– Ты не могла бы задержаться на минутку и рассказать ей, как надо одеваться? – попросила женщина.

– Ну, не знаю…

Теперь, когда ей что-то надо, она вдруг стала такой вежливой. А у меня своих проблем хватает: нужно пронести через город секретный пакет.

– Для нее это очень важно, – сказала женщина. – Она совсем одна.

– Это заметно.

Я села на диван рядом с девушкой.

– Меня зовут Кася. – Я накрыла ладонью ее руки. Руки у нее были еще холоднее моих. – Анна, такое красивое имя. Ты знаешь, что оно означает? «Избранная Богом».

– На самом деле меня зовут Ханна, – буркнула девушка, даже не взглянув на меня.

– Если ты собираешься жить в семье католиков, первым делом тебе надо избавиться от этого шарфа.

Она посмотрела на меня, но снять шарф не спешила. Я не могла просто уйти и оставить ее одну.

Ханна медленно стянула с головы шарф, и темные волосы упали ей на плечи.

– Вот и хорошо, – похвалила я. – А еще тебе лучше не ходить в черных чулках и ботинках. Давай поменяемся.

Девочка даже не пошевелилась.

– Я не могу, – сказала она.

– Ханна…

– Осталось три минуты, – напомнила женщина от двери.

– Тебе лучше поторопиться, – настаивала я.

– Я передумала, – ответила девочка.

Я встала и поправила юбку.

– Хорошо. Тогда я ухожу.

– Мой парень сказал, что если я это сделаю, то перестану для него существовать.

Я снова села на диван.

С парнями вечно столько проблем!

– Не сваливай все на него. Ты сама должна принять решение.

– Он все равно теперь меня ненавидит. Говорит, что я бросила родителей.

– Твои родители хотят этого. А твой парень потом поймет, что так для тебя лучше.

Женщина шагнула от двери в нашу сторону.

– Давайте уже заканчивайте.

– Они же только мужчин забирают, – упрямилась Ханна. – Может, мне дома остаться…

– Тебя могут угнать, так что лучше жить в новой семье. Если все получится, ты сможешь передавать родным продукты…

– Ничего не получится.

– Многие так делают, и все нормально. А сейчас – выше нос. Эсэсовцы сразу замечают тех, кто сник.

Ханна провела рукой по лицу и расправила плечи. Хорошее начало! Она была симпатичной девушкой с веснушчатым носом.

– Возьми мои туфли. Шевелись.

– Две минуты, – считала женщина.

– О нет, я не могу.

– Ты должна. Эти ботинки тебя сразу выдадут. Давай поменяемся.

А вдруг меня остановят? У меня настоящие документы, и папа, если что, выручит.

Ханна стянула черные чулки и поменяла на мои белые гольфы. Я надела ее ботинки, размером чуть меньше моих.

– А теперь повернись. – Я быстро-быстро заплела ее темные волосы в толстую косу. – Незамужние девушки-католички заплетают только одну косу. Знаешь «Отче наш»?

Ханна кивнула.

– Хорошо. И выучи польский национальный гимн. Они теперь часто спрашивают. Если кто предложит водку, не цеди, пей одним глотком или отказывайся.

– Пора, – вмешалась женщина.

Я оценила свою работу и осталась довольна.

На столе лежала Библия в белом переплете.

Я протянула ее Ханне:

– Красивая Библия. Только поразгибай переплет туда-сюда, как будто ты часто ее читала. А в церкви опускайся на правое колено. Вот так. И крестись… – я показала, – вот так. Нет, правой рукой. Правильно. Просто повторяй все за другими. И не жуй облатку. Она должна растаять во рту.

Ханна схватила меня за руку:

– А мне обязательно есть свинину?

– Ты скажи, что как-то сильно отравилась и теперь даже смотреть на нее не можешь…

– Спасибо, – сказала Ханна. – Жаль, мне нечего тебе дать.

– Ивона, пожалуйста, – взмолилась женщина.

– Это не важно. Главное – ничего не бойся. Твой польский не хуже, чем у поляков. И вот еще – последний штрих. – Я сняла цепочку с серебряным крестиком и надела ее Ханне на шею.

Она посмотрела вниз на крестик.

– Понимаю, тебе трудно с ним ходить, но все католички носят крестики.

Петрик бы понял.

Я подошла к двери и оглянулась на прощание. Ханна стояла с Библией в руке – типичная девушка-католичка собралась пойти на воскресную мессу.

– Пять минут прошло, – заметила женщина и предложила: – Может, тебе лучше остаться до темноты?

– Со мной все будет в порядке.

Меня ждал Петрик.

Я поднялась по лестнице, прошла через аптеку и оказалась на улице.

Как же было хорошо снова оказаться на свежем воздухе. И дело я сделала.

«Не буду-ка я пока выпрашивать себе задания», – думала я на пути в кинотеатр.

Взглянув на часы, я поняла, что на смену приду рано. То-то босс обрадуется.

Все, чего я хотела, – это без приключений добраться до места, а там, если понадобится, Петрик всегда поможет.

Я прошла большую часть пути, но еще в Старом городе у меня возникло такое чувство, будто меня кто-то преследует. Я наклонилась, чтобы затянуть шнурок на ботинке Ханны. В рюкзаке зашуршал секретный пакет. Я мельком глянула назад. Тот самый штурмовик, которого я заметила у аптеки, разгонял группу подростков.

Видел он, как я спускалась в полуподвал или не видел?

Я отогнала прочь дурные мысли и быстро пошла дальше.

К кинотеатру я подошла за пять минут до начала моей смены.

Над входом была вывешена афиша: «Вечный жид»[20]. С того дня, как нацисты заняли кинотеатр, все фильмы присылались из их штаба «Под часами». Поляков в кинотеатр не пускали, но мы по названию понимали, что этот фильм – нацистская пропаганда.

Возле кассы уже образовалась очередь. Немцы стояли с этим особенным выражением ожидания начала сеанса на лице. Одной из новинок, которые внедрили у нас нацисты, была патриотическая музыка. Ее без конца передавали через динамики на фасаде кинотеатра. «Хорст Вессель», гимн НСДАП, погребальный марш с духовыми гремел над площадью весь вечер и даже во время сеанса. «Знамена ввысь! В шеренгах, плотно слитых, СА идут, спокойны и тверды», – пел хор немцев.

Я прошмыгнула в дверь кассы и перевела дыхание. Помещение было маленьким, размером где-то с ванную комнату. Высокий табурет и завешенное бумагой окно – вот и все.

Следили за мной?

Я включила свет и дотронулась до кассы. Прохладная и гладкая поверхность успокаивала. Надо взять себя в руки и заняться делом – рассортировать деньги, но шторы пока не поднимать.

Где мама? Пора бы ей уже принести мне еду.

У мамы был опыт работы медсестрой, и немцы заставили ее помогать в больнице Старого города.

Почему она опаздывает именно тогда, когда я умираю от голода?

Запах немецких конфет сводил с ума.

Я чуть-чуть отодвинула шторы и выглянула из будки. Меня словно током ударило. Этого просто не может быть! Штурмовик, которого я видела у аптеки мистера Зета, стоял в очереди и беседовал с двумя домохозяйками.

Как же я обрадовалась, когда Петрик ворвался в будку и сел на свое привычное место на полу под окном. Щеки у него раскраснелись, и голубые глаза из-за этого казались особенно яркими. Сразу за Петриком в будку проскочила его младшая сестра Луиза. Она соскользнула по стене и устроилась рядом с братом. Они были совсем разные. У Петрика светлые глаза, у Луизы – темные. Он – серьезный, она – хохотушка. В свои пятнадцать Луиза была в два раза меньше брата.

– Как прогулялась? – спросил Петрик.

Я поправила юбку, чтобы ноги при взгляде с пола на высокий табурет смотрелись максимально выгодно.

– Очень даже хорошо, только вышла одна заминка…

Петрик дал мне понять, что при Луизе распространяться об этом не следует.

– А я вот хочу разобраться, в чем мой самый главный талант, – сообщила Луиза. – Кася, как ты думаешь?

И почему она в такой момент пристает с дурацкими вопросами?

Я снова отодвинула шторку и посмотрела на очередь – штурмовик в коричневой рубашке никуда не делся. Теперь он оживленно разговаривал с двумя мужчинами в очереди.

Обо мне?

– Луиза, не знаю, – ответила я. – Ты хорошо печешь…