— Акура-оу, — произносит Томоэ, и звук голоса вдруг неоправданно пугает, создает эту странную атмосферу уже-ничего-не-будет-как-прежде. Будто есть что-то такое в привычном тембре Лиса, что может уловить лишь его больное, горячечное сознание, еще находящееся на грани реальности и того, запредельного мира, что он вновь испытывал находясь с ней. — Нобару мне все рассказала, — нет! Только не сейчас. Только не об этом. А Томоэ уже подходит ближе, кладет свою ладонь на плечо огненного демона, вынуждая того повернуться к нему лицом. И в голову разом закрадываются роем мысли, что все очень плохо. И вся вот эта острая откровенность, этот спокойный тихий голос, этот разговор не предвещающий ничего хорошего, что даже слова вставить не получается. Лишь смотреть. — - Оказывается, я очень многого не знал о Вас, — Лис чуть усмехается, — Даже и не догадывался о возникшем конфликте, который у нее так умело получалось скрыть от моих глаз. Но несмотря на все разногласия меж Вами, я очень благодарен тебе за помощь. — А Акура молчит, хлопает ресницами смаргивая. Да он точно умом уже двинулся. Томоэ — заботлив к Нобару — своей женщине, и хороший, единственный друг его, которого можно действительно звать Братом. Ему неудобно за резкость лишнюю при их прошлой встрече. За недопонимание возникшее меж ними. Нет, все это для Акуры только благо, ведь лишь ради этого он сюда и пришел. Вот чувствовать её руки на своей коже — это мучение требующее большего. Сладкое и болезненное мучение, изуверская пытка. — Акура-оу?
— Да, — огненный демон заставляет себя как-то с натугом криво улыбнуться. — Все хорошо. — И снова молчание, Акура стоит ковыряя носком сапога землю у самого крыльца, проделывает углубление в грязи, отмахивается от мелких насекомых, что порой роятся вокруг, постукивает ногой, отбивая каблуком чечетку. Опять глядит куда-то мимо.
— Ты нервный, — подмечает Лис столь очевидное, чуть встряхивая рукой за плечо своего друга, — случилось что?
Нет, ну вот зачем снова?
Акура сразу оборачивается, взглядом волка в клетке. Лучше бы он не спрашивал. Лучше бы вообще ничего не говорил. Внутри уже рождается желание оскорбиться, бросить что-то вроде фразы: «Не твоего ума дело». Мужчина катает язык меж зубов, цокает, чуть вытягивает шею щуря раскосые глаза. Умник хренов. Мозги бы ему кто-нибудь прочистил, чтобы неповадно было копаться в чужих.
— Не надо, — говорит Акура после короткого молчания, и давит вздох, трет плечи ладонями, потому что на улице холодает. — Не спрашивай. Серьезно, я сам разберусь. — голову на мгновение опускает. Понимая, наверное, что иногда и сам себе кажется открытой книгой. Слишком простой и незамысловатой, со всеми желаниями, эмоциями и чувствами как на ладони. Надо учиться быть скрытнее, изворотливее, не таким прямым, как наконечник стрелы. — Ты мне лучше скажи, почему эта девчонка? Она ведь смертная, её надолго не хватит. И что тогда?
— Пока не знаю. — Лис отводит взгляд выпрямляясь. — Но поверь, Акура, лучше жалеть о сделанном, чем о несделанном. Поверь мне и этой банальной истине. Нобару молода, а значит есть еще время. — Демон вновь клонит голову, обдумывает услышанные. Да, конечно, зрелое зерно рассуждений в этом всем есть. И пока года играют ей на руку. Вот только нить ее жизни уже едва ли, не дважды надломилась на его глазах.
— Считаешь у нее сил не хватит обернуться ёкаем.
— Считаю. Подумай сам.
И губы Акуры трогает горькая усмешка. Да, все не будет так просто, не хватит. Конечно не хватит. Каждый из них видел достаточно людских душ стекающихся в своем безумии вдоль дорог и оврагов, болот и лесов. Неприкаянных и чуждых этому живому миру, холодных, как стылые северные ветра, как отголоски иных, сгинувших, но не ушедших. Из-за спины, откуда-то из дома вдруг раздается звон посуды прерывающий все размышления и топот ног, женский голос. Акура сразу подмечает, как Лис бросает взгляд через плечо оборачиваясь, дарит ей снова эту улыбку по губам, интимную, едва заметную. И Акура который раз подмечает то, как они так просты вместе, так натуральны, что огненный демон, кажется готов исчезнуть.
— Твоя служанка, Рей. — начинает демон быстро, что бы отвлечься. Переминается с ноги на ногу, чуть меняя позу. — Я нашел её случайно…
— Знаю, — быстро останавливает Брата Лис на полуслове. — Не говори Нобару и слова об всем этом. Пусть спит спокойно ночи. — И Акура голову поворачивает сразу, смотрит в глаза, твердым взглядом. Чешет затылок пальцами, чуть оглядываясь за спину, словно убеждаясь, что позади уже нет её. И все же кивает соглашаясь, поджимая губы.
— Ты нашел Акеми?
— Нет.
— Плутовка. — Звук из горла Лиса выходит злым. Акура видит, как плечи его напрягаются, высекают прямую линию. Как линия челюсти проступает, как сверкают глаза его недобрым пламенем и магией. Бешеных баб нужно держать в узде, и эта не станет исключением. И Акура чувствует, понимает. Край этот, будет крах для нее.
У Акеми на голове пробор средь распущенных локонов, он делит волосы на две равных части, рассекая иссиня черные пряди. На запястье поблескивает плетеный металлом браслет, обнимает кожу, задевает чуть выпирающую косточку на тонком запястье. Женщина склоняет голову и кажется даже слишком долго смотрит в окно, туда, где раскинулся целый город иного мира. Полуразрушенный веками, полуразваленный, но все еще живой и дышащий, копошащийся будто муравейник. С лихими обывателями на своей манер. Прислужник её в этот закатный вечер появляется в на пороге спальни бесшумно. Делает несколько тихих шагов вперед. Ёкай подходит к своей госпоже и тут же колено приклоняет, тупя глаза жабьи в пол. Женщина же складывает руки на груди и все так смотрит за окно, на мир, в очертаниях которого появляются первые дождевые капли.
— Что хотел? — и голос её даже слишком твердый для жрицы любовных дел.
И слуга её начинает рассказ о темнокожей служанке небезызвестного Серебристого Лиса, о том, что видел её не так давно, одинокой фигурой прошедшей по соседней улице. Упоминая и о том, что та спешила, и он слышал ее разговор с другой девицей в лавке о том, что ей нужно платье для своей подруги, и что вернуть она его обещается обратно в ближайшие дни.
— Что? — Акеми поворачивается резко. Рот её приоткрывается, в глазах — волнение и нервное возбуждение, пальцы подрагивают. — Рей спустилась сюда одна? Ищет наряд для своей оборванки? — И женщина запрокидывает голову, долго смеясь. Смех у нее слишком громкий, неестественный, фальшивый, словно металлом по стеклу, заглушает собой все прочие звуки и чужие голоса. И какое-то хищное выражение застревает в чертах ее лица. — Дак приведи же мне эту девочку, дам я ей то что она хочет.
Акеми точно знает, слуга ее хороший исполнитель, очень хороший исполнитель. Такой послушный, покорный, всегда выполняет поручения, не задает лишних вопросов и сейчас нужно лишь немного подождать. Она конечно иногда, совсем-совсем редко, думает о том, зачем этот низший ёкай идет за ней. Да, она как-то обещала ему статус при ней, обещала силу. Но врала больше. Ей нужно было найти себе хоть каких-то союзников в этом гадюшном мире, где могут сгноить с потрохами не заметив. Вот она и делала все, что могла чтобы выжить. И выживала. Кокетничала, строила глазки, хлопала ресницами искала себе поддержку сторонников, влиятельных лиц за спиной. Обольщала умело даря жаркие ночи и свои поцелуи. И получалось же. И эта низшая жаба так на нее смотрела, так смотрела, что даже не по себе становилось. А потом она кажется просто привыкла. Он здесь, рядом, постоянно, всегда. Не задает вопросов, не переспрашивает, убивает ради нее, мучает, пытает, делает все что ему скажут. И вот сейчас Акеми наверное и представить себе не сможет, что вдруг будет иначе, что этого ёкая, такого её верного пса, не будет рядом. А дождь все барабанит по черепице крыши, сильнее и сильнее, смывает отпечатки подошв с земли и каменной гальки, прячет чужие страхи и желания, кутает мир в большое покрывало.
На часах — ночь. Акеми прижимает ладони к лицу, все ходит по кругу своей не слишком большой комнаты в ожидании встречи. Дождь прошел, и на ставнях все так же раскрытого окна застыли стекающие капли, почти сразу впитывающиеся в дерево. Седзе вновь открываются бесшумно. Женщина слышит шепот дерева, и лишь потому оборачивается.
