И ткань скользит, обнажая покатые плечи, острые локти, ноги, едва согнутые в коленях, выпирающую косточку бедра. Мужчина накидывает на девушку свободно одеяло сверху, смотрит на силуэт тонкой фигуры рядом с собой. Улыбается. А потом вдруг замечает, как тело её дрожит. Вот рябь пробегает по тонкой руке, теряется где-то в основании ладони, И Нобару стискивает крепко пальцы. Лис сразу хмурится сводя брови, склоняется над ней. Шепчет ее имя ей на ухо. Но девочка спит, а тело все так же напряженно. Он замечает вздутые вены, видит легкую испарину пота на лбу. Ее лихорадит, трясет. И у Томоэ внутри все холодеет.
— Нобару, — Лис касается ее плеча, зовет. Но девушка все так же продолжает спать. Мужчина же сжимает пальцами ее руку, и вдруг осознавая, что она холодна. Ее страшно колотит. И что-то блестящее замирает в уголках синевы его глаз. — Нобару! — Сердце его бьется уже где-то под горлом. Мужчина резко дергает девушку на себя, заключая замерзшее тело в свои объятия.
И лишь в кольце его рук она наконец открывает глаза. Молчит. Взгляд Нобару расфокусирован, пальцы слабо шевелятся в его широкой ладони, рот едва приоткрывается, и из него толчками учащенное дыхание. Лис сглатывает.
— Нобару, — он прижимается своим лбом к ее лбу, заглядывая в зеленые глаза, — что с тобой?
— Томоэ, — голос у нее болезненный, тихий. И вдруг морок спадает с мужских глаз.
Ее длинные локоны и краска на лице скрывали бледность кожи, платья, летящие по воздуху, прятали излишнюю хрупкость фигуры, те многочисленные дела, с которыми она носилась по всему дому и вокруг него, занимали ее мысли, ее думы и не позволяли впасть в отчаяние, ее горячие поцелуи на его губах были горьки и болезненны, слишком жадные и слишком сладкие — Нобару целовала каждый раз, как в последний. Обнимала крепко, цепляясь пальцами за его одежду
— Прости, — шепчет она. — Я не хотела тебя тревожить, надеялась, что все пройдет.
— Глупая, — рьяно шепчет он в ответ. — Как давно с тобой все это продолжается?
========== Я не хочу умирать ==========
На порог такого до боли знакомого дома, Акура ступает аккуратно, медленно. Словно таящийся зверь. Каблуки его тяжелых сапог бьют глухим ударом о деревянный пол, подошва оставляет за собой багряный след чужой крови. Глаза застилает темнота ночи, и непривычная тишина этого места удушающим комом теснится в самом горле. Под ложечкой неприятно сосет. Брата его здесь нет, он это чувствует. Должно быть Томоэ уже тоже прознал об утаенном, но вот, при каких обстоятельствах? Ведь сама девчонка говорить не хотела.
Когда перед глазами мужчины появляется нужная дверь прикрытых седзе, Акура замирает, переводя на мгновение дыхание. Он взмылен, вымотан. И кажется, более чем знает, что там увидит. Хоть и не совсем понимает, насколько готов к осознанию, к пониманию, к принятию всего того, с чем может сейчас столкнуться. Она ведь жива еще? Жива? Акура закрывает глаза на мгновение длиной в секунду, сглатывает слюну скопившуюся во рту и делает шаг, с тихим шорохом раздвигая седзе, старается думать рационально. Но в груди все равно так жжет. Туго так, непривычно, неприятно, по самому центру, со слабой силой. И пальцы до хруста дерева смыкаются на тонкой раме «дверей» с нечеловеческой силой. Каблук сапога снова чеканит шаг и сердце в его груди так быстро колотится.
И Лиса действительно здесь нет. Брат его ушел, а это скорее всего может значить лишь одно. Акура смотрит на лежащую перед ним на футоне девушку долго. Засовывает руки в карманы, едва ежится, передергивая плечами. Но все так же просто стоит и смотрит на нее застыв на пороге комнаты. Нобару не шевелится, кажется даже не дышит. Взгляд золотых глаз пристально изучает тонкую фигуру в лунном свете ночи, у нее такое умиротворенное лицо, голова чуть повернута на бок, крепко сомкнутые веки. И пустота давит изнутри еще сильнее, обрушивая свои бастионы отчаяния, таких незнакомых ранее чувств.
Где-то в сознании мелькает мысль о былом. Что там эта девочка делала? Что там говорила? Взывала к его человечности? В глаза демонические осторожно заглядывала? Акура кривит темными губами называя себе скотиной, сжимает в ладони пузырек в зеленоватым цветом жидкости внутри. Кажется, он слишком долго провозился. И если когда-то и был шанс на свет сотворенный её руками, то теперь он пропал. Безвозвратно. Растворился. Ведь Нобару мертва, так же, как та другая девочка. И верно пора бы ему прекратить так стоять, да пялиться на нее, наверняка уже холодную как камень. Что там обычно говорят у людей? На виски должно давить, руки должны трястись, глаза щипать? Баста. Он опустошен. Просто опустошен. И больше ничего.
Мужчина опускает голову, разворачиваясь на пятках, подошва его грузных сапог издает зычный скрип и демон снова замирает. Ему кажется, или рука ее все же слегка дернулась. Это едва уловимо, и что-то чуть заметно изменилось в чертах женского лица. Догадка пронзает мозг словно остриё тонкой спицы. Акура смотрит во все глаза и срывается почти молниеносно. Пусть даже если он может и ошибаться. Пусть.
Темная фигура существа иного мира склоняется над ней. И раскосые глаза, словно блики огня сверкают во тьме ночи. Девушка в руках его легкая словно перышко. Словно Нобару истончилась и иссушилась. Демон приподнимает её аккуратно, медленно и совершенно точно бережно. Одна его ладонь ныряет ей за спину, другая — под колени. И его гулкий выдох с явным облегчением, когда взгляд ее затуманенных глаз все же устремляется к нему.
Ей бы наверное испугаться стоило, дернуться тихо взвизгнув, но в мозгу так мутно, а внутренние органы крутит так дико, что она буквально тонет в боли. Такая беспомощная сейчас перед ним. И даже просто двигаться оказывается настолько тяжело. Нобару приваливается к чьему-то телу и тут же съезжает вниз. Голова повисает на шее, и в сознание врываются посторонние звуки.
—Потерпи еще немного, — но голос Акуры-оу она все же узнает. Снова всхлипывает почему-то, часто моргает. Нобару пальцами старается зацепиться за его одежду, за ворот плаща, хоть как-то поднять к нему голову. Его же рука крепко и надежно сжимает ее талию. — Вечно с тобой одни проблемы. — И вот, в тоне его уже снова мелькают такие знакомые нотки раздражения, даже осуждения, хоть и говорит он это скорее себе, чем ей. Нобару на такие слова лишь голову тихо отворачивается, утыкаясь лицом в черные перья на вороте.
— Где Томоэ? — почти шепоток.
— Он вернется. — шумное дыхание мужчины над ухом. И приходящие осознание этой близости. Нобару чувствует частое биение чужого сердца, его отдачу в ее руке, прижатой к широкой груди. Его запах, ощущение мышц под кожей и это удивительно неуместное чувство покоя. Акура сплевывает из зо рта пробку, отодранную от узкого горлышка склянки в его руках, и выливает все содержимое пузырька в себя одним махом. Чуть разворачивает Нобару к себе, обхватывая её лицо своей ладонью — чтобы головой не двигала, она ведь так любит брыкаться. И большим пальцем по ее губам, заставляя рот раскрыть, шире, еще шире, и почти немедля, припадает к ней чуть склоняясь. Чувствуя, как девочка тихо вздрагивает в его руках, но почти сразу сдается. И все ориентиры привычного мира остаются за гранью. Сердце пропускает быстрый удар.
У Акуры-оу жаркие ладони и руки большие, сильные. Как у медведя. Сравнение к ней приходит так неожиданно, такое нелепое. Но пальцы холодные, словно тока крови в самых кончиках не хватает, и касаются они её так аккуратно. Так непривычно и ласково, он ведь так не умеет? И Нобару чуть дрожит. Едва-едва, скорее, это просто ощущения, чем что-то иное. Целительная влага струится по гортани, течет по шее из уголков рта пачкая одежду, и девушка кашляет захлебываясь на вдохе, вновь исторгая хриплые звуки из горла. Ведет ладонями по его плечам, слабыми, легкими. Снова едет вниз, не держится. Лишь чувствует, как он стирает соленую влагу с ее лица.
И вновь привкус крови во рту. Такой отравляюще горчащей на языке. Мышцы точно одеревенели. И внутри сплошь эмоции, колотящееся сердце в груди, и так много боли. А она не хочет, просто не надо. Пусть все закончится. И тело её трясет, колотит, лихорадит сильнее. Это страшно. Это так страшно. Ей ведь всего семнадцать, а жизнь так быстро заставляет взрослеть окуная в реалию. И лишь неизвестность впереди.
