Этот дом был надежно спрятан от глаз тех людей, которые не могли позволить себе такой роскошной жизни. «Вот что дает богатство, – подумала Эмбер. – Оно дает средства и возможность скрыться от мира, если ты того пожелаешь – или если это тебе понадобится».

Эмбер припарковала свою десятилетнюю синюю «Тойоту-Королла» во внутреннем дворе. Она не сомневалась, что ее машина будет выглядеть до нелепости неуместно среди «мерседесов» и BMW последних моделей, которые вскоре окажутся здесь. Она закрыла глаза и немного посидела неподвижно, старательно прокручивая в голове сведения, собранные за последние несколько недель. Утром она особенно тщательно оделась. Прямые каштановые волосы она отбросила назад и прихватила черепаховым ободком, макияж сделала минимальный – совсем немного румян и почти бесцветный блеск для губ. На ней была аккуратно отглаженная юбка из бежевой саржи и хлопковая футболка с длинным рукавом. И то, и другое Эмбер заказала по каталогу «I. L. Веап». Ее сандалии были простыми и прочными – настоящая обувь для прогулок без какого-либо налета женственности. Образ, который Эмбер стремилась создать, завершали уродливые очки в толстой оправе – их она нашла в последнюю минуту. Бросив последний взгляд в зеркало перед выходом из квартиры, она осталась довольна. Она выглядела непрезентабельно, просто, даже робко. Так, что никто не подумал бы, что от нее может исходить угроза для кого-то – а уж особенно для дамы вроде Дафны Пэрриш.

Хотя Эмбер понимала, что слегка рискует нарушить правила хорошего тона, приехав рано, она все же пошла на это. Это давало ей возможность немного побыть наедине с Дафной и опередить других приглашенных женщин, что дало бы ей некоторые преимущества в момент, когда их будут представлять друг другу. Гостьи Дафны увидят молодую, не очень привлекательную женщину – просто рабочую пчелку, которую Дафна соблаговолила взять в помощницы в своей благотворительной деятельности.

Эмбер открыла дверь машины и ступила на усыпанную гравием подъездную дорожку. Впечатление было такое, словно все кусочки гравия, которого мягко касались ее подошвы, были самым старательным образом отобраны по размеру и чистоте и вдобавок отполированы. Приближаясь к дому, Эмбер внимательно разглядывала особняк и его окрестности. Она догадалась, что в дом попадают сзади – фасад, естественно, был обращен к воде. Но и задняя сторона дома выглядела великолепно. Слева стояла белая беседка, обвитая плетями отцветающих глициний. Около беседки стояли две длинные белые скамьи. Эмбер читала о таких богатствах, видела бессчетные фотографии в журналах, она побывала на онлайн-экскурсиях по домам кинозвезд и мультимиллионеров. Но так близко она ничего подобного не видела.

Она поднялась по широким каменным ступеням к дверям и позвонила. Двери были гигантские, с крупными вставками из граненого стекла. Сквозь стекло Эмбер увидела длинный коридор, ведущий к фасаду здания. Была видна даже ослепительная синева моря. А потом вдруг перед Эмбер возникла Дафна. Она открыла дверь и улыбнулась.

– Как приятно вас видеть. Я так рада, что вы сумели приехать, – проговорила Дафна, сжав руку Эмбер двумя руками. Она провела ее в дом.

Эмбер смущенно улыбнулась. Эту улыбку она отрабатывала перед зеркалом в ванной.

– Спасибо, что пригласили меня, Дафна. Я просто жажду вам помочь.

– А я в восторге от того, что вы будете работать с нами. Прошу сюда. Мы встретимся в оранжерее, – сообщила Дафна, входя в большую восьмиугольную комнату с окнами от пола до потолка и яркими ситцевыми шторами. Французские двери были открыты нараспашку, и Эмбер с восторгом вдохнула манящий аромат соленого морского воздуха.

– Пожалуйста, садитесь. У нас есть несколько минут до приезда остальных, – сказала Дафна.

Эмбер утонула в мягкой плюшевой обивке дивана. Дафна уселась напротив нее в одно из желтых кресел, идеально сочетающихся со всем остальным убранством оранжереи, обставленной с небрежной элегантностью. Эмбер раздражала легкость и непринужденность, излучаемая Дафной посреди всей этой роскоши. Все это словно бы было ей положено по праву рождения. Она словно бы сошла со страницы журнала «Town & Country» в великолепно скроенных серых брюках и шелковой блузке, с единственным украшением – крупными жемчужными серьгами-гвоздиками. Роскошные светлые волосы крупными волнами обрамляли ее аристократичное лицо. На взгляд Эмбер, только одежда и серьги тянули тысячи на три долларов, не говоря уже о бриллиантовом кольце Дафны и часах Cartier Tank. Наверняка в шкатулке наверху у нее хранилось не меньше дюжины таких драгоценностей. Эмбер скосила глаза на свои наручные часы недорогой модели из самого обычного магазина и поняла, что у них с Дафной есть еще минут десять для разговора наедине.

– Еще раз благодарю за то, что позволили мне помочь вам, Дафна.

– Это я вас должна благодарить. В нашем деле лишних рук быть не может. То есть все женщины великолепны, все трудятся прекрасно, но вы лучше понимаете все, потому что вас это коснулось напрямую. – Дафна поерзала в кресле. – На днях мы разговаривали о наших сестрах, а о себе говорили совсем немного. Я знаю, что вы живете не здесь. Но помню – вы мне сказали, что родились в Небраске?

Эмбер хорошо отрепетировала свою историю.

– Да, это так. Я родом из Небраски, но уехала оттуда после смерти сестры. Моя близкая школьная подруга поступила в университет здесь. Когда она приезжала на похороны моей сестры, она мне сказала, что мне, быть может, не помешала бы перемена мест, чтобы начать все сначала. Она сказала еще, что мы будем рядом. Она оказалась права. Переезд мне очень помог. И прожила в Бишопс-Арборе почти год, но о Шарлин вспоминаю каждый день.

Дафна не спускала с нее глаз.

– Соболезную вашей потере. Никто, кому не довелось такое пережить, ни за что не поймет, каково это – потерять брата или сестру. Я тоже каждый день думаю о Джулии. Иногда это просто невыносимо. Вот почему моя работа, связанная с кистозным фиброзом, так важна для меня. Я счастлива – у меня две здоровые дочери, но так много семей, где кто-то страдает от этой ужасной болезни.

Эмбер взяла со столика фотографию в серебряной рамочке. На снимке были изображены две маленькие девочки. Обе светловолосые, загорелые, в одинаковых купальниках – они сидели по-турецки на пирсе, обняв друг дружку.

– Это ваши дочери?

Дафна бросила взгляд на фотографию и любовно улыбнулась и указала:

– Да. Вот это Таллула, а это – Белла. Мы их сфотографировали прошлым летом, на озере.

– Они просто чудесны. Сколько им лет?

– Таллуле десять, а Белле – семь. Я рада, что они есть друг у друга. – Глаза Дафны затуманились. – Молюсь о том, чтобы так было всегда.

Эмбер вспомнила, что актеры, для того, чтобы мгновенно расплакаться, специально вспоминают о чем-то самом печальном в своей жизни. Она попыталась вызвать в памяти что-нибудь, что заставило бы ее расплакаться, но самым печальным для нее оказалось то, что не она сидит в кресле Дафны, не она – хозяйка этого великолепного поместья. Но все же она попыталась выглядеть максимально расстроенной, когда ставила фотографию на столик.

В это самое мгновение прозвучал дверной звонок, и Дафна встала, чтобы открыть двери. Уходя из комнаты, она сказала:

– Угощайтесь кофе или чаем. И сладостями. Все на сервировочном столике.

Эмбер встала, но свою сумочку положила на стул рядом с креслом, в котором только что сидела Дафна – заняла для себя место. Когда она наливала себе кофе, остальные участницы собрания начали заполнять комнату. Слышались радостные возгласы, женщины обнимались одна с другой. Звуки, издаваемые ими, показались Эмбер похожими на кудахтанье кур.

– Внимание, – произнесла Дафна громче остальных, и все сразу притихли. Она подошла к Эмбер и положила руку ей она плечо. – Хочу представить вам нового члена комитета, Эмбер Паттерсон. Эмбер станет ценным участником нашей группы. Как это ни печально, у нее есть опыт – ее сестра умерла от кистозного фиброза.