И точно повинуясь порыву, идущему из глубины души, из самого сердца, мутному и неясному даже для него самого, Акура делает пару шагов в сторону девчонки, приседает на корточки, оказываясь прямо напротив ее лица. Слыша, как она начинает дышать чаще, когда он протягивает к ней свою руку, собирая пальцем остатки крови с ее рта, а после отправляя алую жидкость себе на язык. Как тогда, когда она оказалась под ним, на его кровати. Странно, что он это помнит. Странно, что это помнит и она. Зато теперь оба понимают, что значит ощущение дежа вю.

Акура сардонически кривит темные губы. Кровь у нее горькая. Совсем не та что была раньше. И не нужно быть большим умником, чтобы понять, что именно с ней произошло. Девчонку отравили. И кажется, он даже более чем хорошо знает кто.

— Доигралась, — наконец, произносит демон, ощущая, как внутри что-то шевелится. Такое страшное, темное, мрачное. — Дура. — Цедит сквозь зубы. И голос мужчины скрипуч, осуждающ. Ярость рождается в нем злющим зверем. Встает на лапы, отряхивается, щерится, топорща шерсть и скаля клыки.

— Не говори со мной так. — Голос у нее ломаный, жутко хриплый, тихий и невероятно тонкий. Нобару обхватывает себя руками, комкая ткань кимоно пальцами, смотрит прямо в чужие стальные глаза. И Акура усмехается криво. Девчонка ему снова характер свой показывает. Храбрится.

— Томоэ знает?

— Нет, — Шепчет она, и Акура застывает. Ощущая, как в эту секунду точно падает куда-то глубоко. И это странное, лютое чувство лишь сильнее топит его сознание. Такое злое, отвратительное. — Я не хотела волновать его и тревожить, — звучит тихий голос Нобару, а у демона глаза темнеют, начиная полыхая страшным огнем с каждым её новым словом. И кажется девчонка чувствует это, начиная ерзать на своем месте, поджимая колени ближе, к часто вздымающейся груди, видит, как он сатанеет с каждой секундой.

— Ты совсем тупая?! — с рычанием выплевывает мужчина почти срываясь. И Нобару дергается от него, впечатываясь спиной в колючую кору дерева позади. Глаза её за мгновение вновь застилает водяная пелена. — Давно с тобой это? — Акура хватает ее за лицо рукой разворачивая к себе, грубо, с силой впиваясь острыми когтями в скулы и подбородок. Едва борясь с яростью в себе. Яростью за нее. И девушка жмурится, цепляясь ладонями за его руку, за рукав с такой силой, что белеют костяшки. Громкие всхлипы вновь рождаются в глотке. И вот, по её щекам уже опять бегут соленые слезы, копятся в уголках больших зеленых глаз.

Она же боится тебя.

— Нобару, — старается мужчина как можно и мягче, хоть немного усмиряя себя. — Ты хоть понимаешь, что можешь сейчас подохнуть? — Акура вклинивается в нее глазами. Нобару же молчит, лишь скулит как-то тихо, все так же комкая пальцами рукав его плаща. Дышит часто. — Нобару, — в его голосе уже угроза, и она мотает головой стараясь высвободиться из чужих рук и этой хватки. Прячет лицо в своих ладонях, упираясь лбом в поджатые к груди колени. Снова тонко всхлипывает, шмыгая носом.

Акура делает глубокий вдох глядя на её опущенную голову. Это все Акеми, чертова ведьма, все никак не уймется пока не сгноит её. Мужчина сжимает и разжимает кулаки, ощущая, как утробно рычит злость, бьется о грудную клетку, сильно, резко, давит и распирает. Как клокочет в нем ненависть за это состояние девчонки. Чувства рвутся наружу, продираются сквозь кожные покровы, вздуваются жилами на шее и руках. И Акура не выдерживает, поднимаясь на ноги за короткий миг.

Растерзать. Расплатиться. Уничтожить. Убить. И в этот раз он уже не пустит все на самотек, как было тогда, когда решил что это его не касается.

— Акура-оу… — тихий женский шепот за спиной.

И тонкие пальцы впиваются в его предплечья останавливая. Маленькие, аккуратные ладони хватаются на за перья на воротнике. Нобару утыкается головой в широкую грудь. И мужчина сразу замирает опуская подбородок. Напряженный и разозленный, с гулко бьющимся в груди сердцем и черной, отвратительной яростью под кожей. Смотрит, как девушка перед ним шумно дышит, силясь успокоиться. Втягивает воздух носом, выпускает на свободу ртом. Вдох за вдохом.

— П…Пожалуйста… Как бы ни было, не говори Томоэ… Я не хочу чтобы он страдал. — Нобару всхлипывает, бормочет себе под нос. Голову все не поднимает, жмурит глаза. То ли стыдится, то робеет, то ли все сразу. Ее пальцы сильнее сжимают его предплечья. А он, черт знает почему, терпит. Дает ей прикасаться к себе. Ждет,позволяя высказаться. — И знаешь, мне еще два дня назад было хуже, так что ты ошибаешься говоря так, — а слова даются с таким трудом, словно застревают в глотке. И Акура слышит, как она давится слезами. Как ее потряхивает снова, когда он кладет свою руку на ее спину, пальцами считая позвонки.

— Дура ты, — голос у него звучит практически ласково, вопреки тому зверю, что так яро скалится внутри призывая к действию. — Такая глупая, — и Нобару наконец поднимает к нему глаза. Несмело, осторожно, аккуратно. У нее губы дрожат, вздох с хрипами, когда Акура сжимает ладонями ее лицо, чуть сильнее, чем следует, и Нобару напрягается, когда чужой палец проходит по ее щеке растирая соленую влагу. — Не реви, я помогу, — и так близко, так преступно близко к ее лицу, что у Нобару перехватывает дыхание, когда он вдруг целует её, заставляя вздрогнуть. Нагло вторгаясь в ее рот своим языком, сосет и лижет, въедается, кажется, желая затолкнуть язык едва ли не горло, так глубоко, так горячо, так нужно. Просто, мать вашу, ему нужно. Её нужно.

Секунда. Вторая.

Бах.

И тело в его руках каменеет. Перестает быть мягким, податливым, Нобару упирается руками в его плечи, что-то мычит, бьет кулаком в грудь вынуждая отстраниться, а потом, с удивительной ловкостью, невиданной проворностью, оказывается от него на расстоянии вытянутой руки. Затем делает еще один поспешный шаг назад. Чтобы не дотянулся. Смотрит на него ошалелыми глазами. Жмет ладонь ко рту. А затем развернувшись практически на пятках, кидается в сторону дома, подхватывая ломаным жестом свою длинную юбку платья.

А Акура так и остается стоять, провожая её золотыми глазами в след. Пытаясь разобраться в себе. Кажется, что он ударился обо что-то головой. Ведь точно никогда не хотел ей помогать. И все, что девчонка вызывала в нем — это простая похоть. С первого дня их встречи, когда его выбор пал на нее. Потом родилось еще одно чувство — это вязкое, тягучее раздражение. Не более. Вызываемое в нем одним её видом, манерой общения, вечным желанием во все совать свой нос, её улыбками. Теперь доигралась, получила свое. Но даже так, он бы точно никогда не стал делать того, что скоро сделает Что пообещал ей.

========== Кровавый Король ==========

Кажется он даже и не замечает дорог и улиц перед глазами, плывущих мимо одним размытым пятном. Темным-темным, как и все те эмоции, что клубятся сейчас внутри. И малая грань сознания в голове, еще не отданная на откуп чувствам, словно пытается воззвать к благоразумию, нашептывает о том, что реакция у него странная, неуместная, неправильная. Это ведь всего лишь человеческая девчонка. Вредная, колючая, языкастая, бойкая и хлесткая девчонка. И напросилась она сама, он в этом почти уверен. Вот только вид ее разбитый будто что-то двинул внутри.

Седзе Акура распахивает резко, гоня все картины навязчивых мыслей из головы. Дерево ударяется о дерево громко и зычно, с размахом. Так, что прочие постояльцы этого заведения едва ли не давятся воздухом. До ушей мужчины тут же долетает чей-то недовольный говор, тихий шепот, невнятное возмущение. Кажется, кто-то пытается поскорее убраться отсюда, точно чувствуя, что скоро здесь разразится ад на земле, а Акура вкрадчиво всматривается в лица своими золотыми глазами. Ищет лишь одну единственную фигуру.

— Акеми! — Рычит он так, что все больше и больше «людей» кидается от него едва ли не в рассыпную. Бегут спасая свои шкуры. — Акеми, выходи! — Орет мужчина вновь, и горло его вибрирует от собираемого воздуха и вылетающих звуков. Страшных, громогласных.