Острие стали легко проникает ей промеж ребер в самое сердце, голова девушки запрокидывается, и все тело безвольно повисает. Она умирает не проронив ни единого слова. А у Акуры руки впервые трясутся после убийства, по горлу ползет что-то склизкое и неприятное. И мужчина чувствует, как в груди его встает ком, нарастает и давит, грозя порвать кости, мышцы и кожу. Тронулся, мать вашу. Тронулся. Он чокнется с ней, точно сойдет с ума. Это ведь не Нобару. Это была не она. Это не может быть она. Но сердце ухает вниз. Так пафосно и помпезно. Как в дурацких женских книжках. Но так ощутимо. До боли за грудиной. А ведь он и не знал, что то место у него может так болеть.

========== Три правды, три жизни ==========

Осенний дождь, начавшийся еще ранним утром, с каждым следующим часом лишь все набирал свою силу. Стучал и стучал, тарабанил и тарабанил по черепице крыши дома Лиса, высекая лишь одной стихии известную дробь и мелодию. Акура трясет головой, чувствуя, как липнут его длинные волосы к лицу и шее, как промокает вся одежда, как становится она грузной и тяжелой на его теле. Он стоит недвижно, появившись ровно на том же месте, рядом с высоким раскидистым дубом, где несколькими днями ранее спрашивал её, вопрошал, практически требовал взаимности от Нобару.

Мужчина сверлит стальными глазами крыльцо дома в ожидании, когда девушка, хоть по какой-либо причине выбежит на него. Сам весь напряженный, практически каменный, но стоит он так ровно до того момента, пока слух его, вдруг не улавливает движение стровок седзе, совсем с другой стороны. И Акура тут же оборачивается.

Нобару еще совсем растрепанная, со спадающими по плечам пушистыми локонами, собранными в вольный хвост на голове. Одетая в плотный шерстяной хаори и легкую юкату для ночного сна, опять босая. Она едва успевает переступить порог горячей купальни, как крепкие мужские пальцы уже обхватывают ее руку совершенно бесцеремонно.

— Пошли!

Акура едва ли не с силой стаскивает девушку за собой, сжимает ее тонкое запястье так крепко, что Нобару даже сдавленно шипит. Толком особо практически и не сопротивляясь, еще слишком сонная, едва поднявшаяся и умывшаяся парой минут назад, плохо понимающая, что вообще вокруг нее происходит. Она лишь трясет головой, порой запинаясь о собственные ноги и стараясь не упасть. Морщится, прикладывает ладонь к голове, словно стараясь спрятаться от холодных капель дождя, разом обрушившегося на ее фигурку, как только Акура вытащил её из-под крыши навеса волоча за собой. И девушка едва поспевает за размашистым шагом демона.

Но, кажется, постепенно сознание её начинает проясняться, заставляя девушку с все большим недовольством хмурить брови. Он, не приходивший сюда к Лису целую неделю. Полностью исчезнувший из ее жизни на семь прекрасных, просто замечательных дней. Теперь снова так эгоистично врывается в ее мир, этими беспардонными и грубыми движениями, своими замашками и хамством. А она то всего лишь и может моргать желая проснуться, да стараться не поскользнуться ногой на мокрой траве, при столь быстрой ходьбе.

— Акура…

А он все тащит и тащит ее дальше от стен уже родного дома за собой. Дальше, за низкорослые кустарники хвои, за густые ветви раскидистого дубняка и пушистого, еще зеленеющего папоротника, за широкие стволы вековых дервьев. Нобару смотрит на него и, кажется, понимает, что с ним будто что-то не то. Она замечает, как вздуваются вены на руках и шее мужчины, как напряжена его высокая фигура.

— Акура! — кричит Нобару, стремясь быть громче дождя. Бьющего и закладывающего уши.

И мужчина останавливается, вынуждая её едва ли не впечататься ему в спину. Он разворачивается к ней резко. Да так, что девушка даже делает быстрый шаг назад, задирает подбородок выше, чтобы видеть мужские глаза. И они темные, такие темные, словно он и вовсе не в себе. Нобару хочется сказать, как-то возразить ему, чтобы вернуться обратно в тепло и сухость, но пальцы его на ее запястье словно из стали — давят и давят, так скоро и треск кости раздастся.

— Мне больно, — шепчет девушка одними губами. Смотрит на его пальцы, обхватившие её руку, а потом снова в золотые глаза. Такие болезненные, такие острые глаза. И с неба все льется ливень на головы обоим. — Что происходит, Акура?! — уже кричит Нобару. Но мужчина все молчит, склоняет голову, явно думает, а потом, видимо, принимает какое-то решение, и просто в одно движение привлекает её к себе. Стискивает в своих крепких руках такое хрупкое человеческое тело, заставляя девушку замереть на месте. Подбородком острым ей на макушку давит, и воздух выходит из его легких под таким гулким выдохом и напором.

— Никогда не ходи по лесной чаще в одиночестве, ладно?

— Акура, что с тобой? — У Нобару голос разом вдруг так остро вздрагивает, и она снова давит ладонями на мужские плечи задирая голову, чтобы видеть чужое лицо, на удивление даже не пытаясь выпутаться из его рук на её теле, или хоть как-то отстраниться.— Ты ранен? Почему на тебе кровь, у тебя вся одежда ей буквально пропитана? Акура?! Что происходит?! — С неба что-то падает с громким хлопком: то ли вода, то ли мысли, то ли гром. — Акура?! Ответь мне?!

А дождь все наполняет мир какофонией звуков. Он отбивает трель и такт по крыше дома Лиса и другим постройкам за их спинами, бьет по листве и земле, закладывает уши, шумит так, что Акура даже не слышит собственных дум и терзаний. Он лишь видит глаза Нобару и все понимает, узнает, улавливает. От и до. Она волнуется за него, беспокоится, даже злится за молчание, за губительную для нее немоту в эту минуту. И это почти до дурости окрыляет.

Он ей все же важен?!

Он не безразличен.

Акуре даже хочется расхохотаться, беспечно и счастливо, стиснув её крепче в своих объятиях, закружив под все эти капли и брызги дождя. Но лицо Нобару сейчас излучает совсем иные эмоции. Она требует ответов, вцепившись в него железной хваткой, тех самых ответов, которые ей точно не понравятся. И ему, пожалуй, все же придется открыть рот сказав всю правду. Перекричать шум ливня, воду рукой с лица убрать, все эти капли, застывшие на его ресницах и кончике острого носа. Но тут, мужчина вдруг глазами замечает ту самую цепочку, подаренную ей Лисом когда-то, та поблескивает на шее девушки, ровным цветом лежит на светлой коже. Окольцовывая ее точно, как ошейник верную хозяйскую собачонку.

А что, если бы не было меж ними Томоэ? Если бы вся эта ситуация с самого начала была чуть проще? Он бы тогда просто подошел к ней и резко, даже без всех этих разговоров, сразу впился бы вновь в её мягкие губы, и буквально заставил наконец целовать в ответ. Так же, как делал это ранее, как делал это всегда. Он добился бы всей её взаимности, как добивался всего в своей жизни. Но дождь продолжает хлестать с неба, и ничего не меняется. Лишь Нобару все так же сжимает его одежду в своих прохладных ладонях, стоит, ждет, не уходит, продолжая и дальше вместе с ним мокнуть под сильнейшим холодным ливнем, который лишь нарастает с каждой секундой.

— Я убил сегодня. — Говорит мужчина тихо, поддевая когтистыми пальцами звенья золотой цепочки с ее груди, а у девушки лицо бледнеет в один миг. — Девчонку. Твоего возраста. Пока та сидела и глотала свои слезы. — Акура перекатывает в своей ладони крошечный камень, прозрачный, словно капля росы. Стоит глубоко задумчивый. — Но смерть её была быстрой и почти безболезненной.

— Её изнасиловали… — продолжает мужчина спокойным голосом, раскрывать ей и дальше все подробности случившегося. И Нобару вся словно подбирается, в миг обрастая острыми углами, сразу отталкиваясь от мужчины назад. И точно отбойным молотом по пульсирующим вискам. Бом, бом, бом. Сердце её колотится в груди, трепыхается. Нобару зажимает рот рукой, и всхлипывает. Глазами впиваясь в такие ало-кровавые разводы по грудной клетке огненного демона, словно впитывая в себя каждое его следующие слово. И багряное марево перед глазами, где девушка лежит со вспоротой грудной клеткой, разодранным предплечьем, разбитым лицом и кровью меж ног. И все вокруг красное.