Наручные часы пискнули, отмеряя два часа ночи. Четвертое марта сменило третье на календаре, день рождения Усаги закончился. В Токио уже десять утра, отголоски празднества стихли, а усердные журналисты наверняка начали выкладывать в сеть свои великие сенсации – тонны высококачественного компромата на участников богемной вечеринки, а в особенности, на самого виновника торжества. Да и сами гости, красуясь один перед другим, не отставали от охотников за жареным.
Мисаки положил на колени планшет и начал пролистывать новости светской хроники. “Вот он, Усаги-сан. Улыбается кому-то за кадром... Хмурится на огромный торт... Что не так? И почему никто не додумался сделать торт в форме медведя? Я бы испёк именно такой...” – парень осёкся, понимая, что ему осталось рассматривать возлюбленного только на фотографиях, а торты печь для всех желающих – кому угодно, только не ему. – “Здесь безразличный вид и сигарета – никак без нее не может. Сегучи-сан почти на всех фотографиях рядом. Тоже улыбается, смотрит на Усаги, внимательно смотрит... Неравнодушно?..”
К счастью, никаких свидетельств физической близости писателя и музыканта фотографы не запечатлели, но Мисаки все равно рвано вздыхал каждый раз перед тем, как открыть следующую страницу. Стоило закрыть глаза, и перед внутренним взором снова вставали сцены со дня рождения президента. Прежняя мания преследования так и не оставила парня, разве только чуть изменила форму: раньше он панически боялся нечаянно встретиться с Акихико, то теперь Акихико мерещился ему на каждом шагу – на улицах, в метро, в магазинах в толпе нет-нет и мелькал знакомый образ. И если в Токио пепельно-русого, высокого, широкоплечего Усами было невозможно перепутать ни с кем, невозможно нечаянно выдумать на фоне поголовно темноволосых японцев, то здесь, во Франции, так выглядела чуть ли не половина мужского населения, особенно, для Мисаки, не очень привычного к европейскому типу внешности. Студент уже перестал пытаться обмануть себя и давно признал, что все эти причудливые галлюцинации – есть ни что иное как воплощение тайного желания увидеть Акихико.
Здесь, в Париже, Мисаки впервые узнал, что такое – быть одному: не день, два, неделю надуманной невозможности быть с теми, кто дорог, а долгие месяцы на противоположном от дома конце земного шара без единого близкого человека. Он не привык быть один, не умел, но осваивал эту науку семимильными шагами. Поневоле парень переставал быть самим собой и превращался в угрюмую, молчаливую пародию на себя прежнего. По многолетней привычке он улыбался будучи на людях, был приветлив и отзывчив к окружающим, но оставаясь наедине с самим собой, тушил в себе все огни эмоций, экономил – их осталось слишком мало.
Зато впервые в жизни он с таким упорством отдавался учебе. Занятия для группы иностранцев проводили на английском, предполагалось, что он будет одинаково понятен всем. Мисаки не обольщался на свой счет: его способности к языкам всегда были слабыми. Сколько бы парень ни зубрил иностранных слов, сколько бы ни запоминал правил грамматики, сколько бы ни переводил текстов – бесполезно, все знания проваливались как в бездонную бочку, исчезали без шанса на последующее воспроизведение. Сколько времени потратил Усаги, разговаривая с возлюбленным на своем втором родном языке, чтобы привить ему если не любовь, то хотя бы привычку к “музыке английской речи” – бесполезно. Мисаки и представить себе не мог, на что обрекает себя, поступая в институт “Cordon Bleu”, да еще не где-нибудь, а прямо во Франции. Первые недели показались ему настоящим адом. Круглыми сутками он не расставался со словарем и разговорником, дома его ждал увесистый учебник для начинающих, заботливо сунутый Хиро в чемодан вместо талисмана. Мисаки был неспособен вычленить хоть слово из непрерывного потока объяснений, не мог заставить себя даже познакомиться с сокурсниками. Вводные занятия в основном были посвящены тонкостям обращения с кухонной утварью и техникой, отработке элементарных навыков, которые не требовали особенных вербальных комментариев, но постепенно добавились лекции по изучению свойств различных классов продуктов, практические занятия в оранжереях. Мисаки порой чуть не плакал от отчаяния, не имея возможности не то что понять и законспектировать пояснения преподавателей, но даже просто попросить переписать конспекты у других студентов. Изо дня в день он мысленно прокручивал в памяти заученные фразы, но так и не решался раскрыть рот и преодолеть, наконец, языковой порог. Так продолжалось до тех пор, пока совершенно неожиданно для себя Мисаки не оказался на контрольной, к которой не то что не готовился, о приближении которой не подозревал. Он даже не понял, сколько времени отводится на решение теста, но хватило одной мысли о том, что если оставшиеся несколько десятков минут потратить на оплакивание собственного бессилия, можно будет отправляться паковать чемоданы обратно в Токио. Мисаки стиснул зубы, решительно развернул словарь и начал переводить задания. Преподаватель с сомнением смотрел на мытарства самого юного и беспонятного студента, но не вмешивался. К счастью, вопросы оказались несложными, и кулинарной эрудиции Такахаши хватило, чтобы не всхлопотать непроходной балл. Пережитый стресс начисто перебил страх перед чужим языком. Каково же было удивление Мисаки, когда в ответ на косноязычную просьбу поделиться рукописными материалами сразу несколько коллег протянули свои тетради. После этого случая английская речь начала всплывать в голове сама по себе, помимо умственного усилия, оставалось только озвучивать готовые, правильно построенные фразы, как будто надиктованные голосом Акихико.
Немного практики, и необходимость в англо-японском разговорнике отпала, вместо него был приобретен и с успехом использовался уже франко-японский. Учеба сразу пошла намного легче. В отличие от многих других студентов с курса, Мисаки не увлёкся разгульным образом жизни – опыт работы в клубе начисто отбил охоту к посещению злачных мест, поэтому все его вечера и ночи были посвящены чтению рекомендованной литературы, подготовке к занятиям, повторению уже пройденного материала, дополнительной практике в институтских лабораториях и оранжереях. Он никогда еще не занимался так усердно и с таким увлечением – интересно было абсолютно всё. Он никогда еще так не стремился стать лучшим, даже не подозревал, насколько амбициозным может быть.
Единственное, что давалось с явным трудом – курс сомелье. Мисаки легко воспринимал любую теоретическую информацию по классификации вин, географии, технологиях производства, тонкостях употребления, но когда дело доходило до практики, оказывался бессилен: раз за разом он дегустировал высококлассные напитки со всего света, пытался различать вкусы и ароматы, но быстро сбивался и начинал путаться в самых простых определениях. Да, завтрашний экзамен пугал... Зубрить конспект уже не было смысла, Мисаки и так помнил его до последней буквы, поэтому принял довольно мудрое решение: “Надо просто ложиться спать, и будь что будет...”
Напоследок он развернул страницу электронной почты, раскрытую на черновике поздравления для Усаги. “Усаги-сан, поздравляю... Желаю... Надеюсь... Такахаши Мисаки.” Полная чушь. Хотелось написать коротко и просто: “Я люблю тебя, прости за всё!” Все слова казались пустыми, неправильными, лживыми, и сама необходимость этого письма была слишком сомнительна. Конечно, черновик так и переместился в корзину, минуя папку “Отправленные”. Зачем лезть в налаженную жизнь дорогого человека со своими запоздалыми откровениями? Мисаки твердо решил, что вправе выразить свою любовь одним-единственным способом: дать Усаги шанс быть счастливым и не вмешиваться.
В папке “Входящие” между тем всплыло новое сообщение. “Накано Хироши”, – обозначилась имя в строке отправителя. Такахаши не стал дожидаться завтрашнего дня, чтобы прочитать письмо от друга – все равно уже на экзамен идти после бессонной ночи, так есть ли разница: поспать получасом больше, получасом меньше? Не привыкать.
“Хару-кун, доброго времени суток! Как твое парижское житьё-бытьё? У меня к тебе просьба. Буду краток, перейду сразу к делу. Ты писал, что в апреле у тебя будут пасхальные каникулы. Мне нужно увидеться с тобой на праздниках в Японии. У нас как раз в это время состоится премьерный показ клипа по новой песне. (Помнишь музыку, которую я написал прошлой весной?) На прошлой неделе мы запустили сингл в продажу. Не смей его скачивать из сети, не потворствуй пиратским сервисам!!! >_< Приедешь – подарю диск со всеми автографами. :) Очень надеюсь на тебя, приезжай, пожалуйста. Мне действительно нужна твоя помощь. P.S. Билеты на самолёт с меня. Хиро.”
