У «декоративного» кинжала, правда, было преимущество – вычурный эфес при умелом использовании мог служить ловушкой для лезвия вражеского оружия. И этот подвох Кольбер пусть и избежал, но с большим трудом.
- Зачем ты пытаешься спасти Ибрагима-вали?! – вскрикнул военный, пытаясь оттеснить Махмуда к стене. – Добрякам в политике не место…
- Ибрагим мой друг.
- Глупец. Да ты погибнешь из-за него!
Махмуд ничего не ответил, отражая удары. О небо, только бы Ибрагим не поспешил сюда на шум, только бы не попытался вмешаться… кто тогда будет руководить крепостью, кто поможет людям продержаться, пока не прибудет помощь?..
Нужно было ждать другого повода увидеться с Ибрагимом… обидно будет погибнуть так бесславно, в схватке посреди разоренной комнаты, где беспробудным сном спит пьяный гость… да какие же глупости в голову лезут, тут бы хотя бы отбиться!
Боль обожгла так, что на миг даже в глазах потемнело. Свободной рукой Махмуд зажал рану. По пальцам потекла горячая, липкая влага.
Кольбер хрипло засмеялся.
- Я мог бы убить тебя… но не лучше ли будет дать тебе дожить до того дня, когда наша армия войдет в Хизар?..
- Этого… никогда… не будет!.. – тяжело выдохнул Махмуд.
Собраться с силами…
Рана от лезвия, похожего на иглу, могла быть глубокой и опасной. Он не рассчитывал, что сможет долго продержаться. Бить в шею, и надеяться, что острые грани смогут нанести достаточно сильный удар. Он набросился на противника, упал вместе с ним на пол, ударил раз, другой, пока тело под ним не забилось в судороге. И, увидев, как по изуродованной короткими, рваными полосами шее течет кровь, закрыл глаза и упал без сил.
*
…Махмуд пришел в себя от резкого запаха какого-то настоя, которым женщина-лекарь обрабатывала его раны. Он лежал на низкой кровати – кажется, уже в другой комнате – а Ибрагим стоял рядом.
- Махмуд, я… я послал с письмом Алима… он еще тогда, сразу, вызывался поехать из крепости, говорил, ему терять нечего, у него семьи здесь нет… если бы я раньше успел…
- Ты всё сделал правильно, - Махмуд через силу улыбнулся. – Не беспокойся обо мне. Выживем.
- Ему повезло, Ибрагим-эфенди, - подтвердила лекарь. – Легко отделался, рана не так глубока, как могла бы быть. Я дам зелье, оно снимет боль и подействует как снотворное. А то знаю я наших воинов, спешат в бой, даже когда едва держатся на ногах.
========== Глава 20 ==========
Так и заканчиваются все возвышенные чувства! Не стоило об этом забывать. Может, кому-то и везет больше, но…
Везение так ненадежно.
Спустившись в подземную часть лаборатории – тайник, где хранились яды, о которых никто кроме него не знал – Заганос прикоснулся ладонью к прохладному камню стены. Ну что же, было бы наивно ожидать другого. Все лгут. Все предают. Любой, даже самый близкий и родной человек может оставить тебя тогда, когда ты нуждаешься в нем больше всего.
«Сколько я учил Махмуда доверять доказательствам, а не чувствам, и разве что-то изменилось?! Как он мог сорваться с места, никого не предупредив, не подумав, что на него рассчитывают его собственные подчиненные?.. Он ведь не знает, каково положение в Хизаре на самом деле и в какую мерзость мог влипнуть его друг детства. «Ибрагим не виноват, я ему верю!». Да-да, конечно… а мятеж разве просто так начался? И даже если Ибрагим-вали не предавал свою страну, даже если он только жертва обстоятельств – значит, он позволил так с собой поступить, и это тоже показывает его не с лучшей стороны».
Глубоко вдохнув и выдохнув, Заганос медленно выбирал флаконы с ядами и противоядиями, не раз брал то один, то другой, и возвращал на место, и останавливался, размышляя. Нужны самые сильные средства, самые надежные. Если уж без этого не обойтись.
Он был готов защищать свой округ и свою страну до конца. Любыми средствами. Имперцы никогда не будут владеть Хизаром! Даже если для этого придется жертвовать множеством жизней.
Ключ повернулся в замочной скважине с трудом – надежно скрытый тайник Заганос открывал не так часто. Но теперь он достал шкатулку, и в неярком свете рассматривал кольца, будто в первый раз. Хотя, теперь ведь и правда всё было по-другому. Раньше все камни для него были одинаковы, переливались светло-серыми и белыми оттенками… теперь же он мог оценить синеву сапфиров, фиолетовое мерцание аметистов, насыщенный алый цвет гранатов и рубинов. По-другому выглядели и зернышки яда, спрятанного в небольшой коробочке в том же тайнике. Раньше они казались черными, на самом же деле были темно-бордовыми.
Пожалуй, будет лучше спрятать яд в скромном перстне с темно-алым гранатом. Так алая крупинка яда станет совсем незаметной. Одно осторожное движение, рука лишь слегка дрогнет над бокалом красного вина – и всё.
Все эти рассказы о том, что причинить вред ни-шан смертельно опасно… пусть даже правды в них больше, чем вымысла… если уж выбирать между собственными чувствами и благом страны, понятно, которая чаша перевесит.
«Пусть мне будет больно, пусть даже я погибну – лучше смерть, чем жизнь с предателем. Если Махмуд мне лгал, я должен без всяких сожалений отомстить».
Заганос сжал кулак. Металл кольца неприятно холодил кожу. Сохранять спокойствие становилось всё труднее.
Да, он был верен своим принципам, он не мог слепо доверять даже истинной паре и искать оправдания поступку, причин которого пока не знал. Он готовился к худшему: к тому, что Ибрагим-вали поднял мятеж по своей воле и за Хизар придется бороться долго и жестоко… к тому, что для Махмуда детская дружба перевесила всё остальное – и благо страны, и узы истинного брака.
Но слабая искорка надежды упрямо теплилась где-то в глубине души.
*
Заганос спешил выехать в Хизар. Он собирался останавливаться в пути только в нескольких самых крупных городах, где губернаторы смогут отправить солдат в помощь армии, которая вышла из столицы. Промедление сейчас было смерти подобно. К тому же, любая задержка значила ненужные разговоры и те вопросы, на которые он не хотел бы отвечать – «Где ваш достопочтенный супруг, почему он не вместе с вами?».
Командиры и разведчики, служившие вместе с ним еще в прежнюю войну и хорошо его знавшие, не спрашивали ни о чем. Не то сейчас было время, сейчас главным было добраться до крепости.
Одним из городов, где они остановились, чтобы сделать передышку и получить подкрепление, был Идиль, которым управлял старик Четин Адам-вали. Адам-вали прежде служил в армии, прошел через самый настоящий ад в балтрейнском плену – его вместе с многими другими пленными погнали на шахты, принадлежавшие ордену Ротт Орм. После первой неудачной попытки побега Четин Адам лишился двух пальцев на руке, но снова попробовал сбежать и вернулся к своим. Война изуродовала его, сделав похожим на искореженное дерево, но его силе духа могли позавидовать многие молодые. Старик держал подчиненных в ежовых рукавицах и не собирался сдаваться и покоряться силе времени.
Губернаторский дом был под стать владельцу – приземистое, но достаточно крепкое здание из серого камня. Говорили, что особняк растет не ввысь и вширь, а вглубь, подземная часть значительно превышает по размерам видимую, и именно там, в подземных комнатах и переходах, хранятся запасы на случай длительной осады, и в случае опасности там могут спрятаться люди, больше всего нуждающиеся в защите.
Слуга проводил Заганоса к губернатору. Адам-вали сидел в кабинете, за широким столом, на котором были разложены карты и письма.
- Проходи, птенец, садись, - хрипло проговорил старик. – Прости, что не поднимаюсь тебе навстречу, годы уже не те, ноги начинают отказывать. Но ничего, будут боги милостивы, продержимся еще. Я уже велел, чтоб Муса принес нам с тобой кофе и шербет, и даже не вздумай отказываться. Без сладостей не так хорошо думается. Давно мы с тобой не виделись. Я часто, бывает, жалею, что Карим-паша не дожил, не увидел, какой ты стал. Он бы тобой гордился.
- Я делаю всё, что в моих силах, - скромно сказал Заганос, сев за стол.
