— Нет, — закричал, пытаясь вырваться из хватки короля. — Не мучай меня, убей, — первые слёзы брызнули солёной влагой, и Юнги задрожал, падая навзничь, прижимаясь щекой к бедру короля, пытаясь контролировать истерику, что содрогала всё тело сильными спазмами.
Мин кричал и бил кулачками ковёр, кооторый застелал пол, он отталкивал руки Чона и выл, беспомощно кусая губы до крови, выгибаясь дугой, широко раскрывая глаза. Он не мог удержать эмоции, которые хлынули из него, он понял, что сдерживался с того самого момента, как узнал, что его пыталась отравить собственная мама. Но в голове не было ни единой мысли, а Хосок схватился за грудь, прямо там, где обжигающим пламенем жгла метка.
— Юнги, — болезненно простонал король.
— Я ненавижу тебя и надеюсь, что ты сгниешь в канаве вместе с Соа, — крикнул Мин, подползая к Хосоку, видя оголённую боль в его глазах.
Принц замахнулся и ударил Чона по лицу, оставляя на щеке красный след от своей ладони. Он принялся наносить удары по груди короля, но тот никак не реагировал, не понимал, как он довёл спокойного Юнги до такого безумия. Только сейчас он открыл глаза и увидел, что Мин — рыба без воды, такой же беспомощный, так же бесполезно мечется.
Юнги не понял, в какой момент сильные руки Хосока перехватили его запястья, но сил брыкаться больше не было. Чон не хотел сделать ещё больнее, только бережно прижал мальчишку к себе, позволил уткнуться ему носом в яремную ямку и тихо скулить, пока оставались силы.
— Ты понимаешь, почему носишь мою метку? — тихо спросил Хосок, раскачиваясь в стороны, обнимая Юнги.
Ответом послужил тихий всхлип.
— Котёнок, ты сильный, сильнее меня. Я убиваю, потому что боюсь, ты — ценишь жизнь. Я делаю тебе больно, потому что боюсь, ты — ценишь верность. Я боюсь не за свою жизнь, а за то, что оставлю тебя в одиночестве, что не сумею уберечь, что подпущу к себе, а потом не смогу жить без твоего дыхания и голоса. Я знаю, что мои слова могут звучать глупо, знаю, что ты ненавидишь меня, но я хочу, чтобы ты знал — я никогда не выберу тебя, ради твоего же блага. Именно поэтому ты останешься здесь, я сделаю тебя наместником, лучше тебя это королевство не знает никто. Ты получишь безграничную власть, и единственный, кому ты должен будешь подчиняться, я. Это плата за то, что ты должен нести бремя моей любви, — сухо тараторил король, пытаясь скрыть горечь и истинный смысл своих слов.
Юнги слушал, не моргая, пытаясь переварить всю информацию. Но он не воспринимал ничего, только жался ближе, слыша, как скачет тембр голоса короля, как тяжело ему говорить.
— Люби меня, — едва слышно выдохнул Юнги, поднимая голову. Слёзы стекали по красивому лицу Хосока, его влажные губы призывно подрагивали, а тяжёлое дыхание и потемневший взгляд завораживали. Он опять добровольно летел, словно мотылёк, прямо в огонь, забывая обо всём. Единственное, что ему хотелось — почувствовать эти губы на своих, и он поддался желанию, прижался к холодным губам, чувствуя мёртвую хватку Хосока на своей талии.
— Я люблю тебя, Юнги, — сдавленно прохрипел Чон, а потом поднялся на ноги, беря Мина на руки, неся его к застеленной кровати. — Между мной и ней ничего не было, если ты думаешь об этом, — прошептал Хосок, опаляя дыханием шею Юнги.
Принц рвано простонал, когда его опустили на прохладные простыни, и обхватил ногами торс своего любовника, забываясь и захлёбываясь ощущениями.
На следующее утро Хосок всё так же солнечно улыбался и притащил целый букет белых роз, наблюдая за тем, как Юнги нюхал бутоны и забавно морщил носик.
***
С первыми осенними днями, после лета, которое Чон Хосок решил провести во дворце Мин, и того, как реконструкция врат и стен была завершена, он возвратился в столицу королевства, наслаждаясь последними тёплыми деньками.
Хосок позволил Юнги самому разобраться со своей матерью и разрешил снизить налоги, но только ради того, чтобы подданные прониклись доверием к новому наместнику, которым стал Юнги. Ему было тяжело отпускать короля, особенно после того, как последний месяц он провёл в его постели, но он понимал, что такое положение дел — лучшее, на что он мог рассчитывать. Он слышал о том, что Ким Чонгук стал новым королём, и Хосок даже разок обмолвился, что планирует поход, но Юнги не разрешал себе вникать серьёзно, решив, что хватит метаться. Он хочет жить. Ему не нужна любовь Хосока, если он не хочет давать её.
Юнги доверял старым министрам своего отца и прислушивался к советнику, что говорил дельные вещи. Но он не рвался улучшать что-то, ему было хорошо и так. Подданные не любили его, и ему было искренне на это плевать. Они боялись Хосока, а, значит, не смели пойти против наместника, которого выбрал сам король.
Но всё же Юнги от скуки зарывался в государственные дела и с каждым месяцем всё чётче видел всю картину: работорговля процвела, неиспользуемые земли приходили в убыток, многие землевладельцы вводили свои порядки и законы. Но семнадцатилетний парень был не так опытен и умён, как тот самый Хосок, а потому действовал слабо, никто не видел в нём реальной власти. Мин старался не прибегать к насилию, он чётко понимал, что вся гниль идёт с верхушки так же, как и рыба гниёт с головы. Поэтому по одному стал избавляться от тех, кто был ему не нужен.
Он не принял мать ни разу, позволил ей жить в замке, но не разрешил ей сказать и слова.
Вёл переписку с Хосоком, в которой отчитывался обо всём, но это были не личные письма — строгие и уважительные, в нем не было нужного «котёнок». Чон сдержал обещание — он не выбрал Юнги, он выбрал своё целое сердце и Соа. Мин же свыкся с мыслью, что ему просто не суждено жить счастливо, только бесцветно и тленно. И Юнги жил: заставлял себя подниматься утром, впихивал в себя еду и ждал того часа, когда Хосок вернётся. Но он всё не возвращался, и Юнги умирал.
Когда спустя год после начала правления Юнги Хосок пошёл походом на Кимов — состояние дел ухудшилось, всё висело на волоске и зависело от того, возьмёт ли Чон замок, или же нет.
Но спустя ещё полгода пришло известие о том, что главная оборонная крепость Кимов свержена, а до столицы осталось несколько дней пути.
========== But still I find you here next to me ==========
«We were born sick», you heard them say it.
Домик травницы всегда обходили стороной, боясь накликать на себя проклятия и невезение. Она прослыла старой ведьмой, поговаривали, что она выла на луну, летала на метле и варила в своём огромном чёрном котле тех, кого ловила в лесу. Иногда ходили слухи о том, что ворон, который всегда сидел на её плече — заколдованный мальчик, а люди, видевшие Тэхёна, только подтверждали это. Но Тэ не грустил, он помогал бабушке и Юне и не ходил в деревню, понимая, что глупые люди не принимают его за человека.
После полнолуния Тэхёну было сложно прийти в себя, он то просыпался, зовя Чонгука, то опять отключался и блуждал по задворкам памяти, наблюдая за тем, как знакомое лицо принца и метка постепенно пропадали, стирались. Целый месяц он пролежал в постели, а обеспокоенная Юна ухаживала за ним, гладила его чёрные волосы, и мальчишка забывался, руки с красным браслетом пропадали, не могли дотянуться до его шеи, страх уходил. Тэ было сложно адаптироваться к новой затворнической жизни, но постепенно он влюбился в лес и поля, полюбил прогуливаться по округе, бегая с Тханом по лесу, даже несколько раз наблюдал за дикими кроликами, хотя и боялся их после того проишествия в высокой траве.
Летом Тэхён собирал с травницей различные растения, учил их названия и целительные свойства, помогал варить различные отвары и, чем дальше, тем лучше понимал их предназначение и то, что магии здесь нет никакой. Старуха давала отвары больным деревенским жителям, а те в лицо благодарили, а за спиной обзывали старой ведьмой и проклинали её. Иногда Тэхёну казалось, что бабушка отлично знает, как сильно люди не любят её из-за страха перед её непонятной, неизведанной силой. Иногда её грустная улыбка печалила мальчишку, и он усерднее расспрашивал о травах и мазях.
