— Зверь, — добавляет она и ее трясет настолько сильно, что кажется кости вспорют тонкую кожу, шея проступает так рельефно и явно, словно оголяет скелет, все связки и узлы. Взгляд стал волчий, голос сдобрен глухими всхлипами, что рвут на части распухшее горло. — Дикий зверь! Не приближайся ко мне! — и голос снова сходит на крик отступая от него дальше на шаг. И нет ни страха, ни прежней опаски, ни остроты.

Истерика настолько сильная, и глаза такие красные, горящие. Что демон смотрит на нее практически с болью, что чужда ему по натуре, с вялой грустью аквамариновых глаз. Не находя в ней и частицы того, что пленило ночью. Тень и пепел той живой девчонки. Сломавшаяся с треском костей, замкнувшаяся в коконе своих эмоций.

— Да, я лис в людском обличии, — наконец говорит демон осторожно, — Ёкай, не такой, как ты. Но я не дикий, Набару, — он подступает к ней протягивая руку, как она вдруг ныряет под нее подхватывая юбку. И с губ мужчины слетает чертыханье. Он ловит её за талию, с силой прижимая к себе брыкающуюся и извивающуюся, что-то кричащую так яростно. Казавшейся в конец потерявшей рассудок.

Наверное лучше бы было убить её как можно безболезненно, так сразу, еще там, в том поселении, на пыльной, пустующей улице, почти гуманно, позволив прекратить сердцу биться, а дыханию — вылетать из приоткрытого рта. Но каждое его движение вопреки всему будто говорит за себя. Не отпущу.

— Жаль, что я оказался настолько ненавистен тебе, — шепчет демон на ухо, а она пальцами с такой силой насилует материю его рукавов, в попытках вырваться из хватки, что та может пойти трещинами, разорваться по швам. — Но тебе же хуже если так, — дополняет, крепче смыкая руки на талии, прижимая женскую спину к мужской груди.И искры синего, ярчайшего света запрыгали перед глазами размывая очертания мира.

Комментарий к Беглянка

Ох…дописала.

Оставляю на суд моим читателям. Буду ждать ваши отзывы, очень надеясь, что текст не разочарует ваше ожидание.

========== Забавы ==========

Лис отпустил её резко, так, что она практически рухнула. Промокшая до последней нитки, пропитанная смрадной, алой жижей, вся в земле и песке. Потухшая. Опустошенная. Присмиревшая. С поникшей головой. И дрожащая так мелко, так хаотично, практически припадочно, будто в лихорадке. Не от холода ледяной речной воды или боли еще не зажитых ссадин, а от пережитого. Казалось, в полностью поглотившем омуте отчаяния. Фаланги её изгибаются так неестественно. Искривленные темной силой чумных эмоций и нечеловеческой боли, когда она пальцами зарывается во влажную, еще после ночи землю, собирая ту в кулак.

Лис поднимает голову, отводя от нее взгляд, смотрит куда-то бесцельно вперед. Тяжело выдыхая. Высокий, статный, стройный, с белокипенными волосами. С напряженной линией плеч, сжимая крепкой рукой меч, что покоится в ножнах. Набору же лишь крепче стискивает ноги в коленях, и пальцы ее режет острый камень, зажатый в ладони так, что кожа краснеет, расползаясь цветастым пятном под ним. А взгляд все так же стеклянный, пустой. Она замирает подобно статуе, высеченной из мрамора. Холодная, неживая, отчужденная.

— Нобару, — произносит демон её имя, наклоняясь. Подавая руку, с надеждой, что та возьмется за нее. Вложит свою ладонь в его. Но она лишь еще ниже рывком опускает голову, и столь спешно. Что перед глазами на короткое мгновение все мутнеет от соленой влаги. Стремясь скрыть те чувства, что искажают черты лица. Эту слабость, которую он и так видит в ней.

Лис молча наблюдает, как она будто сжимается все больше, как плечи её вздрагивают в глухом, и от того лишь еще более страшном рыдании. Зная, что сейчас её чудные, изумрудные глаза полнятся брызгами хрусталя, что они утопают в соленой поволоке. И это незнакомое, щемящие чувство тоски, кажется передается и ему. А ветер подхватывает светлые волосы, кидая их в лицо, цепляя за густые ресницы.

— Нобару, хватит, — просит демон её тихо и как можно ласковее, беря под локоть. Позывая подняться с колен. Выпрямится. Встать.

— Почему? — Едва-едва отзывается она, так, что ему приходится даже чуть наклониться к ней. — Почему ты не помог им? — даже не стараясь глушить рыдания. Пальцами стирая воду с глаз.

Вся её жизнь, которая казалось только-только начинала складываться в правильном русле. Все то, к чему она так стремилась, все то к чему была так близка. К чему начала привыкать. Все то в чем стала нуждаться. Что наконец обрела. Лица соседей, знакомых, подруг. И просто людей, что окружали каждый день и те мимолетные встречи, случайные разговоры. Да просто целый мир вокруг, в котором жила. И она, почти нашедшая своё место в обществе. И общество, которое почти приняло её. Но все разбилось вновь на не видимые осколки, вновь утекло сквозь пальцы как песок. Её личный Танатос с остро заточенной косой, режущий хрупкую душу под самый корень. И снова одиноко отчужденная. Без крова и семьи.

— Я забрал тебя, этого хватит, — и от его слов она так резко вскидывает голову, выдергивая руку из мужской ладони.

— Меня? — шепчет девушка ломаным голосом, со слабым поскуливанием глотки. Чужим и неживым. Будто мертвым. — Ты для этого приходил двумя днями ранее? Приглядывал себе девку? — и голос полнящийся болью.

— Я никого не приглядывал, — отвечает демон твердо, выдерживая её взгляд. Такой вязкий и тяжелый, опуская руку, но не отступая от нее

— Тогда почему я здесь? — глазами шаря по его лицу, будто выискивая причину идти дальше. Со взглядом странными, не человечьим. — Зачем? — тихим шепотом.

— Я так захотел, — небрежно и просто. Просто для него. Но не для нее. И губы ее то размыкаются, то смыкаются вновь не издавая ни звука. Такие тонкие и дрожащие, искусанные до глубоких порезов.

Хотя, быть может есть что-то еще, о чем он не скажет. То, что и сам пока не до конца понимает. Ведь была же причина, что подтолкнула на столь несвойственный поступок, когда лисьи уши уловили её первый вскрик, от щелчка по лицу когтистой рукой. То, что скребется теперь тихонько внутри, поселившись там, где никто не мог.

Возникшее с простым, легким взмахом, движением хрупкой, женской руки, звонким смехом средь ночи и блеском больших глаз. Промелькнувшее, когда он смотрел на нее при их первой встрече, через шумную и галдящую улицу, — место, где было полно самых разнообразных лиц. Когда пожирал ее взглядом. И следил за каждым движением ее рта. Как губы её смыкались на контуре тонкой чашки. Как кончик розового языка едва мелькал, и тут же терялся в горячей и жаркой полости рта. Как она прятала кокетскую улыбку, когда её глаза в ответ замирали на нем. Пусть и наблюдал он тогда с напущенной ленцой, но неподдельным интересом.

С возникшим, странным желанием знать, как она сладко прогнется в талии. Как спина её будет изгибаться дугой, когда он очертит контуры ее тела своим ртом. С желанием чувствовать каждую мышцу в ее стройной фигуре. С желанием знать каждое вкусное место, от которого в горле её будет застревать дурящий голову стон. Маленькая, невысокая девушка, оказавшаяся сладкой, как патока, манящей словно мечта иль видение.

Ставшая теперь в его руках теперь лишь хрупкой, тлеющей оболочкой из клети костей, сухожилий и сосудов. С казалось иссякшим истоком кипучей, бьющей жизни, что он видел в ней. И от того внутри теперь так сильно печет. Горит первородным огнем синего пламени, выжигая нутро. Чувствуя на себе, такой, казалось бы чуждый, колющий отголосок вины, за это её состояние. За то, что чем она стала в столь короткий срок. Надломил. Порушил. Сломал.

Прости…

— А если бы оставил с тем красноволосым ёкаем, тогда бы все было иначе? — внемлет наконец она, ладонями закрывая лицо, прячась в искусственной тьме, как за ширмой. Вновь так стремительно оседая на землю. И чувствует, как сильные, мужские руки сжимают её запястья. И женское лицо упирает в какую-то мягкую ткань, так охотно впитывающую всю влагу.

— Возможно, — ничего не скрывая, отвечая открыто, как есть, без тени лукавства. И вновь крупная дрожь бьет все тело. — Не надо больше, Нобару, — просит снова Лис так тихо, говоря ей куда-то в макушку. Смыкая руки за женской спиной. Прижимая к себе теснее, будто делясь силами. Становясь точно крепкой опорой. И чувствует надрывный вдох.