Айкава не сдержала обещание и явилась только через день, ранним вечером, когда Усами только-только вернулся с работы, которую как специально закончил пораньше. Она снова открыла дверь своим ключом.

- Айкава-сан, вы не пробовали звонить в дверь хотя бы из соображений элементарной вежливости? – после вчерашнего вторжения Акихико был взвинчен выше всяческого предела.

- Как будто мне кто-то когда-то открывал добровольно! Разве что Мисаки. Но его помощи ждать не приходится, – Айкава сердито поджала нижнюю губу и исподтишка зыркнула на хозяина апартаментов.

- Ну конечно! Зачем вам волноваться по таким пустякам с вашим-то уважением к чужому личному пространству.

- Усами-сенсей, при всем желании я не могу проникнуться уважением к сцене, увиденной мною здесь вчера вечером.

Акихико неопределенно хмыкнул, со злостью осознавая, что Айкава в принципе права, но абсолютно не имеет права вмешиваться и комментировать ситуацию. Мужчина отвечать на выпад не стал: он уже принял решение, и не видел смысла в словесных препирательствах.

- Вы принесли тетрадь?

- Да, принесла. Возьмите. Я аккуратно с ней обращалась, прямо пылинки сдувала! – Айкава натянуто рассмеялась под неприязненным взглядом писателя.

Акихико осторожно взял в руки тетрадь, внимательно оглядел обложку, пролистал страницы, бережно провел пальцами по корешку, и еле удержался, чтобы не прижать ее защитным жестом к груди.

- Я думаю, ей хватало и моей заботы, – Усами намеренно не вдавался в вопросы, чтобы не облегчать задачу редактору. Он давно был знаком с этой женщиной и прекрасно знал, что просто так она ничего и никогда не делает. Но пускай сама скажет, чего же ей нужно.

- Я показала ваши стихи в издательстве, Усами-сенсей. Исака-сан предложил... – женщина наконец решилась взять быка за рога и заговорила. Акихико не стал вслушивался. Он прекрасно знал, что издательство ни в коем случае не упустит своей выгоды и во что бы то ни стало будет выколачивать права на издание любой печатной продукции авторства Усами Акихико, тем более теперь, когда его отказ от творческой деятельности прогремел сенсацией во всех средствах массовой информации, и поклонники неистовствовали от разочарования и горя. Сейчас, когда договоренности оказались расторгнутыми, все козыри оказались у Усами в рукаве. Айкаве несказанно повезло вообще обнаружить, не то что изъять, этот сборник. По большому счету, с помощью хорошего адвоката писатель за одно это мог засудить издательство на миллионные компенсации, а уж если говорить о деловой репутации компании...

- Так вы сделали копию рукописи? – Айкава замялась, пытаясь подыскать безопасный ответ.

- Да... – в конце концов она решила признаться, понимая, что в ситуации с Усами ее может спасти только честность.

- Компьютерный набор или фотокопия? – писатель не разменивался на лишние слова.

- Фотокопия... Мы хотели бы заключить договор на использование иллюстраций тоже...

“Всё препарировали, изучили как бактерию под микроскопом,” – отвращение было таким сильным, будто все без исключения работники издательства “Марукава”, включая уборщиков, не снимая грязной обуви, истоптали всю его душу вдоль и поперек до самого дальнего угла.

- Поспешу разочаровать, права на иллюстрации мне не принадлежат. Обращайтесь к господину Такахаши... Мисаки... – это имя далось Акихико с трудом.

- Мисаки?..

“О, нет! Айкава, прекрати! Неужели ты не понимаешь, насколько мне больно?!” – писатель свел брови в страдальческой гримасе.

- Усами-сенсей, что с вами? Вам плохо?

“Мне плохо! Еще как плохо! Я уже не знаю, что мне сделать, чтобы унять эту чертову боль! Мне достаточно одного его имени!”

- Ничего. Курить хочется.

Айкава молча протянула мужчине сигареты и зажигалку, лежавшие подле нее на столе. “Меня уже мутит от количества выкуренных сигарет! Но курить придется, нечего ей смотреть на мои страдания.” Акихико вытащил губами сигарету, щелкнул зажигалкой и, прищурив глаза, глубоко вдохнул в себя первую, самую сладкую, порцию дыма. Он медленно выдохнул себе под ноги, вздохнул и, наконец, заговорил о том, что принял для себя еще позавчера ночью, размышляя о выходке Айкавы:

- Я подпишу договор на публикацию этих стихов, если вам всем будет угодно. Но только стихов, я имею отношение только к ним. Ни единой другой строчки, ни единой закорючки из этой тетради не увидят свет. Я подпишу договор прямо сейчас, и не вздумайте уверять, что вы его еще не составили. Уверен, он у вас с собой в нужном количестве экземпляров и со всеми сопроводительными бумагами и доверенностями. Но у меня есть условие, Айкава-сан.

- Какое условие, Усами-сенсей?

- Я отдаю вам договор, а вы возвращаете мне ключи от моей квартиры. И больше никогда! – я повторяю – никогда не переступаете порог моей квартиры без приглашения.

- Я буду долго дожидаться вашего приглашения и, скорее всего, не дождусь его никогда? – закончила женщина вместо писателя.

- Приблизительно так.

- Усами-сенсей, но я не могу... я не хочу прерывать наши с вами добрые отношения...

- Вы не хотите, но вы можете, и не убеждайте меня в обратном. Между карьерой и добрыми отношениями вы выберете карьеру. И отношения наши добрыми назвать язык мой не повернется. Не после того, как вы отобрали у меня вот это, – он взмахнул в воздухе тетрадью, которую так и не выпустил из рук.

- Вы не можете быть уверены! Вы думаете, я все делаю только ради карьеры?

- Удивите меня.

- Я думаю, что и эти стихи, и эти иллюстрации должны увидеть свет, но не ради заработка издателей, а ради вас и Мисаки. Потому что...

- Хватит! – рявкнул Акихико, не давая Айкаве закончить. Он размашисто подписал все экземпляры документов, вытащенных Айкавой. – Достаточно с меня упоминаний этого имени на сегодня! Забирайте бумаги. Не в моих правилах, но я даже читать не буду, что вы мне подсунули на подпись. Пусть даже кредит на миллион долларов.

Айкава ошеломленно положила ключи в выразительно протянутую ладонь писателя. Она смотрела на Акихико во все глаза: за всю историю совместной работы стычки между ними случались столько раз, что и сосчитать было невозможно, но никогда еще Усами-сенсей не разговаривал со своим редактором в таком тоне и не обрывал на полуслове. Раньше в самых горячих спорах он всегда подавал себя, как джентльмен, уважал привилегии слабого пола. Если бы писатель нашел в себе силы взглянуть сейчас на эту собранную, деловую женщину в агрессивно-сексуальном костюме, с ярким макияжем, глубоким декольте и на шпильках, то увидел бы, что в уголках ее рта залегли горькие складки, а в глазах закипают слёзы обиды, как у маленькой беззащитной девочки. Если бы он нашел силы задуматься о ком-то, кроме себя, он бы заметил, что никогда раньше – ни разу – он не пытался намеренно обижать людей.

Но Акихико снова уже устремил свой взгляд в пустоту. Сгорбленная фигура не дрогнула, не обернулась вслед уходящей женщине, которую через секунду сменил на пороге входящий юноша.

*Танабата (яп. 七夕 танабата, Ткачиха, Вега) — традиционный японский праздник, также часто называемый «фестиваль звёзд» или «звёздный фестиваль» (хоси мацури). Не является государственным праздником. Обычно отмечается ежегодно 7 июля.

====== Глава 22 ======

“Осень – такая осень...” – глубокомысленно отметил Усами-сенсей, прокладывая себе дорогу через газон, заваленный яркими желтыми и красными листами клёна в университетском сквере. Он зашвырнул окурок в ближайшую урну и вдохнул полной грудью чистый, прохладный воздух, переполненный пряными ароматами облетающих деревьев, увядающей травы, первых заморозков, сырой земли и немного – моря. В это время года, особенно любимое Акихико, небо тоже напоминало море: высокое, бездонное, чистое, сочного цвета бирюзы. “Тишина...” – отовсюду веяло покоем, даже звуки города доносились сюда издалека, как будто заглушенные толщей воды. Мужчина бродил кругами, с громким шорохом расшвыривая хрустящую листву ногами и поглядывая ввысь, на мутное, бледное солнышко, которое зависло еще совсем невысоко, едва проглядывая сквозь поредевшие кроны.