Она засыпает той ночью на удивление быстро, подогнув в коленях ноги и опустив голову на ладони своих рук, удобно устроившись на ложе широко кресла. Измученная и вымученная, с припухшими от слез глазами. Стараясь просто не думать обо всем этом, о том, где теперь оказалась и как может начаться её следующий день потом. Ведь Лис обязательно придет за ней. Придет. Но неизвестность гложет, обсасывает каждую кость в теле. Ведь Нобару не уверена сколько времени ему может понадобиться для этого, для того чтобы найти её. Но она еще жива и дышит. Под веками снова щиплет. Нет, она не хочет плакать, но эта неспособность что-либо сделать, это незнание, эта замурованность точно в клетке… Нобару комкает пальцами длинные рукава своего былого наряда, сглатывает соленые слезы и все же чуть улыбается сквозь набегающий сон, тихо всхлипывая, когда чувствует как её руки оставили на себе аромат спелого яблока. Прошлым утром она омывала их в леденящей воде быстротечной реки, а после оставила в глубокой чашке на кухне уже такого знакомого дома. Там, куда непременно вновь вскоре вернется. Вернется к нему.
Акура воротится в свои покои уже под утро, почти с первыми лучами восходящего солнца, сгребает охапкой черный плащ, тянет его на широкие плечи, шнурует сапоги на ногах, возвращая себе привычную внешность. Даже не заботясь о тишине своих действий. А девчонка все глаз не открывает. Он как-то ловит её случайным взглядом и криво ухмыляется кажущейся беззаботности её крепкого сна. Волосы ее светлые взлохмачены, голова чуть повернута в сторону, почти на бок. Он проходит вперед бесшумно, как маститый хищник, приседает перед ней опираясь на одно колено немного склоняясь. Мужчина рассматривает ее совершенно бесстыдно и нагло. У девочки красивая шея, но ключицы сильно торчат, и небольшая, но аккуратная грудь, мягкая и теплая, он знает. Ноги и руки у нее все же слишком тонкие, но она же девчонка — он не удивляется и довольно хмыкает себе под нос, приходя к пониманию, что это ему нравится.
И все же это странно. Странно для него было видеть ее отсутствие страха перед ним, эту непосредственность движений, жестов, взглядов, слов и мыслей — девчонка тогда расслабилась. Осмелела. Акура склоняется к ней ближе, опираясь рукой на подлокотник кресла, опускается к самому ее лицу. Она что-то бормочет во сне, тихо дышит, двигает ногой, и шелк ткани кимоно едва шуршит улавливая на себе блики света. И тогда он просто накрывает ее губы своими идя на поводу желаний. Вот теперь Нобару просыпается, дергается испуганно назад, взметая руки. Тут же превращаясь в комок натянутых нервов и мышц. Акура грубо задирает ее лицо к себе, так, чтобы было удобнее, обхватывает своими руками. И плевать ему, как все это выглядит. Просто плевать, что не должен. От одного раза девка не сломается.
Нобару всхлипывает, кривит лицо едва размыкая губы, чувствуя его напор к себе. И он сам не знает чего в этом звуке больше, то ли её протеста, то ли какой-то боли. Она дрожит. Сжимается. А мужчина все въедается в ее рот, совершенно неожиданно для себя дурея от мякоти девичьих губ, от этих будоражащих его полувздохов-полувсхлипов, от её запаха, что забивается в ноздри, разгоняет кровь. Наконец язык скользит внутрь, когда она немного сдается, ладони сжимают женское лицо сильнее. У него точно сейчас сорвет крышу. Да, вот так, маленькая, податливая, покорная. Пусть подчиняется. Это просто охереть. Он рычит, звереет, пугает ее еще больше. Поднимается к ней еще ближе, мешая дышать, давая попытки заговорить. И пусть даже если она не отвечает ему. Он целует ее глубоко, властно, так, как он умеет. Лишь забирая, ничего не давая взамен.
У Нобару кажется что-то хрустит в позвоночнике, в шее, когда мужчина налегает на ее всем своим телом. Больно же. Больно. И тогда под ребра ей ударяет паника, заставляя вновь задыхаться. Нобару старается отвернуться. Бьет мужчину в грудь кулаком и чувствует, как он улыбается сквозь поцелуй, но ото рта не отрывается. Не уйдешь. Его руки сжимают ее тело сильнее, пальцы пробираются под юбку едва повязанного платья, проходятся по бедру, ныряют под край льняной рубашки, оглаживая полоску раскрытого тела на талии. И вновь жгучие слезы выступают на её глазах, касаются щек, попадают на язык соленой влагой. Нобару снова брыкается, упирается руками ему в грудь, скулит тихо что-то и мужчина вдруг послушно отстраняется освобождая её губы, с усмешкой играющей на его лице. Нобару сразу вдыхает шумно и гулко, точно никак не может надышаться.
— Не хочешь, да? — Акура говорит глухо, всматривается в её лицо. На кой-черт он вообще ее поцеловал? Имбецил, не менее.
— Нет, — подтверждает она. — Нет, не хочу. Боги, да ты действительно зверь! — взвивается девушка повышая голос. И вдруг чувствует, вздрагивает, от того, как он впивается в её тело своими демоническими когтями. С силой. Так, что она едва морщится. Ох, лучше бы она молчала.
— Еще захочешь. Я заставлю тебя захотеть! — шипит мужчина и его руки на ее теле каменеют. — А может все же взять тебя силой, а? — И ее глаза все больше и больше от его слов, пальцы вздрагивают. Он склоняется к ней, к самому ее уху, намереваясь еще что-то сказать. Оказаться ближе. И тогда Нобару не выдерживает, вцепляется в его лицо ногтями, режет кожу. Заставляя мужчину дернуться от нее, чертыхаться сквозь зубы. Вот ведь дрянь! Она толком и сама не замечает в какой именно момент ладонь его оказывается на её шее, сжимает горло практически до хруста костей со всей той силой, на которую только способны мужские руки. Заставляя её хрипеть и задыхаться, корчится от новой боли. Акура припирает её к спинке кресла, со злобой, агрессией. И Нобару испуганно мельтешит глазами по его лицу. У него щека теперь рассечена, и алая полоса пролегла под правым глазом. Еще чуть-чуть и она бы зацепила. Но все это такая ерунда, такая пустая попытка сопротивления. Девчонка понимает все это, когда с ужасом для себя наблюдает, как все ее царапины на нем уже затягиваются, исчезают буквально за секунды, не оставляя даже и следа.
Акура вглядывается в нее, взгляд у девки страшный, панический, практически дикий. Сама напросилась, могла быть покорнее. Ничего, сейчас он усмирит ее бойкий нрав. Собьет эту спесь одним махом. Мужчина наблюдает, как лицо ее наливается краснотой, как пытается она глотать воздух раскрытым ртом, как сжимается вся точно в комок. Хватается руками за его руку, все так же сильно держащую ее за горло. Снова царапается своими ногтями. Ну давай же, попробуй сделать хоть что-то еще. Попробуй.
Нобару уже почти теряет надежду высвободиться, когда вдруг стены вокруг сотрясает мощным грохотом. Столь сильным, что с потолка на голову сыпется пыль, а камень режут узоры трещин. Акура отпускает её почти сразу, крутит головой по сторонам, снова в недовольстве, морщит нос. А она в ужасе приложив ладонь ко рту, наблюдает, как темная, ветвистая, косая полоса ползет по серой стене, змеится, пускает свои клешни, ныряет на пол. И вот снова.
Бах.
И вокруг все так трясет, что мебель не стоит на месте. Скребет своими ножками, цепляется за безучастный, немой камень. Нобару забывает о мужчине. Смотря со страхом на все происходящее. Рефлексы мозга, сознания призывают действовать, спасаться, бежать, не сидеть на одном месте. Еще один мощнейший толчок. Бьет по ушам и нервам. Крошка с потолка снова сыпется на головы и Нобару вскрикивает. У нее белеют пальцы, когда она цепляется за рукав мужчины, практически мертвой хваткой, тревожно смотрит на него, точно ищет спасения. —Что это? — тихо выдает она, не расцепляя рук.
Акура опускает голову, глядит на ее лицо, что уже белее мела. Ну надо же, теперь сама к нему жмется. — Томоэ, — тяжело и почти обреченно произносит он, когда приходит третий толчок. — Не думал я, что он заявится так скоро.
========== Ему не нужна такая ==========
Все вокруг трясет и шатает так, что Нобару даже кажется, что она вот-вот упадет с этого широкого, просто огромного для нее кресла на жесткий каменный пол. С потолка летит теперь уже не только пыль, что белым пеплом оседает на одежде и волосах, но и камни. Мельче, крупнее, острее, тупее — самые разнообразные, начинающие отстукивать звонкую трель скорой смерти. Еще один громогласный звук, режущий барабанные перепонки. Трах. И Нобару вскрикивает, почти взвизгивает, с невиданным ранее проворством для ее измученного тела соскакивая со своего ночного ложа. Практически с размаху врезаясь в грудь демона уже поднявшегося на ноги. И что-то так страшно крякает вдалеке. За стенами, за дверью. А затем полыхает, донося до носа девушки запах свежей гари и дыма.
