Нобару вздрагивает, чувствуя, как ладони мужчины ложатся на ее плечи и тут же брезгливо выпутывается из его непрошеных объятий, кривит лицо. Смахивает волосы с глаз отступая назад. И снова происходит взрыв. Далекий, но каменная пыль все так же окропляет их головы, словно снег в разгар зимы. — Слушай меня внимательно, —произносит Акура и Нобару голову задирает, смотрит на складку меж мужских бровей. Голос у него тихий, но от него точно веет холодом. — Ты не сделаешь за мной ни шагу, останешься здесь, в этой комнате. Ты поняла? — Акура говорит быстро, палец с острым когтем перед её лицом выставляя. А Нобару молчит. Скользит рассеяно взглядом по его фигуре, мельтешит огромными, напуганными глазами. Что это за внимание к ней? Что за слова? Что это за бережливость к своей загнанной жертве? Это ведь она? Скрытая, завуалированная, латентная, но она же!

— Там Томоэ… — отзывается девушка как-то пространственно. Лепечет по-тихому, почти под нос себе. Ей ведь нужно туда. Ей нужно к нему. Не сидеть здесь на месте.

— Дура! — рычит мужчина не сдерживаясь и она снова вздрагивает, жмурится от его резкости. Он хватает ее за подбородок. Грубо, больно, так, что Нобару аж морщится, и рябь волнами набегает на ее лоб. — Не суйся даже. — и пальцы сжимаются сильнее. Проходит секунда другая, Нобару молчит выдерживая его взгляд, так не желая пасовать и соглашаться. Смотрит прямо в глаза, что уже горят чумным огнем нетерпения. Втягивает носом воздух. И зря. Каменная пыть тут же оседает в носоглотке заставляя ее кашлять. Сгибаться пополам задыхаясь на вдохе.

Акура глядит на нее внимательным взглядом, наблюдая за тем, как худые плечи ходят ходуном, как рывками выходит воздух из груди с на тугом. Человеческая женщина. Она слишком тонкая, хрупкая, слабая, с телом чадушным и трудно этого не заметить в ней. Его Брат ошибся. Она не такая, как он говорил. Демон разворачивается почти сразу же, едва цокнув своим языком в последним разочарованном жесте, он больше не медлит. Плевать даже если поступит по своему. Просто плевать. Он мог бы конечно приставить к ней кого-то, заставить проследить, сдержать на месте. Даже просто запереть здесь. Запечатать. Но не сдалась эта девица ему ни на раз. Подохнет и черт с ней. Хватит и того, что не от его руку. Да, именно так и решает мужчина.

А Нобару трет кожу на лице ладонью раскрытой, на месте, где оставили красный след его беспардонные фаланги, острые, словно пики, обжигающие и чуждые. Она должна остаться? Глядит ему в след. Прислушивается. Время от времени еще раздается грохот, но уже тише. Более далекий. Остается лишь запах гари, да вкус поднявшейся желчи на языке от приступа кашля. И хочется отплевываться, избавиться от этой горечи во рту. Но она старается лишь размеренно дышать. Стоя все так же на одном месте.

Вдох. Выдох. Сосредоточиться. Нобару сжимает ткань длинных рукавов своего платья пальцами в ладонях. Заставляя наряд вновь чуть ли не скатываться с тела и края кимоно снова едут вниз, обнажая её плечи… Вдох и плавный выдох. И снова.

А потом громкий взрыв практически над самым ухом. Бах.

Нобару непроизвольно вскрикивает, падает на корточки, обхватывая голову руками, скрючивается на полу. Ее засыпает пылью, мелкие камни путаются в волосах. И вся одежда становится белесой. Цвет пепельный, выжженный. Нобару сжимает виски пальцами, царапает свою кожу. И начинается паника. Здесь скоро все разрушится. И весь ужас не понимая того, что творится вокруг обрушивается на ее плечи с такой удушающей силой, что становится страшно. По-дикому. Действительно страшно. Она ведь одна. Совсем одна. В совершенно незнакомом месте, незнакомом мире. Точно запертая в клетке каменной ловушки, и остается лишь темнота. Сердце ухает, колотится в груди.

Нобару очнись.

И в мозгу крутится одна единственная назойливая мысль. Жадная, нужная, цепкая. Она все так же думает о нем. О Лисе. О том, что он делал, говорил, как смотрел, как касался, как целовал. Это было волнительно. Это было сокровенно. И в этот момент кажется себе столь жалкой и никчемной. Посмотрите на нее. Прижалась к полу, вся в известке и с опухшими глазами, да блестящими щеками. Сидит в бездействии. Трясется. Где та девчонка, которой она всегда была? Которая выживала? Которая могла? Которая делала? А потом ногтями в ладони. До новой крови. И жидкость рдяная из свежей раны. Так надо. Ей надо выкарабкаться от сюда. Нобару очнись.

Очередной грохот все же вырывает из краткого плена мыслей. И хорошо. Задумавшийся — не жилец сейчас. А жить она хочет. И кажется голова проясняется. До мутного, измученного сознания доходит очевидный факт — Акура-оу не друг ей. Он враг! И слова его не во благо. Ей нужно поторопиться. Поторопиться, пока Томоэ еще где-то здесь. Пока близко. Пока не ушел. Пока она еще дышит. Нобару поспешно вытирает пальцами щеки, моргает, стряхивая влагу с ресниц. Лис ведь ищет её. И первый шаг, такой слабый, почти неуверенный, боязливый. Потом снова, туда, за тяжелую дверь, которой еще недавно касалась рука огненного демона. Ноги ступают по мелким камням и каменной крошке. Шаг за шагом по темному коридору. Нобару снова трет виски, все больше возвращаясь к мгновению, к настоящему.

Она трясет головой сгоняя пыль и стряхивая осколки камней с макушки, идет едва различая очертания разрушенного коридора и разваленных стен. Даже не уверенная, в нужном ли направлении двигается. Ей в глаза вдруг бросается алый сгусток, застывший на ранее упавшем валуне. Она всматривается и видит, что перед ней, прямо под ногами раскинулось тело какого-то мальчишки. Оно изогнуто в неестественной позе. Руки и ноги его приняли столь непривычные углы, что составляют ломаную геометрическую фигуру. Человек так выглядеть не должен. И Нобару застывает, замирает, с поднесенными ладонями ко рту, когда смотрит на кровавую кашу вместо одной части лица, когда видит, как тяжелая глыба переломила позвоночник этого совсем еще юного ёкая пополам. И в горле тошнота. На глазах снова слезы. Нет не сейчас. Она жмется в сторону, стоит, лопатками царапает стены, всем позвоночником вдавливаясь в холодный камень, сжимает руки в кулаки, ищет в себе нужные силы перешагнуть через это.

И так во время. Огромная каменная глыба, бывшая возможно некогда полом верхнего этажа, падает прямо перед её носом с грохотом. А потом ладонью по камню стены за спиной. Снова до крови. Боль не даст провалиться в забытье. Так действительно легче. Отвлеченнее. Отрешеннее. И в глазах ее пляшет ужас. Черти в Аду гогочут, Нобару не сомневается. И ей даже кажется, что там, в той комнате все было намного спокойнее. Тише. Безопасней. И хочется туда. Обратно. Но она снова делает шаг вперед. Спотыкается едва не падая. Ноги у нее еле гнутся, мышцы одеревенели.

— Нет, — шепчет она, — так не должно быть. Так не бывает. — Все мысли. Клубятся, налезают друг на друга. — Томоэ… — почти шепоток. И все же нога за что-то цепляется, когда все вокруг вновь трясет. И локти, костяшки, колени в кровь сминает камнем. Когда-нибудь до мяса. До мраморной кости. А перед глазами — маревая пелена. Так не должно быть. Это дико.

***

Пламя жрет его из изнутри. Горит, горит, горит синим пламенем. Так ярко, так хлестко, так люто, что, кажется, оставит после себя лишь пепелище, глухое и безмолвное. В груди раздается набатный стук. Громко, тяжко, протяжно. Кончики пальцев яро колет. Жжет фаланги, подушечки, огонь искрится на острие длинных демонических когтей. И в висках отдает и стонет. Он уверен. Он практически уверен, что если она попала к нему, то обратно уже не выберется. Не сможет. Не успеет. Не первая. И Акура не отпустит. Он никого не отпускает. И вся эта боль у него за грудиной. Такая зудящая, ноющая, готовая прорваться сквозь все щели, и шум в ушах лишь нарастает.

— Акура-оу! — Лис орет, себя почти не контролирует. Слишком загнанный и вздыбленный. Сплошь гольные инстинкты. И новый удар огненной сферы первородного пламени из мужских рук, возвещающий всех о его прибытии и настрое. Сыпется на стены и лестницу. Пусть явится к нему где бы тот не был.