мира, бросить всё, чего с таким трудом достиг за эти месяцы, должен плюнуть на людей, которые поверили в меня и дали мне шанс встать на ноги? Кому должен? Вам?

- Не мне – Акихико. Послушай, Мисаки, я ошибался на твой счет. И на счет Акихико тоже был неправ. Вы должны быть с вместе. Ты нужен моему сыну.

- Если я кому-то и должен в этой жизни, то, действительно, вам, Усами-сан, – Мисаки раньше и не подозревал в себе способностей к сарказму. – Если бы не ваше вмешательство, я бы до сих пор удовлетворял сексуальный аппетит вашего сына и отпаривал ему брюки. Да вы мне, можно сказать, глаза раскрыли на моё место в этом мире. А Усаги я ничего не должен. Ровно с тех пор, как он не возразил вам ни единого слова на мой счет.

- Значит ты действительно все слышал? Это не его вина. Я заставил Акихико молчать.

- Его невозможно заставить!!!

- Я отец.

- А Усаги внезапно решил побыть примерным сыном и предал меня. Играйте в свои игры сами, а меня не вмешивайте, я вам не ровня.

- Он никогда не предавал тебя! Он любит тебя! Ты хоть представляешь, во что превратилась его жизнь без тебя?! – Фуюхико заметно горячился.

- Прекрасно представляю – папарацци не дремлют! Никак не возьму в толк, чем вам не угодил Сегучи-сан? Он точное воплощение ваших пожеланий, Усами-сан: успешный, талантливый, богатый, и кругозор у него пошире чайного блюдца. Я понимаю, почему вы решили выжить меня. Но зачем устранять его? Оставьте Усаги в покое, дайте ему жить своим “хочу”!

- Акихико несчастлив! Он пропадет без тебя, Мисаки! Ты ведь любишь Акихико! Сделай шаг навстречу! Я не прошу простить меня, но прости его! – в интонациях Усами-старшего явственно прозвучали умоляющие нотки. – Пожалуйста!

- Нет! Отпустите меня! – парень резко дернул плечом, высвободился из захвата и решительно зашагал прочь, оставляя Фуюхико гадать, к чему же на самом деле относилось его грубое: “Нет!”

В ту ночь Мисаки так и не смог сомкнуть глаз – из головы не выходил вопрос: “Неужели папа Усаги разыскал меня в Париже только для того, чтобы вернуть домой?” И только под утро в ошалелом от бессонницы сознании пронеслось: “Что должно было произойти, чтобы сам Усами Фуюхико просил прощения у такой козявки, как я?” – ледяной озноб прошиб тело, и юноша в одно мгновение вскочил с постели. – “С Усаги что-то случилось!”

====== Глава 35 ======

“...Но ты напудришь нос, выйдешь на обед

И за столиком в кафе ты встретишь его...”

М. Леонидов, “Не дай ему уйти”

“Сердце бешено клокотало в груди, каждым ударом ударяя в легкие, перекрывая доступ кислорода, кровь гудела в голове, уши закладывало, язык превратился в наждачку и при каждой попытке сглотнуть перекатывал во рту пригоршни песка... Мисаки продолжал бежать. Ноги уже давно отказывались двигаться под его раздираемым болью телом, словно погруженные по колено в воду... Единственное, о чем умоляла каждая клетка его существа – остановить эту сумасшедшую гонку, упасть на шершавый асфальт и не шевелиться. “Только не упасть, еще чуть чуть, пожалуйста!” – как мантру нашептывал остаток воли. – “Беги, беги, не останавливайся!” Там, невдалеке, на неприметной тропке, круто сбегающей от дороги в кювет, стоял Он, бессильно опустив руки, обращенный всем своим существом к обрыву. Ветер бесцеремонно трепал Его пепельные пряди, раздувал полы распахнутого пиджака. Он стоял на самом краю. Он не смотрел вниз. “Что ты делаешь?! Остановись! Я умоляю! Дождись меня!” Мисаки чувствовал, что не успевает: