Секунды летят сменяя друг друга.

Одна, вторая, третья, пятая, десятая.

Девушка скрылась с его глаз практически молниеносно, исчезла за ветвистыми деревьями, оставив лишь брызги, сорвавшиеся с листьев после себя. А он все смотрит ей вслед и боль в груди, внутри него, она лишь набухает и набухает. Девчонка сорвалась, вновь сбежала от него к Лису, и все потому, что он опять же сам снова выходит виноват. И Акуре почти смешно, так иронично над собой. Нобару ведь права. Он — херов эгоист. Едва не оставил ей никакого выбора. Не то, чтобы он этого хотел. Просто так снова вышло. И выходит постоянно. Вот такой он гребаный мудак. Акура опускает голову, и глаз его ловит кристальной прозрачности кулон с её шее, валяющийся у его ног. Мужчина склоняется, подбирая его в руку и в голову приходят новые мысли, заставляя чертыхаться и материться сквозь зубы. Он ведь отпустил её снова, так просто позволил уйти. У него екает вновь там, за грудиной, меж ребер. И мужчина срывается за ней следом, засовывая камень с руки в глубокий карман плаща, абсолютно точно намереваясь догнать. И это — его решение. Принятое в один миг, безоговорочное, подогретое всем тем вязким раздражением, копившимся внутри последние недели.

— Нобару постой! — Давно он не был таким сосредоточенным, таким серьезным, устремленным, настолько собранным. Быстрым, как стрела. — Нобару!

А Нобару бежит, едва разбирая дорогу, и ветер хлещет ее по щекам, ест легкие, которые трясет в грудной клетке. Она захлопывает за собой седзе своей спальни с такой силой, что те после даже отзываются еще жалобным скулением. Девушка падает на колени, у нее руки трясутся, тонкие пальцы и раскрытые ладони с кривыми линиями. А по горлу поднимается крик, давит на связки, схватывает спазмами. Судорожные вздохи, похожие на тихую истерику.

На пути огненного демона вырастает знакомая фигура. Лис делает все молниеносно: он хватает Брата за руку и заставляет того даже удивленно обернуться.

— Что происходит, Акура?

Ну вот, снова. Праведный Серебристый Лис Томоэ, появляющийся всегда в самый нужный момент. Умный, справедливый, хороший Томоэ, который ведь на самом деле ничуть не лучше его. Ну только людей до смерти не забивает. Почти. Иногда.

— Акура? — Лис смотрит на своего названного Брата, которого он помнит еще с юношеских времен, и такая тревога в его глазах. Он ведь слишком хорошо его знает. Даже чересчур. — Что случилось? Говори.

— Да пошел ты в пизду, — ярится Акура, бросая те слова, которые никогда и подумать не мог сказать своему единственному близкому другу. Дергается, пытаясь выдернуть свою руку из стального захвата чужих пальцев, но те лишь стискивают предплечье мужчины сильнее. — Понял? Вали туда со своими гребаными вопросами, со своей херовой заботой! — Акура даже орет, себя не контролируя. Слишком взмыленный и вздыбленный, словно загнанная скаковая лошадь. Лис же молчит, понимая, что никогда в своей жизни Брат его еще не был так зол, так лют, никогда не произносил ему подобных слов прямо в лицо. — И знаешь в чем прикол? — Акура скалится на манер дикого, неприрученного зверя, обнажая свои белые зубы. — Я оказывается еще не самая бесчувственная скотина. И по идее, это должно пиздец как льстить. Но только мне вот как-то похуй.

— Акура…

— Не будет твоего мира, понял?! И она не останется с тобой! Запомни это…

Удар огненной сферы распаленно синего пламени приходится ему на грудь, обрывая все недосказанные слова. И огненный демон делает несколько вынужденных шагов назад, стараясь сохранить равновесие, трясет головой, поднимая глаза. Они сверлят друг друга стальными взглядам, дыры выжигают, потрошат и режут. Вот вот и накинутся. Это вибрирует в воздухе, повисает плотным ощущением беспокойства и опасности. Лис ведь и ранее все видел, догадывался, но потом взял и глупо так спустил на самотек, доверившись словам любимой девушки.

— Не совершай ошибку, за которую расплатишься жизнью. — Акура лишь подбородок вскидывает на такие слова Лиса. Ну, давай, иди сюда, иди ближе.

— Ооооооо! — протягивает в ответ мужчина. — А ты не боишься, что я дам сдачи?

— А ты не боишься, что я от нее не отступлюсь?

Они замирают друг напротив друга. Гневные глаза, раздувающиеся ноздри, и все искрит кругом, бьет электрическими зарядами, острыми и хваткими. Пылает огнями, синим и алым пламенем.

Акура редко думает подолгу. Норов и характер такие. Он ненавидит проигрывать, тотально звереет и свирепеет, когда земля под его ногами качается, ведь он привык всегда быть на коне, привык диктовать свои условия тем, кто его окружает, навязывать игру, правила игнорировать. И нет, пусть Брат его не думает, что лучше, что значимее, что круче, в конце концов. О! Он может сломать ему шею так, что кости торчать будут, позвонки наружу выйдут, и шкуру лисью еще после содрать с него до самого мяса оголенного.

Они сцепятся. Прямо сейчас. Прямо здесь.

Жестоко, наверное. Но счастье одних зачастую строится на костях других. И зря порой поговаривают, что войны из-за женщин не начинаются, что всем в мире правят более изощренные умы. Но одни лишь Боги знают, как все на самом деле бывает.

Акура распаляется. От мыслей, от образов, от желаний. Но тут чувствует на себе чей-то другой взгляд. Он реагирует медленно, даже заторможено, голову поворачивает и видит, что смотрящие на него зеленые глаза Нобару полны страха, даже ужаса. Он напугал её снова своим поведением. Что поделать, если он не нежный, не мягкий и не такой ласковый? Если ему ломать и разрушать проще, чем строить и возводить? Ему даже это нравится. Садист херов. А в глазах девчонки уже стоит мольба, готовая вот-вот сорваться с её уст. Акуре даже почему-то кажется, что она готова почти разрыдаться. Сильно, глубоко, до рева из грудины. Зрачки её все больше, взор мутнее. И пелена всей этой его ярости, злости, ненависти и выхолощенных черных эмоций постепенно спадает.

И мужчина вдруг просто уходит. Просто разворачивается на пятках и идет, оставляя все происходящие за своей спиной на другой раз, на иную встречу. Едва удерживая себя на грани мыслей и чувств, всех тех эмоций, которые только может испытывать человек. Это не будет конец, Лис не сомневается. Ну что ж, это крах. И если бы даже позади Томоэ не было сейчас так некстати появившейся Нобару, он знает, что даже так не смог бы нанести удар Акуре в спину. Даже ради нее. Вот так и рушатся судьбы, переворачиваются миры. Из-за человеческого фактора, из-за привязанностей и симпатии, из-за чувств.

========== До победного финала ==========

Посылать весь мир и каждого вокруг Огненный дьявол уже давно привык. Скривиться оскалом острых зубов на лице и вперед. Всегда бравый, со свинцовым сердцем в груди. Он ведь тварь еще та, паскуда и скотина. Как там говорят человечишки? Бешеный, дикий, неприрученный, руки не знает, места не ведает — зверье. Вот такой вот он, да. Это его характер, его образ, его норов. И пусть лучше и дальше все остается таким, как есть.

Акура склабится, снова пьет глоток за глотком, все то же приторно сладкое фруктовое вино, вновь позаимствованное у гейш, сидит на остроконечной крыше высокого дома. Щурит глаза, косо вглядываясь в росчерк багряного неба иного мира над собой, порой поднимая голову. И все бесится, ярится внутри, едва сдерживаясь от единственного желания злостно горло разодрать, хребет вырвать. Можно и кому-нибудь случайному, нездешнему, просто любому, кто сейчас ему попадется. И чувствует, как ненавидит яростно и страшно изнутри, так оголтело, что даже не желает разбирать своих и чужих. Он просто ненавидит, и это чувство практически сшибает с ног, ломает, глотку рвет без лишнего пафоса.

Просто потому что уже слишком долго мимо себя, слишком долго делал все для других. Для Томоэ в частности. А ведь он совсем не чертов благодетель, чтобы играть в жертвенность, быть святым и набожным. Он слишком хочет, слишком жаждет то, что недоступно. Её жаждет. Вот поэтому и сидит, курит бутыль в руках, ногой дергает, искры из глаз золотых высекает, вглядываясь в фигурки мельтешащих по улице ёкаев, там внизу под собой.