– Приве-е-ет, – радостно пропела мама. – Как ты, солнышко?

– Более-менее, – ответила я, стараясь не сильно хмуриться и сдержать разом подкатившие на глаза слезы. – Немного растеряна только…

– Растеряна? – в голосе мамы послышалась тревога. – Что случилось?

Я замешкалась, отвела глаза, обдумывая, как лучше рассказать родителям о случившемся, заранее представляя, как будет гневаться папа, как расстроится мама… Но мне и хотелось этого. Хотелось их огня и жалости. Мне просто необходимы были сочувствие и поддержка.

– Роджер, – буркнула я и умолкла, пытаясь проглотить выросший в горле ком. – Он гуляет. На стороне…

Родители молчали. Загадочно переглянувшись между собой, они снова уставились в камеру, будто и не слышали, что я им сказала.

– Муж изменяет мне, – уже тверже повторила я, громко вздыхая и крепче прижимая к себе несчастную подушку.

– А раньше ты не догадывалась об этом? – вдруг уточнил папа.

– Тихо, Том! – мама стукнула его по плечу, призывая к тишине. – Кэти, милая… ты нас прости, но… неужели ты и правда не подозревала ничего подобного раньше?

Я молчала. И не потому, что мне нечего было ответить: можно было долго рассказывать о слепом доверии и любви, каяться и реветь, только вот больше меня волновала реакция родителей. Не таких эмоций я ждала от них.

– Вы что, знали? – спросила тихо, больше всего надеясь на то, что вот сейчас папа закипит и начнет кричать:”Что ты такое говоришь?! Да я бы его порвал на лоскутки!”. Но родители снова переглянулись, мама многозначительно приподняла брови и указала взглядом на дверь. Папа поднялся и без слов вышел, оставляя нас наедине.

– Доченька, – начала мама, а у меня комната закружилась перед глазами.

– Вы знали, – совершенно точно поняла я.

– Ну милая, он ведь мужчина солидный, видный…

И тут я отключилась. Просто приказала визофону прервать разговор. Стало холодно и одиноко. Не так, как раньше. Раньше можно было накинуть теплую безрукавку или платок из шерсти тона, а лучше всего наполнить ванну горячей водой с дорогой артезианской солью и согреться. Объятия мужа можно заменить разными вещами, а вот родительским объятиям альтернативу еще не придумали. Я замерзала изнутри, теряя связь с разумом и чувствуя, как зверею.

Они знали. Приняли как данность факт его измен. И молчали.

Не помню, сколько носилась по комнате, словно раненое животное: иногда ревела, иногда подвывала, а порой останавливалась, замирала и смотрела в одну точку, забывая обо всем на свете и повторяя про себя, что вот-вот проснусь, и все будет по-прежнему. Как ни странно, вывел меня из этого ужаса будильник. Разбудил, так сказать, в прямом и переносном смысле слова.

Голос Роджера громко и четко оповестил: “Три часа дня. Через час встреча с мистером Коулом”.

И я замерла, испуганно прислушиваясь. А после, поняв, что это всего лишь запись, поставленная на автоматику, расхохоталась зло, истерически. Вот до чего меня довел мой брак. Я трясусь даже от голоса собственного мужа. Тогда же пришло осознание: пока думаю, что все как-нибудь решиться само собой, пока доказываю себе, что мой муж не чудовище и не бросит меня на улице ни с чем, подсознание уже смирилось с реальностью… Он бросит. Он пустит меня по миру, отобрав все до копейки. Он уже ушел, и город жужжит об этом, как небольшой улей, смакуя подробности его измен.

На негнущихся ногах я подошла к входной двери и нашла взглядом небольшую карточку черного цвета, на которой было выведено простым белым шрифтом “Адам Боннер. Адвокат”. Сзади был напечатан адрес его офиса.

Что ж, посмотрим, кого Марта мне посоветовала…

– Приехали, миссис, – сообщил таксист, оборачиваясь. – Ваша улица.

Я посмотрела в окно и удивленно вскинула брови. Разве в таком районе может работать приличный адвокат? Огромная высотка, тянущаяся ввысь бесконечным количеством зеркальных окон, закрывала собой, казалось, само солнце. По бокам от нее, насколько хватало глаз, красовался железный, местами прогнутый внутрь, забор. И ни души вокруг.

– Выходим, миссис? Или отвезти вас назад, в центр? – усмехнулся водитель, также рассматривая окружающий пейзаж.

– Вы уверены в правильности адреса? – нахмурившись, я притянула к себе сумочку и сурово уставилась на таксиста.

– Абсолютно. Здесь раньше долина нищих была. Ну, помните, по визофону показывали лет семь назад, завод по переработке пластмассы взорвался? Горел еще несколько недель, никак не могли потушить пламя. А вокруг жители задыхались, митинговали, движения всякие против действующей власти организовывали.

– Да, припоминаю.

– Так вот, это то место. Жителей расселили кого куда, территорию оградили и полностью отдали под новые заводы. А здесь сити-холл построили с множеством фирм.

– Но кто будет в таком месте людей принимать?

– Вам виднее, к кому вы приехали, миссис. Так что – выходим или уезжаем?

Я уже хотела было приказать ехать обратно, но тут вспомнила, что квартира в общем-то и не моя. А значит, выбора особо нет. Придется идти.

– Вы могли бы подождать меня здесь? – открывая дверь, попросила водителя.

– Боюсь, что нет, – категорично заявил он. – Вам на ресепшене машину вызовут, как только понадобится. Нам часто отсюда заказы приходят, не волнуйтесь. Хотя с виду местечко то еще, соглашусь.

Я чиркнула кредитной картой по счетчику, громко вздохнула и, сцепив зубы, вышла из такси. Терять теперь мне было нечего, а побороться за комфортную жизнь, к которой привыкла, очень хотелось.

Стоило подняться по широченным ступенькам и приблизиться к огромной зеркальной двери, как та отъехала в сторону, пропуская меня в удивительно светлый зал, вымощенный белой плиткой. Высокий потолок был украшен витиеватой лепниной и подперт снизу многочисленными колоннами. В противоположном от входа конце расположилась громоздкая столешница, за которой восседала женщина неопределенного возраста. Ей смело можно было дать от двадцати до сорока пяти лет – слишком много профессиональной косметики на лице, консервативная прическа и классический белый костюм-тройка делали ее безликой и какой-то неопределенной. Чуть отведя взгляд в сторону, я тут же забыла, как она выглядела, и решила, что на это и рассчитывали те, кто здесь посадили даму.

– Добрый день, – безэмоционально поприветствовала меня девушка. – Чем могу вам помочь?

– Добрый. Я приехала к Адаму Боннеру, он…

– Ваше имя?

Чуть поморщившись от того, что меня так неуважительно прервали, все же продолжила разговор в спокойном тоне:

– Миссис Поук. Но мне не назначено, потому что…

– Шестнадцатый этаж. Вас ожидают в офисе три дробь восемь ноль шесть, – девушка натянула на лицо учтивую улыбку и протянула руку в сторону, указывая направление.

В следующий миг сбоку от стойки ресепшена часть стены бесшумно разъехалась в стороны, открывая кабину зеркального лифта. Я едва сдержала удивленное “Оу”, постаравшись максимально сохранить внешнее равнодушие. Хотя до работницы офис-холла мне было слишком далеко.

– Назовите конечный пункт, – попросил меня мужской роботизированный голос, стоило войти в кабинку.

– Три дробь восемь ноль шесть, – по инерции отозвалась я. – Офис Адама Боннера.

– Спасибо. Ожидайте.

Дверь бесшумно закрылась, и время замерло. Я стояла посреди небольшой комнатки, окруженная собственным отражением со всех сторон и, казалось, никуда не двигалась. Возможно, в это время девушка с ресепшена согласовывала мой визит к адвокату, но тогда для чего было загонять меня в замкнутое пространство? Уже решив грозно изъявить желание выйти, я открыла рот и… двери снова открылись.

На этот раз перед моим взором было большое квадратное помещение, заставленное минимальным количеством мебели: слева были лишь окна с пола до потолка, в центре разместился стеклянный стол на двенадцать персон, небольшой письменный стол укрылся в дальнем конце комнаты, вокруг него громоздилась куча всевозможной техники. Напротив стены справа стоял полукруглый кожаный диван, а на стене висел шикарных размеров монопод, в данный момент транслирующий сразу восемь новостных каналов северного континента.