В узком коридоре вдруг остановился да прижал советника к стене, впился в его губы, зацеловал, засосал крепко, заласкал языком до дрожи в коленях, до судорог, до искр в глазах, а как стал тот почти падать с ног, заскользил рукой по телу, под камзол нырнул.

Николай задрожал, задышал всей грудью. Прямо в рот Григорию раздался его глухой стон. Без сил терпеть развернулся он к Свешникову задом, оголился и прогнулся в спине.

— Скорее уж! Мочи моей нет!

Григорий взял его быстро, едва слюной смочив, застонали только оба надрывно, содрогаясь от удовольствия.

Потом уж, вытершись, оделись молча и вышли-таки на двор прикурить.

Не курящий Агапов вынул изо рта Григория самокрутку, затянулся, закашлялся и проговорил хрипло:

— Провались ты в преисподнюю, Гриша! Там тебе место!

Отдав курево, потёр ладонью распухшие, зацелованные Свешниковым до крови, губы.

— Ну, не надо, Коленька, так-то меня паскудить! Портки-то я, небось, с тебя не снимал. Сам, вроде, скинул.

— Да в том и блядство, Гриша, что нет от тебя спасения, — сплюнул на землю Агапов. — Только бежать!

«Угу, — думал в это время Свешников. — Или бежать, или если я сам вовремя сбегу. Другого не дано!»

========== Часть 2 ==========

Ждать Милославу осталось совсем недолго. Чуть меньше года. И когда наступит его совершеннолетие, он будет волен в своих поступках. Ни его отец, ни его мать не смогут ему запретить сделать то, что он задумал.

А решил он давно и для себя абсолютно твёрдо уйти в монастырь.

Жить ему в миру не было никакого смысла.

Призвания для себя он не видел. Политике не обучен. К управлению государством не пригоден. Это всем известно. Да и есть Олег, брат его старший. Вот он — настоящий царевич. По всем статьям вышел.

А что до него самого, то никаких иллюзий Милослав о своём положении не питал.

Даже сестрица Аннушка в шутошных битвах влёгкую его побеждала. А сам он не терпел никакого насилия, сильно переживал, если приходилось людям больно делать даже понарошку, а при виде крови вообще мог без чувств упасть. Однажды матушку Степаниду сильно напугал. Когда та палец иглой уколола, да алой каплей своё вышивание перепачкала, он, это увидев, на пол упал, да белый сделался, как ему потом няньки рассказывали. Это было давно, да никак с тех пор не изменилось.

И к интригам придворным Милослав был неспособен, потому как врать не умел. Краснел сразу, как девушка, и любая мысль его была на лице написана. Потому и в политики или в послы не подходил.

Не годился он, короче, к государевой службе.

А кроме того, ощущал царевич Милослав в последнее время смутные тоску и томление. Понимал, что время ему пришло девками увлечься. Уж как царевич Олег-то в его годы ими увлекался — даже Милославу, отроку тогда ещё, слышать доводилось.

Но вот не мила была ни одна, не волновалось ничто в груди у царевича, не бýхало сердце, не кипела кровь по молодым венам, не подгибались колени от невыносимого желания.

А ведь он его знал, испытывал уже, то желание. Да только было оно такое тайное, такое стыдное и запретное, что, просыпаясь в ночи от страстных судорог, скручивающих все его юное тело, а потом взрывающих до стона и зубовного скрежета, Милослав рыдал, пряча от стыда лицо в пуховые подушки. Но ничего не мог с собой поделать: только одно имя повторял. Только о нём думы его были и чаяния, коим не сбыться никогда.

Одним словом, юродивый.

Поэтому, всё ж таки, в монастырь.

Как начали в их городе происходить страшные дела, которые совершал маньяк и убийца, именуемый в народе Тенью, стала одолевать Милослава одна мысль. Думал он её и днём, и ночью и надумал таки. Раз нет от него никакого проку, то и страдать особо никто не станет, если у него ничего не получится, а так он сможет много душ невинных уберечь, если толк выйдет. Да только надо было сначала помощью заручиться, а это было очень сложно. Кто ж станет в таком деле царскому сыну потворствовать, а ну как случится что!

Однако дело было сделать надо, и Милослав продолжал искать, кто бы ему помог.

***

Проснувшись наутро после очередной пьянки, Свешников с трудом поднялся с постели и, подойдя к умывальнику, долго всматривался в своё отражение в зеркале

— А ведь смотри, не смотри, Гриша, моложе и краше ты от этого не станешь. Н-да-а…

Потерев ладонью щетину на лице, повертел головой вправо и влево, рассматривая своё лицо со всех сторон, и тяжко вздохнул.

За минувшую неделю были убиты и ограблены два человека.

Красавица Алевтина, уже не первой свежести девушка, да поговаривали люди, и не девушка уже вовсе. Вторым был сын царского писаря. С сыном-то писаря понятно: молод, хорош собой, богато одет и оченно любил пальцы свои каменьями украшать, батюшкой при дворе заработанными. Разбалован был донельзя. Вот и остался и без колец, и без чести, но, однако, с улыбкой на устах.

С Алевтиной же странное дело было: из семьи работяг, нечего было с неё взять. Выбивалась эта смерть из общей картины.

Чувствовал Григорий, что надо ему всё-таки двор посетить, чтобы хотя бы с писарем, убитым горем из-за смерти единственного сына, пообщаться. Авось узнает что-нибудь. А как поговоришь, когда ты вроде как и не при должности? Придётся к царю гостем идти. Может быть, случай и представится.

Показываться во дворце не хотелось, щемило что-то внутри неясной тревогой, но выхода не было. Надо значит надо.

Приведя себя в порядок, соскребя с лица трёхдневную щетину и надев нарядный камзол, тёмные штаны, белую рубаху с открытым воротом да туфли с металлическими пряжками, Григорий взглянул в зеркало. Свои волосы уже были изрядной длины. Не каждый франт мог похвастать такими кудрями. Что есть, то есть. Тут и парик не требовался. Стянув их в хвост шёлковой лентой, Свешников вышел из дома и поймал проезжающий мимо экипаж.

— Ко двору! — приказал он кучеру и тот пришпорил лошадей.

***

Царь принял Свешникова сразу же. Тут уж Николя Агапов подсуетился или былые заслуги сыграли свою роль, но аудиенция Григорию была обеспечена немедля.

Шагая по коридорам дворца в сопровождении Агапова, Григорий исподлобья посматривал вокруг в смутной надежде: авось удастся увидеть хоть издали… Не случилось.

Обсудив с государем положение дел с Тенью, дав пару дельных советов по безопасности наследников, Свешников испросил разрешения поговорить с писарем, но узнал, что тот освобождён пока от дел по причине похорон убиенного сына.

Пока длилась беседа, Андриан, не находя себе места, ходил из угла в угол кабинета и в итоге вышел на задний двор через открытое настежь французское окно.

Садовники при дворце служили знатные, поэтому вокруг были разбиты поистине царские цветники, поражающие воображение буйством красок и волшебных запахов.

И да, о Господи, да, самый необыкновенный цветок также находился здесь.

Ноздри Свешникова затрепетали от с трудом сдерживаемых эмоций, которые, прорывая плотину воли и здравого смысла, устремились вырваться наружу.

Он сидел у фонтана, склонив голову со светлыми кудрями почти до самой воды, и водил по сверкающий от солнца глади тонкими своими пальцами, разгоняя вокруг волнующие его отражение круги.

Сердце Свешникова сделало кульбит и рухнуло к ногам, которые, подгибаясь, перестали вдруг слушаться.

«Господи, дай мне сил не опозориться!» — взмолился Свешников, чего не делал уже очень давно, перестав верить в доброе отношение к нему отца небесного, сыгравшего с ним такую жестокую шутку.

Государь, отвлекшись от тяжких дум, обернулся к отставшему от него бывшему советнику, а теперь тайному агенту сыскной полиции, и дал ему своё благословение:

— Наш тебе карт-бланш, Григорий Палыч, во всех делах. С твоим начальством будет договорено, что у тебя особая задача. Найди Тень, Гриша! Найди, чего бы это ни стоило. Мне, как царю и как беспокойному отцу, это очень важно!

— Я сделаю всё возможное, государь! — поклонился Андриану Свешников, и тот, кивнув, покинул его.