— Кровавый Король… — чей-то женский, растерянный и напуганный голос звучит по его правую руку, кажется это еще одна из ойран. И мужчина сразу оборачивается на нее.

— Где. Она? — Голос его стальной, сцеженный. И шипит он как дикий зверь. Лютый и опасный. У девушки едва ли не подкашиваются ноги, когда Акура вдруг начинает двигаться к ней. — Ты же знаешь о ком я говорю, верно?!

И девушка как-то неосознанно кивает на свою ошибку, начиная пятиться назад. Жмет ладонь ко рту, уже едва ли не трясется. Потому что огненный демон дик, страшен и опасен. Ядовитая опасность сквозит в каждом его движении.

И все кругом замерло.

— Где…

Но фразу свои мужчина не заканчивает, останавливаясь буквально в двух шагах от случайной жертвы. Потому что видит. И все теряет смысл. Окружающие. Пространство. Люди.

Акура видит её прислужника. Ту самую жабу.

И это служит сигналом.

Низший ёкай так и застывает на пороге заведения. Взгляд его бегает по напуганным и встревоженным женщинам, и запинается впериваясь в Акуру-оу. В глазах последнего он видит такое, что кадык на его шее невольно дергается, сдвигается чуть вниз, пропуская слюну в глотку. Ёкай делает шаг назад. Пятится. А Акура смотрит, ухмыляется шальной улыбкой смерти — болезненно и страшно кривящей его темные губы, разворачивается. Сатанея едва ли не на глазах. И все молчат, давящей тишиной на плечи, взирая немыми фигурами. Словно понимая, что творится здесь что-то сильное, важное и значимое. Что-то, что им не ведомо, но что имеет первопричину.

Получеловек — полужаба делает еще один шаг назад, отступая под пронзительным, холодным взглядом, жрущим его кожу словно кислота. Взмахивает руками, чуть ли не запинаясь о порог. И тогда это происходит.

— Тварь! — Расстояние меж ними сокращается в мгновение ока, и сильный удар раскаленного огненного шара в самую грудь сшибает того с ног, заставляя отлететь к ближайшей стене. — Даже не пытайся сбежать от меня! — И в тоне демона, в голосе, в произносимых звуках, разлетающихся по помещению — стылая ярость. Такая сильная, что, кажется, ее можно пощупать. Акура как дикая кошка набрасывается на сбитое тело. Прислужник пытается вырвать из схватки. Заезжает согнутым локтем огненному демону по ребрам. И Акура сплевывает кровь едва кашляя, резко впиваясь когтями в стальной хватке за горло низшего ёкая. Заставляя того хрипеть и шипеть извиваясь. Но огненный демон столь зол, столь лют, что сила в его руках невиданная, страшная и пугающая. Демоническая. И бьет он ожесточенно. До хруста ребер, до характерных хлюпающих звуков, капающих на деревянный пол сгустков крови. Разворачивает прислужника, хватая его за волосы и со всей силы ударяет о стену. Голова того звенит. В глазах все двоится.

— Все никак не уйметесь, — шипит Акура на самое ухо. — Она ведь лишь слабая человеческая девочка. — Еще один удар, и его противник со скулящим звуком оседает на пол на подкашивающихся коленях. Уже даже и не пытаясь отбиться, лишь защищается, вскидывая руки наверх, прикрывая голову. Точно как ребенок. Вот только Акуру это не трогает. Совсем не трогает. У него перед глазами стоит картина рыдающей Нобару, с опухшим лицом и красными глазами. С разводами крови по губам.

— Но Вы ведь ненавидите людей, господин Акура-оу… — Раздается жалкий, скулящий голос. — Презирайте и убивайте их за слабость… — Слова запинаются о хлюпающие звуки, застревают в горле.

Акура улыбается на такие слова. Скалится как самый страшный зверь, кидая свой взгляд сверху, вниз поднимаясь в полный рост.

— Но кто сказал, что можно и с ней так поступать? — мужчина ставит свой тяжелый сапог на кисть руки прислужника, надавливает. И раздается хруст. Крик, прорезающий застывшую тишину. — Где твоя хозяйка? — но низший ёкай лишь мотает головой в отрицательном жесте, не переставая скулить извиваясь. — Незнаешь? — а в голосе такой смешок и ирония.

Рука мужчины хватает слугу за волосы тащит вверх, на второй этаж по деревянной лестнице. Гул торопливых, резких, размашистых шагов разносится по всему коридору, отдается звуком от стен. Мужчина идет как стрела, целенаправленно, быстро, так, что другие ёкаи, попадающиеся на пути, почти отскакивают в сторону. Ведь только взглянув в золотые глаза, перечить не захочется. Он — камень, спаянный из пламени ада, черный, словно густой дым, и взгляд у него такой. Страшный-страшный. Зверь. Не человек. Лютый, лихой, безмерно опасный. Акура еще старается держать себя в руках. Не думать о ней, о Нобару. О том, что не успеет вернуться. И идти быстрее. Бежать. Нестись. А чертов коридор все не кончается и не кончается. Прикрытые седзе нужной ему комнаты Акеми, разлетаются буквально в щепки от сильного удара ногой, и мужчина делает шаг вперед, практически сразу застывая.

Рей.

Это ведь она, та еще совсем юная девочка с эбонитовой кожей, что он знает уже давно. Верно прислуживающая его Брату. Которая в жизни никогда и ничего дурного никому не сделала.

Она лежит на полу, в дальнем углу, чуть разбросав руки в стороны и едва согнув ноги в коленях. Босая. Рот ее чуть приоткрыт, и глаза синие так широко распахнуты — в них будто застыло удивленное выражение. Акура проходит ближе, присаживается на корточки касаясь ее руки, проводит по синему следу на запястье пальцами, тому, что видимо осталось от тугой веревки. Кожа ее кажется все еще теплой. И мужчина кривит губами, переводя взгляд на нож, вошедший через плоть прямо в сердце, и оставшийся там же. Едва касается лица смахивая волосы, но веки служанки так и не опускаются. Рей мертва. Девушка так и остается лежать, смотрящей в потолок, когда до его слуха доносится возня из-за спины брошенного у порога прислужника.

Акура поднимается на ноги разворачиваясь, и лицо его искажает страшная гримаса ярости, презрения и ненависти. Не такого конца она заслужила. В руке мужчины зажат тот самый нож, засаженный еще недавно в сердце служанки Лиса.

— Господин Акура-оу… — И жаба ползет, ползет, отползает к дверям по стене комнаты своей хозяйки. Держится за больную, переломанную руку. — У моей Госпожи были на это причины.

— Были причины говоришь? Сейчас ты мне все расскажешь, обо всем, что здесь твориться. — И с этими последними словами Акура хватает его за голову, резко всаживая нож в глазницу. По лицу низшего ёкая бежит жидкость глазного яблока и бурая кровь. И он кричит, орет так, что закладывает уши. В руках откуда-то берется сила, и он тщетно пытается ударить Акуру, который в тот момент прокручивает нож несколько раз, бороздит им плоть с маниакальной настойчивостью.

— Кто Вам вообще дал право соваться к Томоэ? — У Акуры-оу ладони и пальцы в чужой крови. Он вынимает нож, рукой впиваясь в чужие волосы на затылке, и дергает голову вверх, разворачивая того лицом к себе. — Все так же молчишь? Уж поверь, я найду способ заставить тебя говорить мне всю правду, — шипит мужчина тому на ухо и тут же всаживает острие в другой глаз. И крик такой страшный, что кто-то высовывается из соседних спален, с грузным топотом спасая свои жизни.

Жаба корчится, бьется в агонии. Что-то хрипит, едва не захлёбываясь, пытается отбиваться. Но Акура снова тянет его за волосы, поднимая к себе. Перехватывается крепче сжимая фаланги, пряди едут меж пальцев, скользких, склизких, выпачканных в чужой крови. Она под черными ногтями, в тонких линиях, прочерчивающих все кожные покровы. Сердце огненного демона бьется гулко и громко. Так, что у него закладывает уши. Эмоции давят на грудную клетку, распирают ее столь сильно, что, кажется, надави еще чуть сильнее и произойдет взрыв. И все вокруг окрасится в ярко-красный цвет. В тот самый, что сейчас хлюпает под ногами, вытекая из пустых глазниц.

— Дак как давно эта шлюха обернулась, и трется возле Нобару вместо Рей?

И тогда низший екай понимает, сквозь агонию, тьму и ад, дрожа и желая умереть — это только начало.

Только начало.

***

А на другом конце иного мира, спокойная и глубокая ночь в эти минуты прерывается резким вдохом Лиса, внезапно и быстро распахнувшего свои глаза. Нобару же как всегда сопит у него под боком, уже привычно закутавшись в одеяло едва ли не с головой, точно связав себя. И мужчина тепло улыбается глядя на нее, выдыхая с явным облегчением, усмиряя дыхание. Он чуть приподнимается на локте, тянет с девушки одеяло освобождая женские руки из плена белой материи. Аккуратно, не желая тревожить ее сон.