Я вижу иногда мистические сны –
В тех снах живёт безумие войны.
Вот огненного дыма полоса
Уходит в небо сумрачного вида,
И в пламени зарделись небеса –
В нём алые сгорают паруса,
Не знаю, чьи: то Грина или Рида?
Распластаны в безжизненной дали
Часов Дали оплавленные формы,
И тень сюрреалистичной новизны
Укрыла лица, улицы, платформы.
Вот Гала во Фигейросе одна
Забыта в замке, дремлет у окна.
Теперь она в Дали не влюблена,
В её глазах печальная покорность.
Едва слышны прощальные слова:
«Мой Сальвадор, скажи, что я права:
Мир на земле – мечта и иллюзорность,
И мир в семье – лишь ложная молва».
В тиши обманчивой любого бытия
Ждёт часа своего безумная стихия,
Как удушающая, грозная волна
Кровавым Молохом врывается война,
Сметая жизни, судьбы, имена,
Неся разор и времена лихие.
Кошмары войн страшны, безумны, вечны,
От войн и распрей съёжилась земля.
О, человечество! Как ты живёшь беспечно –
Растить своих детей для бития!
И каждая война – не человечна,
И каждая война – вне забытья.
Мир помнит смрад фашистских лагерей.
Не раз мне виделись в безмолвии ночей
В печах тела сгорающих людей –
Не знаю, чьих сынов и дочерей?
Над этим адом, словно воск свечей,
Тугие тучи плавились, дымились,
В них ангелы беспомощно кружились,
И злу не в силах противостоять,
С людьми решили рядом умирать.
Пылало зарево Освенцимских печей,
Тепло лилось от тлеющих углей,
Останки искрами светились, догорали,
И палачи в бредовости идей,
Забыв о разуме, о совести, морали,
Горячим пеплом от загубленных людей
Канавы по дорогам засыпали.
Оскал войны витает над землёй…
Не видеть этого? Не знать об убиенных,
Ещё в родной земле не погребенных?
А сколь ещё и раненых, и пленных
Отмаливать молитвою святой?
И до какой ещё поры такой
Тушить пожаров смрадные костры
И ставить обелиски и кресты
По всей бушующей, враждующей Вселенной?
Мне Бабий Яр всё чаще, чаще снится…
В моей семье предание хранится,
Как склеп фамильный на заре светится –
В нём – мамина сестра. Она из-под горы
Дышащих тел и тел уже остывших
С каким-то ангелом, её хранившим,
На Божий Свет вдруг выбралась из Яра.
Ни мёртвой, ни живой, почти нагой
По глине, трупам, углям от пожара
Ползла домой с раздробленным плечом
И приползла на ощупь третьим днём,
Чтобы скончаться на родном пороге.
Мир онемел от ужаса в тревоге,
Узрев увечные плечо и ноги.
Путь на Голгофу был безумен, страшен, слеп,
Её останки обернули в чёрный креп.
Не братскую могилу – личный склеп –
Тем обрела она из мучеников многих.
Раскаты войн всё явственней слышны…
Вся боль земная в душах и во плоти
Слилась в одну – стараться о заботе
Не допустить безумия войны
Ни на планете, ни в семье, ни на работе!
И не забыть себя в терзаниях вины.
Те, кто живут на стороне «немых»,
Не помнящих, не «знающих» о войнах,
Забыв о жертвах – гражданах своих,
Ушедших с войнами в миры достойных,
Те, кто пекутся лишь о выгоде своей –
Вам не видать улыбок матерей,
По вам не зазвучат колокола –
Умрите враз, не завершив «дела»!
И сны, и явь сплетаются во снах…
Мне сделался подарком самым лучшим
Недавний сон: в рубиновых лучах
Идёт Спаситель к тем заблудшим, загребущим,
Погрязшим в войнах, распрях и во зле,
Чтоб научить их миру на земле
Не только в настоящем – и в грядущем!
Важнейший этап для разгрома фашизма –
Закончить с Победой в Берлине войну.
Добить надо нам очаги гитлеризма,
От гадов спасти мир и нашу страну.
В начале апреля вели подготовку:
Штабные ученья по картам прошли,
И в них на макете Берлина стыковку
Взаимных манёвров для войск провели.
Войска подтянули к Берлину поближе,
Снаряды, орудия, танки, харчи…
Всё в полним достатке, по норме – не ниже,
И перемещалось всё только в ночи.
Все дни на пролёт тишина, маскировка…
Идут поезда – сено, брёвна везут…
Но танки, орудия спрятаны ловко
Под сеном и брёвнами скрытно внизу.
И враг не заметил, что сила большая
Накоплена здесь, под Берлином уже.
Войска только ночью свой марш совершая,
На отдыхе днём были настороже.
И вот, наконец, в середине апреля
Разведку с атакой в боях провели:
Калибром большим по противнику целя,
Два дня – будто бы в наступленье пошли.
Противник поверил уже без сомнений
И с тыла подтягивать стал к нам войска,
Нам это и нужно – где больше скоплений,
Там мощным ударом бить наверняка.
В апреле, шестнадцатого, до рассвета
Стрелять стали несколько тысяч стволов,
И тридцать минут продолжалось всё это…
В добавок катюш многотысячный рёв.
Впервые пошли мы в ночную атаку –
Противник такого не знал никогда.
Сигнал из ракет и по этому знаку
Смертельный огонь устремился туда.
Сто сорок прожекторов вспыхнули дружно –
Слепили противника ярким огнём.
И нашим войскам ждать рассвета не нужно –
В ночную атаку шли будто бы днём.
Прицельно стрелять в нас противнику сложно –
Прожекторы этого им не дают.
Казалось врагам, что их взять невозможно,
Но мы одолели их в этом бою.
На запад прошли до шести километров,
Высоты Зееловские на пути.
На месте боёв дым развеялся ветром
И новый рубеж надо было пройти.
В тринадцать часов Жуков принял решенье
Атаку продолжить, усилив войска.
Две танковых армии вводит в сраженье,
Чтоб завтра Зеелы… взять наверняка.
И правда, назавтра под вечер прорвали
Успешно в высотах Зееловских брешь.
Ещё через сутки – их отвоевали
И вышли к Берлину на новый рубеж.
А дальше, как было намечено, сразу
К Берлину пошли, обходя с двух сторон,
Два фронта направив туда, по приказу
Для каждого был закреплён свой район.
Войскам Белорусского фронта – брать север,
Войскам Украинского фронта – брать юг.
Берлин укреплён, в нем фашисты засели –
Их тысяч четыреста было зверюг.
Стреляли повсюду. В дома, в казематы
Тяжёлую технику трудно ввести.
И только солдаты и их автоматы
Могли очищать для прохода пути.
Беснуется враг, осознав окруженье,
Дома, словно крепости, защищены.
Но мы понимали, что это сраженье
Важнейшее для завершенья войны.
Апрель, двадцать пятое… Гитлер команды
По радио срочно из бункера шлёт…
Он не понимает, что все его банды
Бессильны, их бьют день и ночь напролёт.
Войска и Берзарина, и Кузнецова,
Другие совместно сражались войска:
Чуйкова, Богданова и Катукова –
Все к центру Берлина шли издалека.
Автографы ставили в центре Берлина –
На стенах Рейхстага писали слова:
Откуда кто прибыл… Возникла картина
Масштабов Победы, масштаб торжества.
Наш флаг над Рейхстагом уже водрузили,
В апреле, тридцатое было число.
Мы в логове зверский фашизм поразили,
Чтоб снова подобного быть не могло.
