Коридор был освещён, и Юнги двинулся к покоям короля, не обращая внимания на стоящих столбами стражников.

— Хоть бы поклонились, — фыркнул себе под нос, медленно переставляя ноги. Идти было сложно, но он упрямо шёл вперёд.

Когда уже дошёл до покоев короля, его остановил один из слуг, неловко загораживая собой дверь. Мин стиснул зубы и нацепил на лицо подобие улыбки.

— Господин, к Его Величеству нельзя, — он тихо пробубнил, избегая зрительного контакта.

— Ты ведь знаешь, кто я? — тихо поинтересовался Юнги, склонив голову в сторону.

— Д-да, господин.

— В сторону, брысь, — Мин махнул рукой, но парнишка не желал отходить, поэтому, принц изо всех сил начал стучать по двери, ударяясь кулаками об дерево. Делал он всё с максимально безразличным лицом, а худощавый парень не мог его оттащить, стражники лишь снисходительно улыбались.

— Это ещё что такое? — голос Хосока прозвучал позади, и Юнги поспешно обернулся, всматриваясь в смешинки в его глазах.

— Я хотел…

— Я пришёл к тебе, а там пусто. Чего гуляешь в столь позднее время? — с ухмылкой спросил Хосок, подходя ближе.

Юнги не стал отвечать, только подошёл к королю, беря его за руку. Потащил за собой, радуясь, что Чон добровольно последовал.

— Пока ты питаешь жалость ко мне и мило называешь это любовью, выполнишь одну просьбу? — выпалил Мин, хлопая за собой дверью. Он отпустил руку короля, и сел на свою постель, чинно сложив руки на коленках.

— Попробуй, — хмыкнул король, подходя к Юнги, беря из его руки бутон.

— Я бы хотел, чтобы ты ответил честно: ты похоронил Чонина, или его закопали в лесу? — прошептал Мин и прикусил губу, с мольбой глядя на Чона.

— Ни то, ни другое, — простодушно ответил Хосок, беря руку Юнги в свою, становясь на колени. — Я велел отправить его тело Ким Намджуну, чтобы не было повадно пускать Чонгука ко мне одного.

— Боже, — выдохнул Мин, отшатнулся и прикрыл глаза, запуская руку в волосы. — Ты и вправду животное, — он надавил пальцами на висок, пытаясь унять разрывающую боль, но она не уходила, а Юнги слабо вспоминал, что перед ним на коленях деспот. Он выдернул вторую руку из хватки Чона и сдёрнул с себя сюртук, ложась на кровать.

— Ты хочешь спать? — тихо спросил Чон, побитым щенком глядя прямо в глаза.

— Нет, я не хочу видеть тебя, поэтому притворюсь спящим, — разбито ответил Юнги, отводя взгляд, забираясь под одеяло. Он отвернулся от Хосока и не видел, как мягко луна освещала его смуглую кожу, завораживая и поощряя оставить на ней пару тройку поцелуев.

Спустя минуту дверь захлопнулась, а Мин зажмурил глаза, внушая себе, что он поступил правильно. У него было такое чувство, будто существуют два Чона: один Хосок — нежный и любящий мужчина, что носит метку Юнги у себя на груди; второй — тираничный правитель, жестокий человек, которому ничего не стоит убить, разрушить и стереть с лица Земли. Как же человек может удерживать в себе столь разные личности? Почему злость делает его таким жестоким? Вопросы мучили Юнги, и он встал с постели, прося стражника в коридоре позвать лекаря. Мужчина примчался, и уже через двадцать минут Юнги был измазан противной мазью, а раны болели меньше, на ладошках они понемногу начали зарастать, превращаясь в противную, твёрдую корочку, которую хотелось содрать.

Юнги слабо поблагодарил лекаря и тут же закрыл глаза, зарываясь носом в мягкие подушки.

***

Дни сменяли ночи, а после той глупой просьбы Хосок больше не приходил и не ластился, не пускал к себе, а Юнги после одной неудачной попытки не пытался больше. Закрывался в своих покоях, не высовывался, ел то, что ему приносил лекарь, и с каждым днём крепчал, читал книги, которые Чон присылал ему вместе со слугами. Всё вернулось на круги своя, и Мин искренне радовался, что ему не снятся сны. Он был измотан переживаниями днём, так что ночью спал спокойно, не внимал ни косым взглядам, ни глупым перешёптываниям, что опять окружили его прочной паутиной слухов и домыслов. Делал вид, что не замечает смешки и неуважительные поклоны, которыми его одаривали придворные крысы. Соа, на удивление, не появлялась, будто бы исчезла, но Юнги отлично знал, что она отсиживается в своей норе, ведь даже если это не она отравила Юнги, то подозрений всё равно слишком много.

Знойные деньки раздражали Юнги, и он молился, чтобы поскорей пошёл дождь, но его всё не было, приходилось умирать от жары и обливаться водой, особенно, когда раны зудели. Он порывался содрать корочку, а отцветающие синяки бесили, хотелось надавливать на них и чувствовать отрезвляющую боль. Спустя неделю кровь перестала идти, и принц уже не просыпался из-за кашля, а лекарь позволил есть твёрдые овощи и фрукты, и Юнги брезгливо косился на помидоры с огурцами. Ему до сих пор помнился тот голод и странный запах овощей, и он грыз морковку, давясь ей и думая о том, что во второй раз его точно никто не сможет отравить.

Близилось полнолуние, и Юнги даже выбежал на улицу, подставляя лицо под тяжёлые капли, что падали на лицо. Когда пошёл град, принц расстроился, понимая, что это плохо для урожая, но не прекращал улыбаться, наслаждаясь раскатами грома и тем, как молнии освещали всё вокруг. Ему бы хотелось стать молнией, которая бы освещала тёмные грозовые ночи, но он оставался маленьким человечком, чьим мечтам осуществиться не суждено. Будь он чуточку сердобольней — грустил бы по этому поводу, но характер Юнги закалялся постепенно, и он не был уже тем уязвимым мальчиком, которым прибыл в дворец Чонов, он был готов сдержать удар, даже если бы потом упал навзничь.

Но он точно не был готов к тому, что утром Хосок ворвался в его покои, а следом семенил лекарь, еле успевая перебирать короткими ногами. Юнги даже не удивился, он ожидал визита короля, только гадал, когда же он соизволит явиться.

— Мне нужно, чтобы он был готов к походу, я хочу, чтобы он скакал подле меня, — безапелляционно отчеканил Хосок. — Намажь его всеми своими мазями, влей хоть все свои лекарства, но мне нужно, чтобы через два часа он был готов. Даже если мне придётся привязать его к лошади верёвками — поверь, я это сделаю.

Чон даже не взглянул на сонного принца, только развернулся на пятках и так же стремительно покинул помещение, как и влетел.

— Поход? — заспанным голосом спросил Юнги. Он видел, что вокруг было какое-то напряжение, слуги суетились, но не вникал в это, зарываясь в книги, разглядывая дивных зверей.

— Удивлён, что вы ещё не слышали, но да ладно, давайте, раздевайтесь.

Спустя два часа Юнги послушно появился во дворе, наблюдая за тем, как завершались последние приготовления, вот только вместо коня перед ним предстала карета с гербами родного королевства. Помнится, он на ней приехал сюда более полугода назад. Как же пролетело стремительно время, он и не заметил за всеми этими дворцовыми интригами, что уже достаточно задержался здесь в живых. Возле него появился король. Он в сопровождении двух стражников подошёл к принцу, холодно оценивая реакцию Мина.

— Ваше Величество, вы решили пожалеть меня? — вежливо спросил принц, кланяясь.

— Ты едешь домой на том, на чём сюда приехал, так что полезай в карету, и чтобы ни звука, — отчеканил король, всё так же холодно глядя на принца.

Юнги почувствовал, как сердце пропустило удар, а в горле пересохло, он не мог поверить своим ушам, а в голове повторялось пискливое «домой». Он придушил улыбку и, покорно поклонившись, сел в карету. Все десять минут, что карета неловко стояла посреди двора, Юнги оглядывал стены дворца, что так и не смог стать родным, и уже скучал по тем книгам, что успел прочесть, и которые только планировал прочитать. Но долго грустить не получалось, а в голове повторялось «домой».

Когда пейзажи города сменились на широкие луга и леса, Юнги высунулся из окошка, вдыхая свежий воздух, чувствуя свободу во всём теле. Ему хотелось кричать на весь мир, он не мог усидеть на месте, метался туда-сюда по мягкой обивке кареты, судорожно дышал и сжимал кулачки, представляя, как обрадуется мать и перекосится младший брат. Это заставляло сердечко трепетать ещё сильнее.