Незадолго до рассвета Марк Молест и его начальник приехали в условленное место. Дазий уже ждал их. Это был плотного сложения коренастый мужчина средних лет, его обычно улыбающееся пухлое лицо с короткой бородкой сейчас выражало озабоченность. В углу темноватой комнаты сидел на корточках еще один человек весьма неприметной наружности. При появлении хозяев он неторопливо встал и поклонился. Никто из сотрудников секретной службы не знал возраста и национальности Арсака. Все знали о нем только одно – он был профессиональным убийцей. Работал четко и быстро, никогда не оставляя следов и всегда убивая бесшумно. Арсак презирал хитроумные изобретения, предлагаемые прогрессом для умерщвления ближних, нападая на жертву с простым ножом. Нож был его единственным оружием, но владел он им виртуозно.

Инструктаж агентов занял примерно полчаса, после чего конспираторы расстались. Первым уехал глава секретной службы, за ним последовал Молест – вскочив на своего коня, он поспешно отправился в обратный путь. А чуть только занялась заря, окрасив полоску неба в слабо-розовые тона, из ворот постоялого двора выехали две груженые повозки. На задней, тесно прижавшись к тюкам, сидел невзрачный человечек в типичном одеянии раба – темного цвета заношенная туника с короткими рукавами, грубошерстный кукуль с остроконечным башлыком и самодельные сандалии из веревок. Его грязно-смуглое узкое лицо было неподвижным, как маска, лишь маленькие угольки глаз непрестанно двигались, беспокойно обозревая кривые улочки окрестных сел. На окраине последней деревни тюки с товарами перегрузили на верблюдов, и Дазий с сопровождающими его рабами присоединился к каравану, направлявшемуся в Рекем.

– Ну что, каковы результаты опроса свидетелей? – с ухмылкой спросил Игорь Лыкова, когда тот снова спустился к пещере, где работали археологи. – Узнал что-нибудь новое?

– Кое-что узнал, – проворчал Сергей, недовольный легкомысленным тоном приятеля. – Кстати, ты сам-то ничего интересного не заметил?

Марков издал ехидный смешок:

– А я уж подумал, что ты меня пропустишь. Представь себе, заметил.

– Что ж ты молчал?

– Решил, будет лучше, если ты сначала получишь сведения от других, не хотел как-то повлиять на твое мнение.

– Ну, выкладывай.

– Это было за сутки до обнаружения кражи – в ночь с субботы на воскресенье. Мне не спалось – что-то разнылся зуб, и я долго крутился с боку на бок. Читать не хотелось, думать тоже, я лежал и просто слушал тишину – у нас тут очень спокойное место. Я уже начал задремывать, как вдруг услышал звук торопливых шагов под окном. Как ты знаешь, окна всех комнат с нашей стороны выходят в узкий переулочек, ведущий на соседнюю улицу. Он почти всегда пуст даже днем, поэтому мне стало любопытно, кто это шастает там по ночам. Я открыл окно, выглянул и увидел смутную фигуру удаляющегося человека.

– Откуда он шел?

– Со стороны улицы, на которую выходят наши ворота.

– Он не показался тебе знакомым?

Марков смущенно взглянул на Сергея и виновато вздохнул:

– В том-то и дело, что показался. Я почти уверен, что это был Фейсал.

– Ах вот как. Теперь понятно, почему ты настаивал, что вор из местных. Но как тебе удалось его узнать в темноте?

– Это трудно объяснить словами. Понимаешь, коренастая фигура, арабская повязка, походка… Не знаю, просто ощущение.

Лыков почесал лоб:

– Странно. Воронцов мне сказал, что в ту ночь никто не покидал здание и тем более не выходил за ворота.

– Но он же говорил со слов Фейсала. Ведь это как раз его обязанность – следить, кто входит или покидает территорию.

Они многозначительно переглянулись.

– Что ж, если так… – историк оборвал фразу и задумался, потом с досадой прищелкнул языком. – Эх, тогда не получается.

– Чего не получается?

– Видишь ли, у меня уже сложилась некая версия, которая теперь рушится.

– Почему?

– Потому что по этой версии в краже замешан Рамиз. Лидия видела его в ту ночь в коридоре, а Дина слышала из его комнаты звук открывающегося окна, а потом заметила мелькнувшую тень человека.

– Так, может быть, Фейсал – его сообщник?

Лыков отрицательно покачал головой:

– Маловероятно. Даже невозможно.

– Не понимаю почему.

– Смотри. Если ценности похитил Рамиз, он договаривается с сообщником и в ту же ночь передает ему похищенное через окно. Спрашивается, зачем? Во-первых, чтобы в случае вызова полиции и обыска их у него не обнаружили, во-вторых, чтобы самому не выходить на улицу и не попасть под подозрение. Логично?

– Вполне.

– Ну вот. Но если Рамиз действовал в сговоре с Фейсалом – зачем эта сложная комбинация? Он мог просто выйти во двор и там передать все охраннику, а тот унес бы и спрятал в надежном месте. И если бы даже кто-то заметил их, нет ничего необычного в том, что двое сотрудников экспедиции встретились во дворе и поговорили. Для чего Фейсалу огибать двор снаружи и подходить к окну? Его мог кто-то увидеть, и это возбудило бы подозрение, в то время как ему ничего не мешало когда угодно выйти из ворот на улицу. Нет, это противоречит здравому смыслу. Правда, Лидия могла обознаться в темноте – возможно, она видела не Рамиза, а Сироткина…

– Что? Олега?!

– Но это не меняет сути – все равно Фейсал как сообщник не вписывается…

– Постой-постой, – Марков замялся. – Я подумал… Знаешь, не исключено, что я ошибаюсь, и человек, которого я видел, был не Фейсал. На взгляд европейца арабы же все в общем похожи друг на друга.

– Ишь ты, европеец выискался! Ты же говорил, что почти уверен.

Археолог смутился:

– Ну, скажем так – теперь я не вполне уверен. Я мог внушить себе, что видел Фейсала, просто потому, что тот человек был примерно того же роста и комплекции, вот я подсознательно и решил…

– Ох, Игорь, плохой ты свидетель, – удрученно покачал головой Сергей.

– Чем же плохой? – обиженно засопел Марков.

– Уж очень быстро меняешь показания, – историк засмеялся при виде расстроенной физиономии приятеля и хлопнул его по спине. – Ладно, спасибо за сведения. Я подумаю над тем, что ты сказал.

Но в тот момент подумать ему не пришлось – как раз прибыл Воронцов с гостями и началась обычная в таких случаях суета взаимных представлений, обмена комплиментами, вежливых расспросов и демонстрации места раскопок. Около пяти часов вечера вся компания шумной гурьбой направилась в ресторан «Сэндстоун», расположенный недалеко от входа в историческую зону, где заранее был заказан роскошный ужин. Правда, дорога туда заняла гораздо больше времени, чем предполагалось, поскольку англичане едва ли не на каждом шагу останавливались и затевали с русскими коллегами жаркую дискуссию по поводу очередного набатейского строения. Дольше всего процессия задержалась возле храма Душары. Пока Воронцов и Коллинз спорили о дате постройки, Лыков с восхищением разглядывал ровные красно-коричневые стены древнего сооружения, которое даже в руинах сохраняло величественный вид. Наконец, к шести часам они добрались до ресторана, который оказался очень симпатичным, и, что самое приятное, обеденный зал был расположен на открытом воздухе.

Дружеский ужин получился великолепным – неяркое освещение, приятная ненавязчивая музыка, бесподобная арабская кухня. Из разнообразных кушаний Лыкову особенно понравилось традиционное бедуинское блюдо мансаф – сочная вареная баранина с рисом и кедровыми орешками, политая соусом из взбитого йогурта и бараньего жира.

Арабская пословица гласит: «Когда еда подана, беседа умолкает». В данном случае правило соблюсти не удалось. Наоборот, поскольку большинство присутствующих на трапезе были представителями не восточного мира, еда и соответствующие напитки только усиливали желание высказаться. Вначале застольная беседа была общей – каждый хотел принять участие в разгоревшемся еще по дороге споре относительно даты постройки и назначения Аль-Хазне. Коллинз настаивал, что здание было возведено еще в первом веке до нашей эры, против чего возражали Воронцов и Пьер, склонные относить его строительство к периоду правления Ареты IV, умершего в сороковом году нашей эры. По поводу назначения этого уникального сооружения мнения тоже разошлись. Сироткин считал Аль-Хазне святилищем богини Тихэ, или Исиды, на том основании, что именно она изображена в центре фронтона с рогом изобилия в руках, а Меллоун уверял, что это гробница кого-то из набатейских царей. Лыков знал об этих двух точках зрения, но для него стало полной неожиданностью заявление Коллинза. Тот слушал высказывания коллег, скептически покачивая головой, а потом вдруг безапелляционно объявил, что разделяет мнение исследователя Дэна Гибсона, который уверен: Аль-Хазне – не что иное как библиотека. Его аргументация показалась историку довольно убедительной: во-первых, бросается в глаза поразительное сходство архитектурного решения фасадов Аль-Хазне и здания библиотеки в Эфесе, во-вторых, параметры внутреннего помещения памятника Петры рассчитаны таким образом, что освещаются солнцем с часу дня до шести – это традиционное рабочее время библиотек Греции и Рима. Последний довод, впрочем, вызвал дружный отпор со стороны русских: Стас и Пьер почти одновременно объявили его несостоятельным – царский дворец не меньше библиотеки нуждается в хорошем освещении.