В лицо прилетел сильный удар ботинком, и Юнги дернулся, вгоняя остриё меча в шею, чувствуя раздирающую боль.
— Давай, убей меня, деспотичная сволочь! — Юнги кричал, хватаясь за лезвие меча двумя руками, пытаясь воткнуть его в себя, но Хосок только выдернул меч, оставляя тем самым на руках Юнги кровавые раны, с которых тут же начала стекать кровь.
Юнги закусил губу, чтобы не заскулить, но боль прошибла всё тело, и он уже и сам бы хотел избавиться от всего этого. А перед глазами, под закрытыми веками стояло лицо Чонина, его искренняя улыбка и добрые глаза. В ушах звенело «господин», и Юнги не слышал, что ему говорил король, он качал головой, марая кровью свою шею, за которую хватался, пытаясь сдавить как можно сильнее. Так, словно поставил перед собой цель задушить самого себя. Юнги вдруг впился зубами в метку, пытаясь разгрызть кожицу, как это хотел сделать, пока его насиловали на сыром полу темницы. Послышался звон и лязг, и принц отвлекся от своего занятия, смотря на то, как король упал на колени, пустыми глазами глядя на Юнги. Мин тут же подполз к Хосоку, взял его лицо в свои ладони и принялся тормошить его, истошно воя и давая сильные пощечины. Чон лишь опустил голову.
— Я ненавижу тебя, принц Мин Юнги, — прохрипел Хосок, хватаясь за ладони Мина.
Юнги вырвал свои руки и завалился на спину, отчетливо видя, как на него падает потолок. Дальше — тьма и голос того, кто его ненавидит.
***
— Зачем вы сказали, что там «сожаление»? Король не знает такого чувства.
Юнги казалось, что он сошёл с ума. Опять потолок, опять Чонин… Чонин, который улыбается. И потолка нет, это только небо без звёзд. Юнги подался немного вперёд, чувствуя, как парит над землёй, а перед глазами эшафот, с которого Юнги увёл Чонина. Перед глазами его покои, в которых мальчишка дожидается господина в надежде отблагодарить за спасённую жизнь. И Юнги хочет что-то сказать, но язык не поворачивается, горло пересохло, а живот урчит. И единственное, что льется изо рта — «я отомщу». Юнги чувствует, как губы выговаривают эти два слова, и ужасается сам себе. Кожа покойника — бледная и холодная, а в голове слова Хосока, его тихая ненависть, жестокое обращение. Ничего уже никогда не будет хорошо. Даже если он выживет — уже не сможет простить ни родителей, которые отправили в ад, ни короля Чона, который этот ад устроил.
Соа не так глупа, как хотелось бы, она отлично продумала свой план до мелочей, загнала Юнги в ловушку, заставила истекать кровью и выть, моля о пощаде. Она даже ухитрилась выкрутиться там, где это было невозможно. И Юнги знает, что если не отомстит королю и его фаворитке за Чонина, то никогда себя не простит. Он должен.
Порой, ненависть является лучшей эмоцией, она добавляет веру в себя, делает тебя всесильным, помогает забыть о том, что ты на волоске от смерти. Юнги нужна была мотивация, и он нашёл её, потеряв одно — обрёл тихую силу, что собиралась понемногу закалять его характер, изменять все мысли на одно ясное «отомстить». И преграды уже не кажутся значимыми, когда разум покоряется одной жгучей эмоции, что с сегодняшнего дня будет украшать кожу короля прямо под сердцем. Теперь метка будет кричать о ненависти, и шанса поменять это нет никакого. Только когда пепел Чон Хосока развеют по земле, а труп Соа сгниёт под тремя метрами земли — тогда Мин Юнги отыщет в сердце былое солнце. Но, пока что в нём только мрак.
***
Юнги поднял веки, налитые свинцом. Он оглядел камеру и заметил, что он в ней один, и только рядышком с кроватью лежал небольшой мешочек. Юнги тут же бросился к нему, дрожащими пальцами развязывая крепкий узел. Вытащил небольшие ломтики хлеба и свежие помидоры, что на удивление были помыты, но пахли подозрительно горько. Юнги запихнул помидор в рот, тщательно жуя, и съел полкуска хлеба, глазами высматривая графин с водой. Но на этот раз воды не было. И Мин бы даже рассмеялся жестокости, но решил не отвлекаться, вытаскивая из мешка огурцы. Его не смущала кожица, он принялся есть их, понимая, что больше ничего нет. Он решил оставить себе немного на потом и бережно завернул мешочек, чтобы сухой воздух, пропитанный пылью и запахом крови, не иссушил хлеб.
Неподалёку раздался топот ног, и Юнги закатил глаза, но, увидев лекаря, тут же подобрался, сжимая раненые ладони в кулаки.
— Господин, — начал было лекарь, а за спиной его стоял сам король.
— Я не господин, я — принц Мин Юнги. И если ты не будешь обращаться ко мне «Ваше Высочество», то я…
— Что ты сделаешь, Юнги? — раздался насмешливый голос короля.
— Увидите, Ваше Величество, — ухмыльнулся Юнги, цепляя на себя маску безразличности, молясь, чтобы она не раскололась на кусочки.
— Ладно, Ваше Высочество, — исправился лекарь, жестом прося открыть замок, — разрешите осмотреть вас, — он учтиво поклонился, и Юнги показалось, что с ним разговаривают, словно с умалишенным.
— Не нужно, — фыркнул Мин, чувствуя, как живот крутит из-за того, что после длительного перерыва он наелся мучного и овощей до отвала. Он почувствовал ком в горле, и, когда лекарь зашёл в камеру, его стошнило, прямо под ноги мужчине, что обеспокоенно подскочил, оглядывая глаза Юнги. Они закатились, и Мина пробило дрожью, изо рта пошла пена. Лекарь тут же оглядел крошки на рубахе принца и положил трясущееся тело, опуская его голову себе на колени.
— Что он ел? — закричал мужчина, оглядывая зрачки и высовывая язык принца, чтобы он не задохнулся.
— Ничего, я не позволял кормить его, — тихо ответил Хосок, обеспокоенно смотря на принца. И, вдруг его взор пал на мешочек, он подбежал, раскрывая его, вываливая содержимое на пол.
Лекарь тут же перевернул Юнги на бок, принюхиваясь к оставшемуся помидору.
— Это яд, Ваше Величество, — спокойно ответил лекарь.
========== If I were you, I wouldn’t love me neither ==========
See, I’ve come to burn your kingdom down.
Юнги не видел больше снов. Впервые за несколько лет вокруг была кромешная тьма, и никого рядом. Не было ни воды, ни огня. Был лишь маленький человечек: потерянный и обиженный на весь мир. Ему так хотелось быть понятым, хотелось, чтобы ему поверили, но его желания разбивались о непробиваемую броню Хосока, о его безразличие, что заставляло драть кожу на груди до красных полос. Хотелось, чтобы его обняли, пообещали, что дальше будет лучше, ибо со дна путь только наверх. Но, нет, с каждым словом, пропитанным ядом и каждым смертельным ударом, Юнги убеждался, что роет носом дно, двигаясь всё ниже и ниже. Копал себе яму, чтобы не утруждать короля.
Руки и ноги занемели, а сердце стынет, оно уже не отзывается на ласковое «котёнок», не просит падать на колени перед Хосоком. Оно никогда не любило, только с треском ломалось под меткой и связью, и Чон охотно сжимал его в ладони сильнее. Сосуды уже не удерживали напор крови, и парень весь посинел, вены вздулись. Как же хорошо, что он мог отключиться, не чувствовать раздирающую боль, опалявшую всё тело.
Юнги открыл глаза, не понимая, где он, а в голове — пустота, под ним — мягкая постель, так не похожая на твёрдое ложе из сена. Он открыл рот, чтобы попросить воды, и служанка засуетилась, помогая ему отпить немного, но тут же убежала, зовя кого-то, когда изо рта принца потекла вязкая кровь. Юнги откинулся на постель и зашёлся кашлем, прижимая свои израненные руки ко рту, пытаясь удержать кашель. В комнату вбежал лекарь, и Мин огляделся, узнавая свои покои, в которые уже не надеялся вернуться.
— Как вы, Ваше Высочество? — обеспокоенно спросил старший мужчина, убирая руки Юнги от его рта, вытирая кровь платочком.
— Что со мной? — хрипло прошептал принц, кусая и так искусанные губы, обессиленно глядя на лекаря, ожидая его вердикта.
— Вас отравили, но доза не смертельная, — тихо пояснил лекарь. — Видимо, это предупреждение, вот только… — мужчина поправил свои очки, хмурясь, — мы не понимаем, кто это сделал, и зачем ему это было нужно.
— Соа… — надрывно крикнул Юнги, из глаз брызнули надоедливые слёзы.
