Когда я входил в дом Самеда Вургуна Ох, легче мне было бы против течения Вплавь кинуться нынче по горной реке, Чем кнопку звонка утопить на мгновение, Пред дверью твоей замирая в тоске. С простреленным сердцем стою одиноко я, Не слишком жестоко ли это, Самед? Мне легче подняться на гору высокую, Чем в старый твой дом, где тебя уже нет. Обнять бы тебя мне, щетинистоусого. Кричу я, зову я — и только в ответ Гремит тишина, как печальная музыка, Как звездочка дальняя, холоден свет. И шуток не слышно, и книги как сироты, И жарким огнем не пылает очаг. И в дом свой родной возвратиться не в силах ты, Уехавший слишком далеко кунак. Как рано ты умер, поэт! Перевод Е. Николаевской и И. Снеговой Баку, услыхав о большом твоем горе, К тебе из-за гор я приехал тотчас… Я слышу, как плачет Каспийское море, Я плачу – и слезы струятся из глаз. Сверкала под солнцем земля Закавказья, Когда погрузился он в вечную тьму… И связан с весной он последнею связью — Цветами, что люди приносят ему… Как мать, неутешной слезы не стирая, Склонилась страна над тобою, Самед. Тоска меня мучит, мне грудь разрывая… .. Как рано, как рано ты умер, поэт!.. По стройным проспектам, по улицам узким, Плывя над печальной прощальной толпой, Качается гроб на подъеме и спуске, И стоном его провожает прибой… О, знал бы, как горестно тяжесть такую Тоскующим людям нести на плечах!.. Сегодня впервые увидел Баку я С большой, неизбывной печалью в очах. Вот медленно гроб опускают в могилу, — Прощай же, мой брат, незабвенный Самед!.. Навеки ты с небом прощаешься милым — Как рано, как рано ты умер, поэт!.. Над Каспием ходят ночные туманы… Прощай навсегда, дорогой человек! Я завтра увижу огни Дагестана, Тебя не увижу, не встречу вовек… Вовек не услышу… Вовек не увижу… Но что это? Может быть, чудится мне? Твой голос живой все ясней и все ближе Звучит так знакомо в ночной тишине. С широкой страницы твой голос стремится В живое кипенье мелькающих лет, Немеркнущий свет над тобою струится: О нет – ты не умер, не умер, поэт!.. Рождение песни Строка без музыки – бескрыла, Ты удружи мне, удружи И все, что в слове сердцу мило, На музыку переложи. Сложи напев, что лих и буен, Чья власть сердечная нежна. Пусть горы бьют в луну, как в бубен, И бубен блещет, как луна. Слова и звездны, и туманны, Ты честь в горах им окажи: На африканские тамтамы И на свирели положи. Ты сделай струнами потоки И сочини такой напев, Чтобы к щекам прильнули щеки, Сливались губы, захмелев. И сладко головы кружились У обольстительных тихонь. И, взбив папаху, акушинец Кидался в танец, как в огонь. Не забывая слез соленых, Ты радость людям приноси И на полях любви сраженных Благослови и воскреси. Когда вокруг богуют звуки И познается вышина, Ко мне протягивает руки Земная женщина одна. Возьми слова мои, и если В них землю с небом породнишь, Они, пожалуй, станут песней, Взлетев как птицы с горских крыш. Старые друзья Старые друзья… Когда Я кого-нибудь встречаю, То, печалясь, отмечаю: Разбрелись все кто куда. Что случилось – не пойму: Только вижу, что иные — Не хромые, не больные — Провалились, как во тьму. Старые друзья на миг Потеряли чувство меры: Увела одних карьера, Жены увели других. Изменились их черты, Но поверю я едва ли, Что вдруг пленниками стали Сплетен, лжи и клеветы. Старые друзья, ужель, Не оставив и надежды, Изменила вас одежда, Заменившая шинель? Помните, в годах иных, Как судьба с судьбой сплеталась? Может, все тепло осталось В тех окопах ледяных? Старые друзья мои, А карьера, как и слава, Переменчива, лукава, Братской не в пример любви. Коль от жен покоя нет — Как друзья, мол, надоели! — Покажите им шинели Тех солдатских давних лет. Дорогие, всякий раз Грудь мою сжигает пламя, Если нет их рядом с нами, Тех – живых – забывших нас. Мне порою снятся сны, Я от боли просыпаюсь, — Будто отсекли мне палец… …А пришли ль они с войны?.. |
