Поэтому Тень молчал.

Приказав охране унести тело ключника в темницу и вызвать в покои царевича придворного лекаря, Григорий опустился на колени перед постелью Милослава и приник лбом к его холодной бледной руке.

Некоторое время Свешников прислушивался к тихому размеренному дыханию юноши, к его слабому, но чёткому пульсу. Потом поднял глаза и внимательно осмотрел царевича. Глаза на мгновение задержались на запястье: на нём был надет браслет из серебряных бусин, нанизанных на чёрную шёлковую ленточку, такую, какими он, Свешников, волосы перевязывал. Бусины перемежались крупными узелками. Концы браслета были завязаны нелепым девчачьим бантиком.

— Ох, Милослав, Милослав! Мой смелый мальчик! Я виноват перед тобой. Не уберёг, как обещал, не угадал, не предусмотрел, что душегуба пригрели в твоём же дому. Никогда себе не прощу, если с тобой… Ты уж приходи в себя, любый мой, сними тяжесть с моей души, и я исчезну, не побеспокою тебя больше, только бы с тобой всё хорошо было. Простишь ли? Поймёшь ли меня?

Вошедший в покои царевича лекарь так и застал Свешникова на коленях у постели. Крепкая спина бывшего советника и широкие плечи его сгорбились под тяжестью вины, тёмные тени кругами легли под глаза.

Заслышав входящего, Григорий, не оборачиваясь, встал, уступая место подле Милослава доктору.

Пока мужчина осматривал царевича, Свешников рассказал ему всё, что знал.

— Хм-м, — доктор взъерошил свои седые волосы и задумчиво произнёс: — Физически с ним всё в порядке. Но он, как я понимаю, в состоянии глубокого гипнотического сна. Я, знаете ли, Григорий Палыч, уже встречал таких больных. В соседней волости несколько лет назад появилась сильная знахарка. Так вот она могла словами заговаривать и волю свою навязывать. Заикание лечила таким путём, пуганых детей выхаживала и другое всякое. Я беседовал с ней, ума пытал, опыта. Так вот она говорила, что не со всеми это выходит, ввести человека в состояние, когда он сам себе не хозяин. А если получается, то всё равно, как выспится он, человек то бишь, так и в себя придёт, может даже и не вспомнить ничего. А пока под воздействием — делай с ним что хочешь.

— Так есть ли шанс, что царевич очнётся?

— Будем надеяться, что с Милославом всё будет хорошо. Как звать-то убивца этого, змея этого подлого? Вишь как он себя показал: и больной он, и немощный. Его семья — какие-то дальние родичи царицы Степаниды. Матушка ирода в ноги нашей государыне падала, чтобы та взяла его под своё крыло. Тише воды, ниже травы был.

— Игнат Осокин, — автоматически произнёс Свешников, не глядя на лекаря, думая о своём.

Его память без ложной скромности иногда поражала его самого. Бумаги со списками всех проживающих в доме слуг и их подробными внешними описаниями Агапов предоставил Свешникову ещё в тот его прошлый приезд во дворец на беседу с царём. И теперь нужное имя само пришло на ум.

— Почему теперь?

Врач, отвлекшись от прослушивания пульса Милослава, обернулся на Григория и переспросил:

— А?

— Я спрашиваю, почему теперь? Почему не раньше? — обрывки мыслей Свешникова были не совсем понятны седовласому эскулапу, и он занялся своим делом, а Свешников продолжал бормотать вслух:

— Он ведь и раньше мог… И заставить все драгоценности из сундуков повынимать и ему отдать, и Милослава… и с Милославом… мог также войти в любое время через дверь эту потайную и с царевичем… Чёрт! Так почему теперь?

***

Мысль о том, почему Осокин разменивался на такие мелочи, как красивая одежда, недорогие бусики или прочая ерунда, когда убивал своих жертв, если у него была возможность сорвать такой куш, как царские сокровища, не давала Свешникову покоя. Или просто у мелкого человечка аппетит пришёл во время еды?

Свешников думал и пил. Думал и пил. И снова пил, пил, пил…

Чувство вины не проходило даже тогда, когда тело начало подводить Григория и он, решив, что на сегодня пора завязывать, вышел из трактира и привалился спиной к стене, расфокусированным взглядом вглядываясь во тьму, пытаясь угадать, найдётся ли экипаж в такое позднее время.

Он оставил Милослава на попечение доктора, и теперь все думы его были там, во дворце, рядом с бесчувственным телом мальчика, которого он чуть не потерял.

Покинув после случившегося покои царевича, Свешников опросил слуг об Игнате Осокине и узнал, что тот снимал комнату на окраине до того, как его взяли во дворец ключником.

Маловероятно, конечно, но это был шанс. С двумя парнями, дежурившими по его приказу у дворца, он сорвался по выясненному адресу. И вот тут-то ему повезло. Несказанно повезло. Комната была из дешёвых, в многоквартирном одноэтажном бараке на рабочей окраине. Вход в каждую квартирку здесь был с улицы, помещеньица были маленькие, с низкими потолками и закопчёнными оконцами. Но явным преимуществом такого жилища было то, что в каждом был отдельный подпол.

В этом самом подполе в комнате Осокина и была найдена пропавшая дочка купца Ситникова. Измученная неизвестностью, страхом и голодом, но живая.

Говорить она была пока не в состоянии, только тряслась и плакала, и Свешников, отвезя её домой и сдав на руки поседевшему за сутки отцу и рыдающей матери, сам отправился в трактир. Пить.

Не сегодня-завтра должны были вернуться из соседнего государства царь Андриан с царицей да с детьми старшими. С ответным визитом поехали к жениху Анниному. Родители-то уж собирались сговориться о свадьбе, но решили, что посмотреть, куда дочку любимую отдают, всё же не помешает.

Как теперь семье Милослава в глаза смотреть? Царская немилость — это ещё не самое страшное. А вот то, что мальчик всё ещё плох… А так ли это? Может уже и пришёл в себя царевич, а он, Григорий, ни сном ни духом.

Свешников, заметив транспорт, качаясь, подошёл, заплатил вознице сразу, пока при памяти, и назвал адрес улицы неподалёку от дворца.

Добравшись и выйдя из экипажа, он с наслаждением вдохнул свежего воздуха, так так во время пути его изрядно укачало. Потом немного постоял, подумал, а затем пьяные ноги сами понесли его к дереву, по которому царевич из дворца удирал.

Глупый ребёнок! Он даже верёвку не убрал! Она была спрятана в ветвях, и Свешников без труда спустился по ней со стены.

Укрытый темнотой, он пробрался в сад, к потайной дверце в задней стене дома, скрытой пышными кустами.

Пришлось немного отсидеться, пока мимо прошла стража с обходом. Надо настоять, чтобы во дворце завели сторожевых собак, что ли. Хотя куда он теперь-то, со своими советами? Его, наверное, завтра уже и во дворец не впустят, когда Андриан узнает, что тут произошло.

Достав из кармана ключи, отобранные у Тени, Свешников вошёл внутрь и по узкой лесенке добрался до покоев Милослава. Выдохнув и стараясь унять не на шутку разошедшееся сердце, Григорий отпер замок и открыл дверь.

Будь он трезв, Свешников не отважился бы на такую авантюру. Внутри его мог бы ждать и отряд стражи. Мало ли. Да и сам царевич, если бы уже пришёл в себя, мог бы испугаться. Но Григорий был в стельку, поэтому он смело шагнул в спальню и захлопнул дверь.

Комната встретила его полумраком и запахом свечей. У ложа царевича их горело несколько, видимо, чтобы очнувшийся юноша не почувствовал страха и понял, где находится. Никого кроме Милослава в комнате не было.

Свешников опустился на постель рядом с ним и провёл ладонью по волосам спящего царевича.

— Прости меня, мой мальчик! Я так слаб… мне нужно было тебя увидеть, пойми… Душа моя тянется к тебе, я не в силах её удержать. Я попрощаться пришёл, наверное. Думаю, Андриан не простит меня за то, что так бездумно рискнул твоей жизнью. И будет прав, конечно. Сам себя не могу оправдать, что позволил тебе участвовать во всём этом безумии… Надо было связать, в цепи заковать, в темнице закрыть, но не позволить так подставляться…

До слуха Свешникова вдруг донёсся тихий, как шелест, шёпот:

— Да кто б тебе разрешил, Григорий Палыч, царского сына в застенках держать? Даже если ради его же блага.