«Сядем, друг, на пороге долины…» Сядем, друг, на пороге долины, Вечереет, и ветер притих. Восемь струн у твоей мандолины, Восемь тысяч мелодий при них. Горных склонов потоки речные Сделал струнами ты – не секрет. И послушны тебе, как ручные, Бесноватые реки, Ахмед. То смеешься, то хмуришь ты брови, Откровенным рождается звук, Словно теплая капелька крови Пробегает по лезвию вдруг. И становится всадником пеший, Жар угольев – кустом алычи. Мать становится женщиной, певшей Колыбельную песню в ночи. И в Цада, и в Гунибе, и в Чохе Ты всегда, как молва, меж людьми. И легко разгадаешь, что щеки У девчонки горят от любви. Но откуда, скажи без обмана, Разгадать твои струны могли, Что болит мое сердце, как рана, Вдалеке от родимой земли? Слышу я, поразившийся снова, Все ты знаешь, рванувший струну, Про меня, молодого, седого, И про женщину знаешь одну. Звезды спелые, как мандарины, У вершин засветились седых, Восемь струн у твоей мандолины, Восемь тысяч мелодий у них. Не пришел друг Сказал – придет. Но нет его и нет. Уверь себя, что больше ждать не хочешь, Ключ поверни, гаси скорее свет И пожелай надежде доброй ночи. То рыщет ветер на твоем дворе, Лежи – не вскакивай ежеминутно! То шепчут ветви на твоем дворе, Не вглядывайся зря ты в сумрак мутный. Ведь сквозь окно в морозной мгле ночной Скорее солнце, чем его, увидишь! К тебе придет он – через день-другой, Как раз в тот час, когда из дома выйдешь… Ты не грусти. Всех не вини вокруг, От века сердце бедное поэта И ранит друг, и убивает друг: Врагу – от века не под силу это. «Старый друг мой, отнятый войной…» Старый друг мой, отнятый войной, Голос твой я слышу все равно, А иной живой идет за мной, Хоть и умер для меня давно. Верный друг мой, отнятый войной, Мне тепло от твоего огня, А иной живой сидит со мной И морозом обдает меня. Чингизу Айтматову
Даруй, душа, устам всевластным слово, Налей-ка, кравчий, в кубок не кумыс. Прекрасна жизнь – в том убеждаюсь снова, Приветствую тебя, мой друг Чингиз! На праздник твой сквозь дымчатые дали Слетелись мы, но в этот звездный час Я оттого не в силах скрыть печали, Что нет твоих родителей меж нас. И мысленно склоняю я колени Пред матерью твоей. И не впервой С ней заодно и не в обличье тени Мне предстает отец погибший твой. Сумел, Чингиз, порадовать ты маму И не подвел отца наверняка Тем, что, когда взошел на Фудзияму, Ни на кого не глянул свысока. Шипучий дар играет в кубке, пенясь, Пью за тебя до дна, названый брат, Мой именитый полуевропеец, Мой знаменитый полуазиат. И как бы волны ни метались шало И челны ни менялись в свой черед, Но в гавани всего земного шара Входил и входит белый пароход. Ты не суди Гамзатова Расула, Завидует тебе он с той поры, Как Джамиля аварского аула Платком венчала шею Гульсары. Скачи, наездник, на коня надеясь, Касайся неба и не знай преград, Мой именитый полуевропеец, Мой знаменитый полуазиат. К Отечеству в любви мы все едины, И в том твоя заслуга велика, Что сделались киргизские вершины Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. |
