— Здравствуй, моя хорошая, — сухо, недоброжелательно, плотно, словно туман. Рей поначалу еще дергалась от жабы, нажимая ладонью на его грудь. Но уловив знакомый голос тут же притихла в сильных руках. Замерла, стоит не шевелится, но по глазам точно бьет напряжение каждой клетки ее тела.
— Какая ты все-таки ядовитая тварь, Акеми, — говорит смуглянка, и женщина напротив широко распахивает глаза. — Всегда такой была. Ты врешь. Лжешь. Обманываешь. Истинная паучиха. — Рей дергает руку еще раз, пылая злостью и неугасаемым огнем. Акеми ухмыляется. Развратно и порочно. Да, вот так. И она так горела. А сейчас чувствует лишь усталость. Она давит изнутри. На тело, на руки и ноги, на мышцы. И сердце её. Оно так устало.
— Только не говори мне, что ты вдруг заболела альтруизмом, милая, — она держится по-снобистски, всматриваясь в неестественную голубизну знакомых глаз. — Девчонка получила по заслугам, хоть и не в той мере как я планировала. Живой даже осталась, чего же ты так злишься? — Паузу выдерживает. — Скажи мне Рей, какова твоя цена? Цена такой преданности?
— Отправляйся в пекло, — не задумываясь, выпаливает смуглянка.
И Акеми хохочет второй раз за день. Вытягивает шею, грудь ее вздрагивает от приступов смеха, колышется под одеждами. А ведь она и сама когда-то такая же была. Смелая не по годам, излишне уверенная в справедливости мира. И берет такая ярость.
— Не забывай, что ты не в том положении. — Сцежено, одними губами, как гадюка. Глаза в глаза. — Я все равно уничтожу эту девку. Скажи спасибо, что не стану трогать тебя вместе с ней. — И Рей рвется еще раз, почти ударяя её, когда крепкие руки вновь возвращают девушку на прежнее место.
Акеми улыбается так скользко, так вязко, что смуглянка аж плечами передергивает, пытаясь восстановить дыхание да унять нервную дрожь. Женщина лишь хмыкает на этот жест, делает шаг, потом еще один к Рей. Рука её тянется к прислужнице: тонкие пальцы и нечеловеческий холод. Запах меда и масла сандала ударяет в самые ноздри, и смуглянка вздрагивает, почти отшатываясь назад, чувствуя, как начинают подкашиваться ноги. Она, конечно, тоже ёкай. Но магия ее — ничто перед этой женщиной, перед высшим существом ничто ее сила, есть лишь ее слабость и спертое, волнительное дыхание.
— Ну же, девочка моя, не бойся меня сильно. Я уже сказала, что не хочу причинять тебе вреда. — и голос её лелейный точно проникающий в самое сознание. Словно заставляет распахнуть глаза шире. У Акеми пальцы ледяные, словно жжет кожу, когда она касается подбородка. Ведет по шее и ниже, до самого ворота платья. И Рей с ужасом для себя наблюдает, как магия вьется вокруг её ладони, как фаланги её обнимает словно бархат ткани, искрится на самом острие ногтей. Острый всхлип срывается с девичьих губ и тут же затихает, лишаясь привычного голоса, серой дымкой растворяющегося из её рта. И вдруг все вокруг превращается в размытое пятно. И высокие стены, и женское лицо ставшее точно отражением собственного, и горящие глаза, даже само сознание.
— Пригляди за ней, пока меня не будет.
Тяжелые веки скрывают голубые глаза и девушка проваливается в глубокий сон, точно высосанная до последней капли. Вот только сновидения ей никакие не снятся, не видется вообще ничего. Она приходит в себя время еще время от времени, видит еду которую ей принесли, но лишь отталкивает тарелки, да снова топнет в том состоянии. Это магия кумо. Рей знает. Не знает лишь сколько времени уже прошло с того момента, как оказалась здесь. Может сутки или двое. Но, кажется, что достаточно долго.
Рей закусывает губу и закрывает глаза, считая до бесконечности, что бы хоть за что-то постоянное мыслями в голове зацепиться. Ей надо высвободиться. Найти способ и как можно скорее сбежать отсюда. Но руки её привязаны длинным сукном к полу, щиколотки тоже овевает плотный хомут ткани. Прочной, даже слишком. Она дергала, проверяла, пыталась вывернуться. Порвать или разгрызть своими острыми зубами, но тщетно. Немая и беспомощная, точно овца на заклании.
Ход ее мыслей прерывает гул торопливых шагов и громкий, словно набатом разнесшийся мужской голос. Рей хмурит брови. Когда седзе звонко распахиваются, смуглянка сразу видит Акеми. Она уже по привычке ждет, что та вновь что-то скажет ей о Нобару в свой очередной короткий визит, или снова задаст вопрос о том, не надумала ли она начать служить ей, но вместо этого та лишь в несколько быстрых и широких шагов подходит к ней. И только тогда, когда она оказывается достаточно близко, девушка наконец понимает, что происходит что-то не то. Рей даже не успевает издать и шороха, как в следующее мгновение уже ощущает укус острой стали — клинок входит в плоть, как в масло. Лезвие застревает по самую рукоять, пронзая сердце.
— Видят Боги, не этого я хотела для тебя. Но лишнего ты никому и ничего не скажешь, — тихий шепот на самое ухо и последней, запоздалой мыслью в сознании Рей мелькает очевидная истина. Все такие она уже никогда не выберется от сюда.
========== Ты с ума сведешь меня ==========
Акура вдыхает тишину и пыль, витающую в воздухе. Дом встречает своего хозяина безмолвием сродни той, что всегда присутствует на кладбище. И грохот сдвинутого тяжелого, резного и громоздкого кресла скрежещущего своими ножками пол, приводит застывшую жизнь в движение. Мужчина чуть кривит лицо от всего этого неприятного звука и тут же плюхается на свое удобное место, сразу закидывая ноги на стол. Давит затылком спинку кресла, прикрывает глаза. Время от времени он еще едва щурится, кидает взгляд на кувшин токкури зажатый в своей руке, пригубляет его. Сидит давит в себе все эти чуждые чувства, топит в глухих эмоциях и вкусе хмельного напитка. Нет, не то, чтобы он пьяница, но алкоголь задавливает мысли, отправляет в этот офигительный полет, вправляя мозги, возвращая мир на привычные места. Где нет ни девчонки, ни паскудного чувства к ней там, за грудиной — ничего.
Акура расслабляется, давит шумный вдох. Почти отсутствие сна за последние пару суток, все же дает о себе знать, усталость, точно свинцом наливает конечности. И демон позволяет себе впасть в легкую полудрему, отпуская течь свои мысли в том русле, в котором им заблагорассудиться. И кажется, поддается, так глупо, вопреки всему вновь вспоминая, какими приятными и текучими меж его пальцев были её медовые волосы, как дыхание её щекотало его шею. Как он обнимал её, а она казалась такой хрупкой в его сильных руках. Мужчина и женщина ведь, этот простой калейдоскоп жизни.
Акура кажется не сразу и замечает, как уединение его прерывают тихие шаги, как шелест ткани платья наполняет звуками застывшую тишину этого зала. Женская рука касается плеча, и демон вздрагивает, сразу резко распахивая золотые глаза. Оборачивается, да так и застывает. Нобару едва улыбается ему. Несмело, осторожно, аккуратно. И огоньки лукавства так яро пляшут в ее изумрудных глазах, сейчас подернутых какой-то сладкой поволокой.
— Откуда ты…
— Не спрашивай.
Девушка совершает еще один шаг вперед, разворачивается, и вдруг легко запрыгивает на стол, взмахивая материей своего платья, обнажая ноги практически по основания бедер, закидывая одну на другую. Такие стройные и красивые. Манит его к себе пальцем руки. И мужчина пялится на нее во все глаза, ведет пожирающим взглядом по женской фигуре, ощущая, как в горле уже ощутимо першит. Чувствуя, словно лишился в какой-то миг привычной опоры ног, словно все устои его мира разом вздернули на виселице. Нет, Нобару никогда не предложит ему себя, тем более таким способом. Не придет в таком виде. Он бредит, он пьян, наглотался этого пойла, что кличут вином, и вот теперь ему снятся дурманные сны.
Но запах ее тела, кажется ему таким реальным, таким волнительным. Акура медленно поднимает золотые глаза, ведомый мужским, истым, природным и столь желанным. На ней юката легкая для ночного сна, с воротом спущенным, с обнаженной линией ключиц, открытыми мягкими полушариями вздымающейся груди. И взгляд его горит, пожирает каждый дюйм открывшейся плоти, белой, словно молоко, и такой манящей. Шея у нее высокая, тонкая. И в омуте зеленых глаз он кажется готов утонуть. Нобару легким движением поднимает руки распуская волосы, водопад прядей падает на ее плечи, скользит по спине, окутывает точно ореолом удивительной магии всю фигуру. И девушка смотрит на него насмешливо, чуть ехидно, растягивая губы свои в улыбке. Играет с его огнем.
