Нобару жмурится счастливо утренним лучам солнца, пляшущим на её лице, идет неспешными шагами. Прижимает глубокую миску к своей груди теснее, крепче стискивая её тонкими пальцами. Переступает через поваленные камни, перепрыгивает через встречающиеся рытвины и колдобины на дороге. И все оборачивается назад, смотрит не идет ли кто следом, давит улыбку, щурит глаза и снова вперед. Шаг за шагом мимо елей могучих, и даже без лишней опаски как раньше. Минует знакомый поворот и уже видит вдалеке, блестящую в серебристой дымке утренней реку лесную, у дерева заветного.
Она подхватывает одной рукой свои длинные юбки воздушные, из ткани тонкой, невесомой, и устремляется к неспешному потоку прохладной воды. Клонит голову, вглядывается сквозь прозрачную поверхность. А там рыбы плещутся все те же. Яркие, золотистые, речные. Сказочные существа. Дикие, неприрученные.
Поймать хоть одну ей удается не сразу, но все же, наблюдая после, как та крутит круги на белой поверхности глубокой чашки, глаза Нобару точно ярче становятся, улыбка на её лице еще пуще тянет уголки розовеющих губ, и что-то такое женское, словно бьет в ней ключом, красит зелени взгляд.
Нобару немного смеется, вытягивает шею, смотрит вперед, широким шагом минуя встречную ветку на дороге, и голосом тихим, мелодичным, слова песни простой напевает: — Я поймала рыбку золотую, любимому тебя я подарю, — и солнце яркое над её головой точно пахнет ароматом карамели, блики от воды слепят большие глаза. И она снова смеется, радуется точно малый ребенок своей выдумке, обратно вернуться к нему торопится.
— А он возьмет и выберет другую. Рыбку золотую. — дополняет следом и останавливается тут же в тишине. Мочит пальцы, чуть касается пушистого хвоста речного существа и рыбка снова круги по оси быстро проскальзывает. Нобару смотрит на нее так задумчиво при задумчиво, размыкает рот, облизывает губы быстрым движением, осмысливая сказанное, хмурится. Понимая наверное лишь теперь то, что напевала так много раз в детстве с другими детьми. И образ той статной женщины перед глазами мелькает. Высокой, красивой, стройной, в платье длинном, с позолоченным узором. И то, каким взглядом вязким та, глядела на нее еще прошлым днем. И в душу словно нож вновь засадили. Острый. Холодный. Делиться Нобару точно не хочет. Ни с ней. Ни с кем-то иным, счастьем своим едва обретенным.
— Разлучница коварная! — вдруг звонко изрекает Нобару, размыкая кольцо рук и тонкая чашка с глухим звоном удара о камень, сию же секунду раскалывается осколками у ее ног. А девушка так и стоит, смотрит каким-то пространственным взглядом на то, как жадно впитывается влага в почву сухую. Как бьется рыбешка о траву пожухлую, хватает ртом воздух, задыхается. И ахает спешно, через мгновение короткое, наклоняясь к ней, подхватывая ту аккуратно в ладони. — Прости, прости, прости, — вторит шепотом себе под нос, да быстрыми шагами обратно к реке прохладной, отпуская ту на волю.
Нобару смотрит ей вслед, ведет головой, ежится отгоняя морок, сама толком не понимая, что именно на нее нашло. Ощутив подобное чувство впервые. И чуть ли не подскакивает на месте, как слышит рядом знакомый смех мужчины. — А ведь я был уверен, что она предназначалась мне, — говорит Лис и смотрит на нее взглядом хитрым, искрящимся, стоит руку протянув ей, ладонью вверх раскрытой, ждущей, позывая подняться с берега мокрого. И девушка, не долго думая, вкладывает свою ладонь в его, немного растерянная, даже малость напуганная, со слегка растрепанной прической, собранной так небрежно и спешно, еще меньше часа назад. Делает шаг вперед становясь к мужчине совсем рядом, голову задирает разглядывая его лицо, еще путаясь в мыслях своих. Гадает причину такого веселья. — Я выберу только тебя.
И Лис чувствует, как Нобару вздрагивает всем телом, как дергается её ладонь в его руке. И лицо у нее рдеет, покрывается этим цветом разгоряченной кожи вновь. Алеет по самые уши. Она хлопает глазами, а у него улыбка все более тянет уголки губ, глаза горят истым светом. Чистая она, бесхитростная. — Ты все слышал? — шепчет, ломано роняя слова, — И все видел? — каким-то не своим взволнованным голосом.
— Нет, — лукавит мужчина сразу, подмечая ее замешательство, — конечно нет, — а она уже в ладонях прохладных лицо горящие прячет, дышит часто. О! Нобару сейчас более чем уверена, что он снова над ней посмеется. Такой глупой, непутевой. Да вот только не знала она о его присутствии, даже не догадывалась, да еще и столь не ловко все вышло. Говорила не нужное, проявляя ревность неуместную, будучи уверена, что здесь совершенно одна. Ведь иначе бы и рот не раскрыла. — Тебе не о чем волноваться, — скажет Лис тихо, чуть склонившись к ней, оставляя поцелуй на макушке светлой, руку опуская на талию тонкую. И покажется даже, что и нет в его голосе усмешки так ожидаемой, лишь безмерная мягкость обращенная к ней.
Нобару выдыхает тихо, стараясь держаться спокойнее, чем есть на самом деле, стоит уткнувшись в его грудь, глаз так и не решаясь поднять более. — Не ходи за мной, пожалуйста, — просит кротко, — Я знаю дорогу обратно, — а щеки так и горят болезненным румянцем. Ну вот, снова она оступилась. Промахнулась. Уже в который раз. Теперь только и остается, что держаться манерно, да чинно, что бы не оплошать вновь. — Я соберу травы и вернусь.
Она выскальзывает из его рук легкой птицей, в наряде своем пестром, так ярко играющем цветами сочными на солнце. Клонит голову все вниз, точно пристыженная своей откровенностью неуместной, прячет за спадающими прядями лицо. Лес ветвистый, густой и скрыться от его взгляда ей удается очень легко. Всего лишь в несколько быстрых шагов и одного поворота по изученной тропе, потом второго. Шагает не глядя, торопится занять себя делом. Почти подбегая к первой попавшейся ели, цепляет ногтем кору, ломает, обдирает, сует мелкие кусочки за пояс на груди.
Ну услышал и услышал, повторяет себе слова сакральные, точно заклинанье читая. Ведь и в разговор недавний, ночной, она столь явно обнажала свои эмоции и чувства. Шипела, да ярилась точно кошка, обиду свою показывая, не думая как выглядеть может, а тут вдруг спохватилась и сейчас даже злится на себя. Зато, что не умеет быть умнее. Да и не только в этом разговоре дело! Ведь женщине стоит быть покладистей, да более смиренной. Внести с собой в дом мужчины лишь покой, да уют мирной жизни, а все прочее пусть остается подальше от глаз и обсуждений, хранится глубоко в себе, без права выйти наружу. Таких только ценят, таких в жены берут, повторяла ей Тетушка из раза в раз под треск свечей зажжённых вечерами. А у Нобару все не так выходит, все по другому, боком. Не правильна она, и жизнь у нее неправильная.
Нобару делает еще один глубокий вход, стараясь унять сердце и успокоить мысли. Трет лицо ладонями, вертит головой, ищет приметные глазу знакомые травинки под ногами и вдруг осознает, что за размышлениями разными, уже и не знает куда забрела. В воздухе висит легкая прохлада леса, ветви могучих деревьев — исполинов, шепчут высоко над головой песни свои тайные. Закрывают кроной небо синее. Похоже она все же не столь хорошо знает все эти дорожки — тропинки лесные. Так тесно схожие меж собой.
— Я уже устал ждать, девчонка. — Нобару замирает. Голос этот ей не знаком, и звучит он так близко, так напряженно, прямо за её спиной. Девушка голову медленно поворачивает, глядит через плечо, разворачивается и сталкивается со взглядом чуждых ранее глаз, смотрящих на нее в упор. Существо не слишком высокого роста, с внешностью странной, похожее скорее на жабу в одеждах людских. Тянет рот в кривой ухмылке, скалит зубы острые и к ней делает шаг. Нобару вертит головой, оглядывается. Одна. Теперь совсем одна. Сама убежала. И мир вокруг точно глухим становится, сотканным из ваты и стекольных осколков. Движения все вокруг замедляются. Пальцы деревенеют, не слушаются и тело как каменное. Такое тяжелое.
— Госпожа давно искала встречи с тобой, девчонка, — существо хватает её за запястье грубо, тянет к себе ближе, а она лишь и может что головой отрицательно покачивать, не издавая и звука, смотрит глазами стеклянными, ни живая ни мертвая. Хотя ей бы крикнуть сильнее, громче, вырваться из этого оцепенения липкого, сковавшего её в свои цепи. Но, чужая рука такого странного, зеленовато цвета уже чуть касается лба длинным когтем, — Спи, девчонка, — и все вокруг гаснет, в одно короткое мгновение переставая существовать.
