– Ты почему сегодня опоздала? – спросил Рожер. – Пиа уже два часа на месте.

Генеральный консул Рожер Фортье занимал угловой кабинет с видом на Рокфеллер-плаза и «Променад кафе». Зимой эту утопленную ниже тротуара площадку покрывал знаменитый каток, но летом здесь расставляли столики, между которыми сновали официанты в смокингах и фартуках до колена. За кафе «падал» на землю массивный золотой Прометей Пола Мэншипа с украденным огнем в руке. А уже за Прометеем на семьдесят этажей к синему небу выстреливал Ар-Си-Эй-билдинг. У Рожера было много общего с высеченной над входом в здание фигурой Мудрости в образе мужчины. Нахмуренные брови. Борода. Недовольный взгляд.

– Заскочила к флористу за бутоньеркой для Бонне…

– О, ради этого и пол-Франции может подождать.

Рожер вцепился зубами в пончик, и сахарная пудра посыпалась ему на бороду. Консул, несмотря на то что, как бы это помягче выразиться, был здоровяком, никогда не испытывал недостатка в женском внимании.

На столе Рожера громоздились папки с секретными документами и досье пропавших граждан Франции. Согласно «Руководству консульства Франции», в обязанности Фортье входили: «Помощь французским гражданам в Нью-Йорке в случае ограбления, серьезной болезни или ареста. Решение вопросов, касающихся метрических свидетельств, усыновления и потери документов. Организация визитов дипломатов и официальных лиц Франции. Содействие при возникновении политических проблем и стихийных бедствий». Благодаря ситуации в Европе работы хватало по всем направлениям, если приравнять Гитлера к стихийному бедствию.

– Вообще-то, меня ждут дела…

Рожер толкнул бумажную папку, и она заскользила по полированному столу для совещаний ко мне.

– У нас не просто нет спикера. Я полночи переписывал речь Бонне. Пришлось обойти тот факт, что Рузвельт не против того, чтобы Франция покупала американские самолеты.

– Французы могут покупать любые самолеты.

– Кэролайн, мы тут заняты сбором денег. Сейчас не время раздражать изоляционистов. Особенно богатых.

– Но они в любом случае не поддерживают Францию.

– Нам не нужна плохая пресса. «Не слишком ли Штаты потакают Франции?» «Не послужит ли это еще большему сближению Германии и России?» Да я третье предложение закончить не успею, как меня перебьет какой-нибудь репортер. И мы не должны упоминать Рокфеллеров… Не хочу выслушивать по телефону Младшего. Хотя теперь, когда у нас нет Бонне, он так и так позвонит.

– Рожер, это катастрофа.

– Возможно, придется все переделать.

Фортье провел длинными пальцами по волосам и оставил свежие борозды в брильянтине.

– Вернуть сорок тысяч долларов? А как же Фонд французских семей? Я и так на последнем издыхании. Плюс мы заплатили по десять долларов за уолдорфский салат…

– Они называют это салатом? – Рожер пролистал свои карточки с контактами, половина записей была неразборчива и перечеркнута крест-накрест. – Как пафосно… Шинкованные яблоки с сельдереем. Да еще сырые грецкие орехи…

Я терзала свой «Вилдекс» на предмет известных персон. Мы с мамой были знакомы с Джулией Марло, знаменитой актрисой, но она уехала в турне по Европе.

– Как насчет Питера Пэтаута? Мамины люди прибегали к его услугам.

– Архитектор?

– Архитектор Всемирной выставки. У них там робот семь футов в высоту.

– Скука. – Рожер похлопал по ладони серебряным канцелярским ножом.

Я пролистала карточки до буквы «Л».

– А капитан Лихьюд?

– С «Нормандии»? Ты серьезно? Ему платят за то, что он скучный.

– Рожер, ты не можешь отмахиваться от всех предложений. А Пол Родье? Если верить Бетти – все о нем только и говорят.

Рожер поджал губы – хороший знак.

– Актер? Я видел его на сцене. Неплох. Высокий и привлекательный, если тебе такие нравятся. Быстрый метаболизм, не иначе.

– По крайней мере, мы можем быть уверены в том, что он запомнит текст.

– Но он непредсказуем. И женат к тому же, так что не строй планы.

– Мужчины меня уже не интересуют.

В тридцать семь я смирилась с одиночеством.

– Не уверен, что Родье с этим согласится. Ладно, выбор за тобой, но проследи, чтобы твой спикер не отклонялся от текста. Ни Рузвельта…

– Ни Рокфеллеров… – закончила я.

В промежутках между текущими делами я обзвонила возможных в подобной ситуации кандидатов на роль спикера и была вынуждена признать, что кандидат один – Пол Родье. Он был в Нью-Йорке, играл в американском мюзикле «Улицы Парижа» в театре «Бродхерст», где феерически дебютировала Кармен Миранда.

Я позвонила в агентство Уильяма Морриса, там мне ответили, что все разузнают и перезвонят. Спустя десять минут агент месье Родье сообщил, что в этот вечер театр закрыт и, хотя у его клиента нет смокинга, он почтет за честь выступить на нашем гала-приеме и готов обсудить детали в «Уолдорфе». Я тут же помчалась переодеться в мамино черное платье от Шанель, благо наша квартира была на Восточной Пятидесятой улице, в двух шагах от «Уолдорфа».

В гостиницу я вошла, когда двухтонные бронзовые часы, как колокол Вестминстерского собора, отбивали очередные полчаса. Месье Родье я нашла в примыкающем к лобби баре ресторана «Пикок-эли». Он сидел за столиком, а гости в великолепных нарядах уже начинали подниматься в Большой банкетный зал.

– Месье Родье? – спросила я.

Рожер был прав относительно его привлекательности. Первое, что бросалось в глаза при встрече с Полом Родье, – его невероятная улыбка, но это уже после потрясения от его физической красоты.

– Не представляю, как вас отблагодарить за то, что вы так быстро откликнулись на нашу просьбу.

Родье поднялся, и сразу стало понятно, что по телосложению ему больше подходит участие не в бродвейских постановках, а в гребной регате на реке Чарльз. Он собрался поцеловать меня в щеку, но я протянула руку, и он ее пожал. Приятно было познакомиться с мужчиной моего роста.

– Всегда рад помочь.

Проблема была в его костюме: зеленые брюки, темно-лиловый пиджак спортивного кроя и, что хуже всего, черная рубашка. Только священники и фашисты носят черные рубашки. И гангстеры, конечно.

– Вы не хотите переодеться? – Я с трудом сдержалась, чтобы не пригладить его волосы, которые по длине вполне можно было стянуть в хвост резинкой. – Или побриться?

Со слов агента месье Родье я знала, что он проживает в «Уолдорфе», а значит, его бритвенный набор был в нескольких этажах над рестораном.

Пол пожал плечами:

– Я так одеваюсь.

Типичный актер. Это можно было предвидеть.

Поток гостей в направлении банкетного зала нарастал. Женщины в потрясающих платьях, мужчины во фраках и лакированных «оксфордах» или оперных лодочках из телячьей кожи.

– Это мой первый гала-прием, – призналась я. – Единственный вечер, когда консульство собирает пожертвования. В приглашениях указано: «Все мужчины – во фраках».

Налезет на него старый смокинг отца? Длина рукава подойдет, а вот в плечах точно будет тесноват.

– Мисс Ферридэй, вы всегда такая… напористая?

– Видите ли, здесь, в Нью-Йорке, индивидуальность не слишком приветствуется. – Я вручила ему скрепленные скобками листы. – Уверена, вам не терпится просмотреть текст выступления.

Родье протянул их обратно:

– Нет, благодарю.

Я снова впихнула ему текст:

– Но генеральный консул лично все это написал.

– Повторите, ради чего я в этом участвую?

– Ради вынужденных покинуть свой дом граждан Франции. И ради моего Фонда французских семей. Мы помогаем сиротам, которые потеряли родителей по множеству разных причин. Ситуация во Франции неопределенная, и для них мы – единственный постоянный источник одежды и продовольствия. Плюс ко всему сегодня на приеме будут Рокфеллеры.

Родье полистал речь.

– Я бы на их месте просто подписал чек – и никаких приемов.

– Рокфеллеры – наши самые щедрые благотворители, но, прошу, не упоминайте о них в своей речи. И о президенте Рузвельте. О самолетах, которые США продает Франции, тоже не стоит упоминать. Кое-кто из наших гостей, безусловно, любит Францию, но они предпочли бы пока не касаться вопроса войны. Консул хочет обойти все скользкие темы.