— От чего же? — интересуется демон, — Отчего же не найду? — повторяет Король приглушенно, тихим голосом с хрипотцой. Откровенно забавляется. Едва заметно меняя интонацию, и с легкой усмешкой наблюдая, как изменяется лицо чашника.

— Потому что в ином случае вас тяготит одиночество, — и сразу в глазах юноши отражается испуг, когда он осознает, что сказал лишнее. Ну надо же. Какой-то юнец, неизвестно откуда, у которого еще материнское молоко на тощих губах не обсохло, вдруг так открыто ставит самого Кровавого Короля в шаткое положение. Но Акура улыбается. Нет, это действительно забавно, откуда столько смелости взялось. — Господин, я хотел не это сказать. — опоминается тот.

— Хотел, конечно же хотел, — отзывается повелитель огня без промедления, — А потому выметайся. Чтобы не видел я тебя здесь больше! — но глаза остаются безучастны. Лишь темнеют сильнее — зрачок яркую радужку все больше заволакивает. Затягивает собой.

Дверь хлопает с силой. Быстро. Да звонко. Слуга семенит ногами по лестнице вниз. Вот теперь демон раздражается еще больше прежнего, мысли лишнее в голове его целый рой рождают. Дарят хаос, да беспорядок. А быть может малец в чем-то и прав? Акура плечами передергивает. Нервы успокаивает. Ожидание тяготит. И больше всего он сейчас хочет что бы в этом замке вообще хоть что-то случилось. Что-то, из того что удивит, заставит испытать богатейший калейдоскоп эмоций, вдохнет жизнь наконец вновь. Подарит желание двигаться. Дышать. Вечность накладывает на все свои отпечатки, блекнут краски мира за ненадобностью. И все меньше остается того, что способно зажечь искру. Подогреть желание.

И вот тогда Акура снимает меч со стены сильной рукой, достает из ножен, откидывая те в сторону. Хлопает дверью большого зала. Сейчас демон развеется. Стряхнет с себя пыль. Он преодолевает широкие ступени, длинные коридоры, гремит своими сапогами. Позволяя плащу виться черными крыльями летучей мыши в след. А у самого в груди сердце начинает колотиться от предвкушения, биться быстрее, с удвоенным ритмом. И этот сладкий, знакомый вкус скорой наживы, легкой опасности, будоражащий кровь. Наконец то.

Лезвие его меча скулит и ропщет, со свистом рассекая воздух. Каждое движение неумолимо точное. Единственно правильное и верное. Клинки их бьются со звоном. Железо скрежещет нарушая тишину вечера. И лязг метала словно песня окутывает соперников в этом поединке. Огненный демон делает выпад, производя шаг вперед и Лис отражает попытку приставить клинок к основанию шеи.

Акура чуть смеется опуская руки. Снимает напряжение в кисти. Пальцами удобнее перехватывая рукоять катаны. — Ты задержался. Снова пришел в последний момент.

— Уж извини, что не явился так сразу, — кидает в ответ «светлый демон», с прищуром следя за другом. За каждым следующим шагом, за каждым движением тела. Глядя на Брата едва ли снисходительно. Даже скорее слишком надменно. И Акура будто подмечает эту почти незаметную перемену в нем. Как что-то кроется где-то глубоко внутри. И брови сводит выискивая причину. Да клянет себя за неверие.

И вот белокипельные пряди летят словно покрывало за мужчиной, блестят в последних закатных лучах алого солнца. Снова звон стали бьет по ушам. Скрещенные катаны. Новые удары, следующие один за другим. Звонкие, хлесткие. И пусть они лишь забавляются, словно играют друг с другом, но внутри каждого есть то, что необходимо сейчас выплеснуть. Легкий уворот, уверенный шаг в сторону и лезвие проходит мимо, в допустимой близости. Едва задевая черную одежду.

Акура улыбается, чувствуя такое нужно предвкушение в крови, бьющее прямо в голову, будоражащее само естество. — Ты скрылся в тот раз раньше, чем я нагнал. — раздается звонкий голос мужчины, — Ушел не простившись. Так торопился. — наигранно и азартно.

— Столько дней прошло, а ты все обиду держишь. — отзывает Лис стоящий напротив, медленно переводя дыхание, оставаясь на лицо практически незыблемым. Ведомый столь присущим ему видимым спокойствием нрава. Но Акура подмечает тот шальной огонек, искрящий в тайной синеве глаз. Все же это развлечение по нутру обоим. И огненный демон улыбается шире, хрипло посмеиваясь.

— Вырвал девчонку из моих рук, отпустил так просто. Дал возможность сбежать. — и удар от его катаны проникает в запястье до самой кости. Отдача сильна и беспощадна. — Думаешь тебе это так легко сойдет. — дополняет, резко разворачиваясь, парируя ответный выпад Лиса.

— Несомненно, ты найдешь чем ответить. — становясь вновь в боевую стойку. Оба ловкие. Оба тренированные. Крепкие. Пышущие жаром, силой. И клинки их блестят на солнце холодным сиянием.

— Если бы сразу сказал что она тебе приглянулась, я быть может даже и уступил. — скидывая прилипшие волосы с глаз. Выставляя мечи вперед, принимая более устойчивое положение.

— Не неси чепуху, или все ни как забыть её не можешь? Неужели замену не нашел? —пальцы, его едва побелевшие, крепко держат катану в руке. Грудь быстро поднимается и так же быстро опадает под суконной тканью одежды.

— Нашел и даже по сговорчивее, да по покладистее. — от таких слов Брата, губы Лиса трогает легкая улыбка. «Своевольная девчонка попалась, не иначе.»

***

А Нобару все ждет, плод округлой формы в руках перекатывая. Кожура у груши едва шершавая, запах ароматный бередит воспоминания. Засохший лист на короткой веточке чуть царапает пальцы, цепляется за кожу женской руки. И она улыбку спрячет в складках рта, вспоминая мужчину с лисьими ушами. Что почти не говорил, а просто был рядом, но вместе с тем будто тьма на сердце отступала. И дышать становилось легче. Но сейчас не пришел. А может и вообще больше не появится, кто их, ёкаев поймет. А ей бы хотелось, что бы снова его чуть слышные шаги нарушили покой тихой ночи. И вновь взгляд украдкой на «дверь» кидает, лелея надежду внутри.

А может не стоит его ждать. Может приходил из опаски, что она снова сбежит, стоит ему лишь отвернуться. Отказывался от сна в угоду меньшим хлопотам. Может думает, что девчонка людям другим расскажет, где демон свой дом скрывает и народ сюда приведет. Разрушив его покой. И часы летят незаметно, унося томительное ожиданье с собой. Нобару лицо в подушку прячет, не понимая, когда Лис стал занимать столь много мыслей в её голове. Ведь раньше жила спокойно не печалясь и не заботясь, ни о чем и ни о ком. А теперь…

Хотя может сама виновата, что больше видеть её не желает. Наговорила она тогда много всего, возможно и неуместного вовсе. Хотя от чего же неуместного, возмущается Нобару молча, но пылко. Сказала как есть, ничего не тая. И держит он её тут как в клетке, лишая необходимой свободы. Надругался, позабавился да и запер. Заставил сидеть на месте смирно, словно верный пес на цепи. Век не перед кем не прогибалась, и сейчас не станет подобного делать, решает она сгоряча, вскидывая голову. Руки на груди скрещивает. А взгляд хоть искоса, но все за седзе следит.

Рассвет проникает в комнату нехотя, сквозь закрытое окно, лучами яркими задорно по женскому лицу скользит. Разгоняя ночные чары Морфея. И все вокруг остается как есть, так же, не измененное чужой рукой. А может случилось с ним чего не доброе, а она же и не спрашивала даже. И стоит бы проверить, да узнать наверняка. Быть сможет помощь какую могла бы оказать.

Нобару в «дверь» чужую едва слышно стучит, пальцы гнет на руках, время занимая. Но потом сама медленно седзе двигает, не выдержав, и с удивлением отмечает, что и по ту сторону так же никого нет. Футон не тронут, а в комнате легкость и свежесть летнего дня царит. Кисеру на невысоком столе покоится. Нобару берет её тонкими пальцами, в руках с интересом вертит, разглядывая изящный спиральный узор, понимая, что и та совсем холодная. Оставлена здесь за ненадобностью уже давно.

А книги на полках все так же манят. Если заглянуть в одну пока не видит никто? Хоть это и мелкая проказа, но все же, о позволении она ведь не спросила никого. Нобару украдкой оглядывается, хитрая улыбка тайком оживляет черты её лица. А пальчики уже цепляются за старый корешок, потянув тот на себя. На старых страницах красуется острый, прямой почерк, буквы, словно жало, не щадящие взгляд, тонкие, аккуратные. Черным по белому рассекают бумагу, как тонкие лезвия клинка. Заточенного остро, да верно. И тогда приходит скорое понимание, это не книги из-под печатного станка. Это рукописи. Их так много и кажется каждая о разном. Различные пометки, да записи.