Она видела его высокую, сильную шею, разворот плеч и ямочку между ключицами. Совершенные очертания скул, нижней челюсти, губ, все время готовых скривиться в ехидную, наглую усмешку… И она видела шрамы.

Шрамы были везде. Пересекали грудь и плечи. Звездами, оставленными – кто знает? – стрелами, а может и клещами палача, цвели на поджарых боках и животе. Они были… как летопись. Летопись того, чего Алиса и представить себе не могла. И вдруг, сейчас, в этот миг, почувствовала. Так сильно почувствовала, что внезапно сердце ее болезненно сжалось.

Сколько же горя, сколько смертей, сколько калечащих душу не моментов – лет, десятилетий, думала она. Такой красивый. Такой живой и отчаянный…

«Мамочки, - обомлел тот, кто был ее здравым смыслом. – Да ты что, забыла, как он тебя душил?.. Ты что, готова уже…»

Алиса сама не хотела додумывать, на что она там готова. Ей стало вдруг и страшно, и горько, и сладко одновременно. Никогда, ни с кем рядом не испытывала она ничего подобного…

- Швы нужно снять…

Ей хотелось, чтобы голос ее прозвучал деловито или буднично. Но он прозвучал так, как прозвучал.

Заметив, как он перехватил ее взгляд, она встала, ожидая какой-нибудь пакости или злой насмешки. Но почему-то не дождалась.

Она подошла к шкафу, достала аптечку, села обратно за стол и принялась осторожно вынимать нитки из краев свежего шрама. Рана затянулась хорошо и прямо-таки фантастически быстро; Алисе оставалось только дивиться.

Эльф не сводил с нее внимательного, изучающего взгляда, откровенно ее рассматривал; и ей вдруг стало по-настоящему неловко.

- Ты целительница? - наконец спросил он, нарушая уже становившееся невыносимым для Алисы молчание.

Алиса откашлялась.

- Нет… Отец… Он научил меня кое-каким мелочам. Говорил, что пригодится, - Алиса усмехнулась. – Он хирург. Это…

- Я знаю, что такое «хирург», - перебил Йорвет. – Так кто же ты?

Его взгляд жег ей щеку и скулу. Ни за что на свете она не решилась бы сейчас посмотреть ему в лицо.

- Я архитектор, - сказала она глухо. – Делаю чертежи, по которым потом строят здания.

- Делаешь чертежи?.. – он приподнял бровь со странной усмешкой, опять растягивая слова в акценте, почему-то то исчезавшем, то появлявшемся у него вновь.

- Ну да, - сказала Алиса, неведомо отчего чувствуя едва ли не стыд и злясь на себя за это.

Йорвет помолчал, следя за ее пальцами. А потом протянул с какой-то горькой издевкой:

- Мир, в котором женщина-d’hoine создает чертежи величественных дворцов, с колоннами и арками!..

Алиса, против воли, все-таки вспыхнула.

- Никаких арок и колонн, Йорвет. Склады и цеха, похожие на гигантские амбары. D’hoine тебя не разочаруют, поверь.

Она сама удивилась, откуда в ней вдруг взялся этот опасный, безрассудный, попросту идиотский рядом с этим эльфом сарказм. И как сильно ее задели его слова, слова пришельца из другого, далекого мира, не имеющего к ней, Алисе, никакого отношения…

- Я закончила, - сухо сказала она, собирая свои принадлежности. Эльф молча, не прекращая глядеть на нее этим своим странным взглядом, потер ладонью предплечье. Видимо, свежий шрам здорово чесался.

«А чего ты ждала? – спросила себя Алиса. – Благодарностей? Извинений?..»

Убрав аптечку, она снова подошла к столу. Села на край дивана, не зная, что сказать или сделать.

- Красивые татуировки, - вдруг небрежно сказал Йорвет, взглядом указывая на ее обнаженные руки.

- Спасибо, - так же сухо ответила Алиса.

- Что они значат?

- Долго рассказывать.

- Я не спешу.

Она, наконец, посмотрела ему в лицо. Едва заметно прищурилась, мазнула взглядом по его плечу и шее.

- А твои? Значат что-нибудь?

- Не увиливай от ответа, d’hoine, - сказал он спокойно. – Хотя, - глаз его сверкнул, - если ответ будет: «Не твое дело», - можешь не трудиться!

Алиса слегка улыбнулась уголками губ.

- Это почему же?

- Потому что я буду знать, что вновь не ошибся. Что d’hoine из пустого обезьянства бездумно копируют вещи, в которых ни черта не понимают, и делают это во всех мирах и пространствах, а не только там, где когда-то был мой дом, - сказал он вдруг очень серьезно и без улыбки.

Алиса встретилась с ним взглядом. Темный, шальной огонь на дне его зрачка едва тлел. Ей вдруг опять стало стыдно. И грустно. В который раз за этот вечер…

- На самом деле так и есть… В большинстве случаев, - проговорила она негромко и спокойно. – Но мои действительно имеют значение.

Он слегка заломил бровь.

- Вот как?

- Да, - сказала она, отворачиваясь. - Но думаю, нам лучше поговорить об этом завтра.

- Не вижу причин откладывать.

- А я вижу, - сказала Алиса, вставая. – Я с ног валюсь. Засыпаю на ходу. Думаю, у нас еще будет достаточно времени поговорить.

Некоторое время он молча смотрел на нее. Потом также молча кивнул в ответ, не то соглашаясь, не то разрешая.

Вместе они передвинули стол в кухню. Алиса разложила ему диван и ушла к себе, искать подушку и постельное. Как назло, под руку попадалась одна дрянь – простынь от одного комплекта, одеяло от другого, ни одной наволочки… Она уже и забыла, когда вообще покупала что-то красивое для себя. Тем более, для своей постели.

Вернувшись в гостиную, она обнаружила Иорвета приводящим в порядок свое имущество. Оружие теперь стояло в углу аккуратно, а не валялось, как попало. Брошенный было на пол поддоспешник, под которым обнаружились еще и кольчужка, и кожаный нагрудник, эльф аккуратно сложил на стул. У Алисы сразу всплыл в голове образ армейской койки, застеленной по линеечке, и начищенных сапог… Отчего-то чувствуя неловкость, она положила на край дивана стопку белья, еще одну подушку и плед. Неопределенно развела руками, дескать – я пошла. Помялась у выключателя, словно невзначай показав, как переключить на ночник или вовсе выключить… На часах был второй час ночи.

Алиса погасила лампу и замоталась в одеяло, как в кокон. Сна у нее, конечно, не было ни в одном глазу. Она банально сбежала, понимая, что все это – слишком много для нее одной. Слишком много для одного вечера. Для ее головы. Для нескольких бутылок пива… «Это будет нелегко… - повторяла она про себя. – Ох до чего нелегко!»

Некоторое время она ворочалась с боку на бок, и то и дело, почти против воли, поглядывала на щель под дверью, которая все еще светилась. Эльф не спал, чем-то тихо возился в гостиной. Кажется, снова курил. Наконец, свет погас, и все смолкло.

Алиса лежала, накрыв голову подушкой. В ушах гулко стучало. Взбудораженная, встрепанная, она была уверена, что так и пролежит без сна всю ночь. Но сама не заметила, как уснула.

Проснулась она на рассвете от того, что страшно хотелось пить. Еще наполовину во сне, села на постели. И вдруг вспомнила…

Глаза ее открылись, как крышечки старинных карманных часов. Несколько секунд она смотрела на едва светлеющее за окном, над рекой, небо. Потом тихо-тихо поднялась и на цыпочках пошла к двери – босая, без штанов, в майке, едва прикрывавшей трусики. Протянула руку к дверной ручке… «Да в конце-то концов, - вдруг подстегнуло ее, - я в своем доме или где!»

Замок, едва слышно щелкнув, открылся. Алиса выскользнула в большую прихожую, из которой была видна, как на ладони, гостиная, а в ней - диван. Даже не повернув в ту сторону головы, Алиса, как вор, прокралась в туалет. Затем в ванную. А затем, неслышно ступая, пошла обратно.

И не удержалась, посмотрела.

Эльф был на месте. Он был по-прежнему настоящий, и он был здесь. Видимо, он до последнего зачем-то боролся со сном, и забылся, наконец, в полусидячей позе, неловко подвернув голову на сложенных горкой икеевских подушках, прижимаясь к ним изуродованной щекой. Он спал совершенно бесшумно, не сопел, не храпел. На лице его застыло страдальческое выражение. Видимо, снилось ему что-то очень неприятное. Скомканный плед был сброшен на пол, а эльф, по-прежнему голый по пояс, в одних штанах, казалось, бессознательно старался свернуться в клубок. Окно в комнате было приоткрыто, и оттуда веяло совсем не летней уже прохладой.