«Поверьте, первая ошибка не страшна…» Поверьте, первая ошибка не страшна, И первая обида не важна, И самый первый страх сродни испугу. И коль в твоей судьбе случилось вдруг, Что в первый раз тебя обидел друг — Не осуждай, понять попробуй друга. Наверное, на свете не найти Людей, ни разу не сбивавшихся с пути, Сердец, ни разу не окутанных туманом. И коль у друга твоего стряслась беда: Сказал не то, не тем и не тогда — Его ошибку не считай обманом. Друзья, что, глупый промах мой кляня, Когда-то отказались от меня, — Для вас всегда мой дом открыт. Входите! Всех, кто со мной смеялся и грустил, Люблю, как прежде. Я вас всех простил. Но только и меня, друзья, простите. Старший Столы накрыты, И гостей полно. Чего мы ждем? Все собрались давно… За стол мы не садимся — Почему? Ждем старшего, Все почести ему! В горах всегда Считался старшим тот, Кто больше рек За жизнь пересечет, Кто множество Путей-дорог пройдет, Тот старший, И ему всегда почет! А нынче стали Старшими считать Совсем иных — По чину почитать. Простая просьба, Только где ответ? «Ждем старшего — Его чего-то нет…» А кто же старший?.. В давние года Единой мерой Мерили всегда: Был старшим тот, Кто больше видел звезд! Теперь же – старший тот, Чей выше пост… У друга я Содействия прошу. А он в ответ: «У старшего спрошу…» Не у того, Кто старше по годам!.. (А за других Я и гроша не дам!) Решить бы дело Дома поутру… А так – все распылилось На ветру: Над старшим — Старший есть, Над тем – другой… Я за советом к другу — Ни ногой! Был старшим тот В былые времена, Кто мудрых мыслей Сеял семена. Отвагой славен был И мастерством — Не связями, не чином, Не родством. Теперь же старше тот, Чей больше чин! Но в этом, право, Нет еще причин Ему во всем Безропотно служить… Считаться старшим — Надо заслужить! В гостях у Маршака Радушен дом и прост обличьем, Желанным гостем будешь тут, Но только знай, что в роге бычьем Тебе вина не поднесут. Пригубишь кофе – дар Востока, Что черен, словно борозда. И над столом взойдет высоко Беседы тихая звезда. Росинке родственное слово Вместит и солнце, и снега, И на тебя повеет снова Теплом родного очага. И припадет к ногам долина Зеленых трав и желтых трав. И все, что время отделило, Вплывет, лица не потеряв. Хозяин речью не туманен. Откроет, уважая сан, Он книгу, словно мусульманин Перед молитвою Коран. И, современник не усталый, Шекспир положит горячо Свою ладонь по дружбе старой Ему на левое плечо. И вновь войдет, раздвинув годы, Как бурку, сбросив плед в дверях, Лихой шотландец, друг свободы, Чье сердце, как мое, в горах. Еще ты мальчик, вне сомненья, Хоть голова твоя седа, И дарит мыслям озаренье Беседы тихая звезда. Тебе становится неловко. Что сделал ты? Что написал? Оседланная полукровка Взяла ли горный перевал? А если был на перевале, Коснулся ль неба на скаку? Мечтал тщеславно не вчера ли Прочесть стихи ты Маршаку? Но вот сидишь пред ним и строже Расцениваешь этот шаг, Повинно думая: «О боже, Ужель прочел меня Маршак?» А у него глаза не строги И словно смотрят сквозь года… В печали, в радости, в тревоге Свети мне, добрая звезда. Мустаю Кариму Это снова снега замели, Или, может, видавшие виды, На конях белогривых вдали Из-за гор вылетают мюриды. Шапку сняв на пороге родном, Я стряхнул седину непогоды. И клубятся снега за окном, Словно годы, Мустай, словно годы. Быстро таяли календари. И хоть мы не менялись для моды, Что ты, милый мой, ни говори, Изменили и нас эти годы. Ошибались с тобой мы не раз, Ушибались, хмельны и тверезы, И прозревших не прятали глаз, Где стояли жестокие слезы. Помню: на сердце камень один Мы носили, покуда в разлуке Был с Кавказом Кулиев Кайсын, Переживший молчания муки. Книгу памяти перелистай, Распахни перед прошлым ворота. Мы с тобой повзрослели, Мустай, И мельчить мы не будем, как кто-то. Головам нашим буйным, седым Дерзких помыслов преданна свита, Мы уверенно в седлах сидим, Коням падавшие под копыта. На снегу раздуваем костер, Сторонимся сердец осторожных И не в каждый кидаемся спор: Слишком много их – пустопорожних. Любоваться собой недосуг, Нас зовет и торопит дорога. Не о славе – о слове, мой друг, Позаботимся нежно и строго. Поклоняясь любви и уму, Дышит время высокого лада. Сами знаем мы, что и к чему, И вести нас за ручку не надо. То окована стужей земля, То бурлят ее вешние воды. Наши лучшие учителя — Это годы, Мустай, это годы. Пишет нам из больницы в письме Боль, стихающая под бинтами, Грешник, кающийся в тюрьме, Исповедуется пред нами. Пишет пахарь и сеятель нам. Не уйдешь от прямого ответа. Годы мчатся под стать скакунам, Оседлала их совесть поэта. Скоро песни вернувшихся стай Зазвенят над разбуженной чащей. Хорошо, что ты рядом, Мустай, Верный друг и поэт настоящий! |
