- Усами-сенсей, я думал об этом. К счастью, автор музыки разделяет мое мнение относительно смыслового посыла песни. Я наблюдаю за вами не так долго, но у меня ощущение, что вы услышите. Возьмите... – Сегучи положил на стол крохотный плеер с наушниками. Акихико ничего не оставалось, как включить музыку. На первых же тактах писатель прикрыл глаза, погружаясь в мелодичный перезвон струн гитары, подчиняясь мерному, как перестук рельсов под колесами поезда, ритму. Что он чувствовал? То же, что и всегда – боль в груди, привкус непролитых слёз, надежду... Он не сразу открыл глаза, когда отзвучали последние мажорные аккорды композиции.

- Что скажете, Усами-сенсей?

- М-м? – писатель не сразу вернулся в реальность.

- Вы услышали что-то своё?

Необходимо было отвечать на вопрос. Акихико взволнованно рассмеялся и взъерошил волосы на затылке.

- Услышал.

- ..? – Сегучи выжидающе смотрел на писателя.

- Я слышу поезд. Поезд, который ушел от меня навсегда.

Сегучи так и не вымолвил не слова. Он еще долго, затаив дыхание, смотрел на Акихико во все глаза.

- А надежду? Надежду вы слышите?..

- “Ждать и надеяться – верный способ скоропостижно сойти с ума”. Макс Фрай, – грустно процитировал Усами.

- Верно...

Каждый из них смотрел на другого так, будто впервые в жизни увидел человека, способного понять.

- Вы напишете песню?

- Если вы просите...

Комментарий к Глава 22 А вот и тот, кто душу успокоит.

====== Глава 23 ======

Усами снова надел наушники, чтобы прослушать мелодию от начала до конца и прикинуть, верно ли попадают ударения слов и паузы на музыкальный ритм. Определенно, песня была готова. Её слова закружились в голове, как те листья клёна в осеннем парке, сразу же, как только Акихико услышал композицию в плеере Сегучи. Но собрать из листьев букет не получалось весь день. Сначала писателя затянули повседневные обязанности, после работы все тот же вездесущий Каташи требовал тотального внимания, хотя сегодня сил и настроения едва ли хватало даже на обязательную программу: дождаться окончания тягомотных лекций, дописать планы на грядущее совещание, сдержать мучительный стон при виде ожидающего под дверью мальчишки, перекусить в ближайшем фаст-фуде под его неумолчную болтовню, неторопливо добрести до дома, пытаясь глотнуть по дороге толику свежего воздуха, принять душ, без особенного энтузиазма откатать ставшую обязательной программу в постели, снова принять душ, читать книги, притащенные из библиотеки, пока не наступит время ужина... И так далее, и так далее, пока, наконец, поздним вечером за Каташи не захлопнулась дверь, и писатель не остался один на один с тишиной и вдохновением – настолько давно не вкушаемым.

Акихико переписал песню начисто и поставил точку. Удивительным образом, он был доволен, умиротворен и испытывал такое же забытое, как и вдохновение, желание поделиться своим открытием с миром. Он вытащил из внутреннего кармана пиджака визитку Сегучи, задумчиво покрутил ее в пальцах, прикидывая, может ли застать музыканта в столь поздний час на работе, и в конце концов запустил листок с текстом в факсимильный аппарат. Ответный звонок раздался практически сразу.

- Усами-сенсей, вы только что закончили?

- Да, две минуты назад последнюю точку поставил. Хотел показать вам как можно скорее, но не особенно надеялся, что вы еще на работе.

- О, где же мне еще быть?! – детская веселость голоса не до конца скрывает усталость. – Вы теперь, должно быть, собираетесь спать?

- Надо бы. Но вряд ли получится, настроение не то.

- Ночами не спится?

- Можно и так сказать.

- Приезжайте ко мне. Положим ваш текст на музыку.

- К вам? Куда?

- В студию, конечно. Сейчас никто нам не помешает, можно немного поэкспериментировать. Я подумал, вдруг вам не захочется ждать?..

Акихико и сам не понял, почему согласился, – он совершенно не мог противиться этому человеку и своему желанию встретиться с ним еще раз. Теперь писатель шел по пятам за Сегучи, важно следующим на шаг впереди в сумраке переходов огромного офисного здания, разбавленном одними лишь лампами аварийного освещения. Точно так же он раньше, преисполненный собственного превосходства, рассекал по коридорам “Марукавы” с той лишь разницей, что в издательстве он появлялся исключительно в дневное время, и из-за каждого угла и двери на него таращились совершенно незнакомые любопытствующие лица, а здесь и сейчас было абсолютно пусто – ни единой души. Только эти два столпа современной японской культуры – Усами Акихико и Сегучи Тома. Акихико чувствовал настоящее эстетические удовольствие, наблюдая за музыкантом – столько в нем было достоинства и непринужденной уверенности в себе. Сегучи повернул ключ в замке одной из студий и вошел, зажигая подсветку над пультом звукорежиссера и около одной из синтезаторных установок, подключая питание аппаратуры, загружая ноутбук.

- Вы словно король в своих владениях, Сегучи-сан.

- Мне нравится это чувство. Правда многие, кажется, считают меня тираном, – просто удивительно, насколько готов к улыбке был этот человек в ответ на самую обычную шутку, совершенно простые слова.

- Сегучи-сан, вы кажется, не умеете не улыбаться. Как у вас сил хватает?

- Первое, что мне приходит на ум от вашего вопроса – снова улыбка, – Сегучи взял секундную паузу на раздумья. – Мало кому хочется видеть меня другим, Усами-сенсей.

- Вы настолько другой?

- Хм... Такого вопроса мне, кажется, еще никто не задавал. Да, я другой, – Тома прикрыл глаза и расслабился, а когда открыл их снова, на лице не осталось ни намека на улыбку – жесткий изгиб губ, усталый, серьезный взгляд, брови, сдвинутые к переносице.

- То есть вы улыбаетесь только на публике?

- Конечно нет, – как по мановению волшебной палочки складка между бровей разгладилась, и выражение лица потеплело. – Заглядываю утром в зеркало, вижу там вместо нормального человеческого выражения надпись “Не влезай – убьёт!”, усилием воли изображаю что-нибудь поприятнее и так весь день хожу. Удобно, знаете ли. Не знаю, каким образом, но само это мышечное усилие в итоге поднимает настроение.

- Вы виртуозно владеете собой! Но со мной можете расслабиться. Я сам почти никогда не улыбаюсь и не считаю необходимым, чтобы это делали другие. Точно не через силу.

- Сейчас я не заставляю себя. Необъяснимо, но с вами мне легко улыбаться, Усами-сенсей.

Акихико почувствовал, как в ответ на эту откровенность на душе его становится светлее и легче. Он, следуя примеру Сегучи, попробовал раздвинуть губы в усмешке.

- Да не мучайте вы себя! – рассмеялся президент, наблюдая за потугами Акихико, и писатель в ответ разразился искренним смехом. Так они и смеялись, глядя друг на друга, сначала неуверенно, а потом все сильнее увлекаясь, пока слезы не покатились по щекам, и веселье не начало напоминать коллективную истерику. –

- Все, все, давайте работать, я больше не могу! – Вдоволь нахохотавшийся Сегучи утер ладонью влажные дорожки со щек и, продолжая время от времени вздрагивать от все прорывающихся смешков, взобрался на высокий табурет у синтезаторов и вытащил из папки несколько листков с нотами.

- Усами-сенсей, пока вы ехали, я успел положить ваши слова на ноты. На листе все смотрится превосходно, такое ощущение, что вы уже не раз писали песни на готовую музыку.

- Нет, Сегучи-сан, я и стихи начал писать всего полгода назад. До этого никогда не получалось.

- Разве? Я думал, вы давно признаны как поэт.

- Я прозаик. Всю жизнь был прозаиком до мозга костей.

- Тогда как вы открыли в себе талант поэта? Почему?

- Долгая история. И не думаю, что интересная.

- Я понимаю, вы не хотите рассказывать. Простите моё любопытство.

- Вам я мог бы рассказать, – Усами казалось сейчас, что этому человеку готов открыть о себе абсолютно всё без утайки. Рядом с ним он чувствовал себя спокойнее и сильнее, как будто получал прощение всех своих грехов и утешение страданий. – Но это, правда, долгая история. Я бы оставил ее на потом.