Чимин же молча за всем наблюдал, и, только когда остался с принцем наедине, неожиданно сильно обнял Чонгука. Он отвёл принца в его новые покои.
— Как ты? Как плечо? — обеспокоенно спросил, помогая стянуть дорожную одежду.
— Ты помнишь, как я поранился? Откуда у меня на плече шрам? — с надеждой спросил Чонгук, заглядывая в янтарные глаза. Ему хотелось найти в них ответы, но Чимин лишь обескуражено хлопал ресницами.
— Тэхён, — прошептал Пак, глядя на замешательство Чонгука.
— Кто такой Тэхён? — удивлённо спросил принц, потирая плечо. — Это он меня ранил?
— Н-нет, это никто, — быстро выпалил Чимин, прикусывая губу. — Ты действительно ничего не помнишь? — тихо спросил, заглядывая в чёрные глаза.
— Если бы помнил, не спрашивал бы тебя, Чимин, — раздражённо ответил Чонгук, садясь на постель. Тяжело вздохнул, зарываясь руками в волосы. — Такое чувство, будто бы я что-то упускаю, не помню важной детали, только не могу понять, какой именно.
— Может, это к лучшему? — неуверенно спросил Пак, опускаясь на колени, и положил руки на колени Чонгука.
— Может, к лучшему, — тихо ответил Ким, ласково зарывшись пальцами в шоколадные волосы, оттягивая прядки. — Как ты здесь был без меня? — усмехнувшись, спросил и притянул Чимина к себе, легко прижимаясь устами к пухлым губам.
— Тяжело, — сквозь поцелуй пробормотал Пак, поглаживая плечи Чонгука, — я скучал и переживал, ждал весточки, надеялся, что ты придёшь в себя.
Чимин был смущён и напуган, ещё никогда он не сталкивался с тем, что после исчезновения метки её владелец забывал свою пару. Обычно люди помнили, страдали и убивались из-за смерти своего истинного, и это выглядело безумно подозрительно и странно. Чимин размышлял об этом, когда целовал Чонгука, когда царапал ногтями его спину, пока стонал под ним. Тэхён не уходил из его головы, он был уверен, что мальчишка умер, потому что метка пропала, но никак не ожидал того, что Чонгук его забудет. Радость и грусть затопили его, ему было жаль Кима, он понимал, что Чонгук так и будет искать пропавшие воспоминания, но больше всего ему было жаль мальчишку с мягкими, кроткими медовыми глазами, что явно не заслужил такой участи. Хотелось пожалеть мальчика, нужно было помочь ему не попасть в замок Чона.
Но сколько бы себя Чимин не корил, что не мог вернуть прошлое, он старался не подавать виду.
***
Спустя неделю пребывания в замке, гонец оповестил, что король Чон Хосок завоевал королевство Мин, успешно присоединил его к своим владениям. Ким Чонгук не ожидал такой быстрой победы, он нервно переглянулся с Чимином, у которого перо из руки выпало, и тут же попросил стакан воды. Сердце бешено колотилось в груди, грозилось выпрыгнуть. Чонгук тут же написал письмо Намджуну, в котором просил совета и даже предложил брать замки Чона не количеством, а хитростью. Он подробно расписал то, как при помощи подземных ходов можно беспрепятственно вести партизанскую войну. И, в надежде на быстрый ответ и согласие короля, он отправил гонца.
Чимин же, не скрывая беспокойства, усилил тренировки воинов, и пытался не дёргаться раньше времени, не позволял распускать слухи и сеять панику.
Но всё пошло прахом, когда пришла весть о смерти Его Величества Ким Намджуна.
========== And nobody here’s perfect ==========
Close my mind. Turn it off.
Мины пали слишком быстро, слишком позорно. Король Мин несколько раз посылал гонцов к лагерю Чона, но его нелепые предложения отклонялись, а слуги возвращались с отрубленными головами. Он дошёл даже до той стадии обречённости, что предлагал младшего брата Юнги в обмен на перемирие, но Хосок лишь презрительно фыркал, и с плеч летели головы. Головы вражеских северян — никчёмных врагов с никчёмным правителем во главе.
Юнги пытался не вникать в разговоры воинов, которые обсуждали, как легко срезали ноги лошадям Минов, добивали неумелых всадников. Израненная гордость и боль за свой народ разрывала сердце молодого принца, и он только сильнее закрывал глаза, пытаясь не видеть раненых людей и кричащих лошадей. Иногда он целыми днями не мог ничего есть, а перед глазами стояла картина, которой бы даже сам Хосок ужаснулся: поле боя, умоляющие солдаты с отрубленными конечностями, животные с брюхами, из которых вываливаются кишки, бесконечные лязги мечей и победные крики воинов Чона. Юнги впадал в молчаливую истерику каждый раз, как слышал, что стены, возведённые вокруг замка, рушатся, а до полного краха осталось всего ничего. И когда этот конец пришёл, Юнги не смог заставить себя выйти из своей старой кареты, мечтая создать свой маленький, иллюзорный мирок, в котором он бы мог представить своё собственное королевство, без войн и кровопролития.
Всё же, его не спрашивали, чего он хочет, только поволокли в день взятия крепости, выставили перед народом королевства, заставили стоять подле Чона, принимая сторону завоевателя. Юнги разрывался между желанием убежать и желанием выхватить у первого встречного вояки меч, чтобы вонзить его себе в сердце, но его время ещё не пришло. Сначала уйдёт Чон, умрёт от руки Мина, и только тогда принц растворится в небытие, выполнив клятву, которую дал сам себе.
— Тебе что-то не нравится? Хочешь присоединиться к ним? — холодно спросил Хосок, сидя на помосте, сооружённом ради представления.
Губы Юнги дрожали, он хотел высказать тирану всё, что он нём думает, но сдерживался, с жалостью глядя на советников отца, которых должны были казнить после королевской семьи.
Головы отца и младшего брата откатились от тел, а каты даже не шелохнулись, когда услышали душераздирающий крик Юнги. Королева сумела сбежать, принц был неимоверно рад, хоть и не показывал этого, и упрямо отнекивался на все вопросы, твердил Хосоку, что он не знает, куда она могла податься. Он и вправду не знал, лишь надеялся, что слуги защитят её, и она попросит помощи у кого-либо, и уже завтра перед лагерем Хосока будет стоять армия втрое больше его, но, жаль, что такой не существовало.
Юнги пытался не воспринимать казнь всерьёз, твердил себе, что это лишь страшный сон. И когда все пытки закончились, он твёрдо пошёл следом за королём, сгорбившись, слушая оскорбления простого люда, которые лились на него со всех сторон. Гнусное «предатель» резало слух, заставляло упасть навзничь, чтобы пожалеть себя, но парень упрямо шёл дальше, а, оказавшись в замке, тихо одёрнул Хосока за рукав.
— Что? — фыркнул Чон, выдернув руку.
— Разрешите мне пойти в свои старые покои, — безжизненный тон мальчишки беспокоил короля, и он кивнул, веля служанке проводить принца и не отходить от него, пока он не уснёт.
Юнги бы обрадовался, что Хосоку на него не наплевать, но он отлично понимал, что это только на миг, пока в голове короля не заиграет другая музыка, а жестокость не затопит разум. Он коротко поблагодарил государя и медленно пошёл за девушкой, разглядывая коридоры, которые знал наизусть. Он часто бегал здесь, разбивал коленки, прятался от учителей и хулиганил. Теперь он вернулся в родной замок, но больше не чувствовал, что здесь его дом. Казалось, что это только знакомые стены, ничего больше. Тяжко выдохнув, он решил, что на сегодня впечатлений достаточно, и зашёл в свои покои, тут же прогоняя служанку. Девушка отказывалась уходить, боясь гнева короля за нарушение приказа, но, после того, как Мин силой вытолкнул её за двери и захлопнул за собой дверь, ушла, понадеявшись, что ей за это не влетит.
Юнги оглядел помещение, отметив, что ничего не изменилось, и постель была чистой — здесь однозначно убирали. Даже его одинокий цветок алоэ поливали и протирали от пыли, что заставило Юнги улыбнуться. Он провёл руками по столу, вспоминая, как писал любовные письма дочерям служанок, которые даже не умели читать. Вспомнил дочку прачки, её длинные волосы и потёр рукой подбородок, размышляя, выкрикивала ли она «предатель» вместе со всеми. Хотелось бы верить, что нет.
До вечера Юнги разглядывал свои старые игрушки, сложенные в сундуке, осматривал старые книги и отказался ужинать с королём, а тот и не настаивал, молча принял отказ и позволил один день «строить из себя мученика», как передал вместе со слугой. Юнги только фыркнул и улёгся рано спать, чтобы не думать о том, что его отец и брат уже наверняка либо сожжены, либо закопаны в сырую землю. Закрыв глаза, он провалился в беспокойный сон, молясь, чтобы его не задушили, пока будет спать.
