– В древнекитайских источниках Ли-Кан, он же Рекем, – так в древности называли Петру – упоминается как один из конечных пунктов Великого шелкового пути из Китая, в то время называвшегося Серика – страна шелка, на Ближний Восток, где сходились морские и сухопутные пути из Южной Аравии.

– Столица набатеев действительно была очень важным перевалочным пунктом в торговле пряностями и благовониями из Южной Аравии и Индии, – уточнил заявление Маркова глава экспедиции. – В Южную Аравию из Набатеи вел старинный караванный тракт через оазисы ал-Ула, Йатриб и Мекку. Морская дорога из Индии шла вдоль аравийского побережья Красного моря в порт Эйлат, а позже и в Ампелону, отвоеванную у египтян, которую набатеи назвали Левке-Коме. Здесь товары перегружались на верблюдов и перевозились в Петру, а оттуда – в Газу или Риноколуру и снова морем, теперь уже Средиземным, доставлялись в страны западного мира.

– Между прочим, если верить «Периплу Эритрейского моря», в Петре набатеи держали гарнизон и брали с купцов неплохую пошлину – в размере одной четверти товара, – вновь перехватил инициативу Игорь. – Правда, последний царь Набатеи Раббэль II перенес столицу в Бостру.

– Да-да, я читал об этом, – заинтересованно откликнулся Лыков, – но из литературы, которую мне довелось держать в руках, трудно понять, зачем он это сделал. А вы как думаете? – обратился он к руководителю экспедиции.

Тот поправил очки в черной массивной оправе:

– Сложный вопрос. Некоторые исследователи считают, что таким образом Раббэль пытался избавиться от излишней опеки своих же демократических органов власти.

– То есть?

– Ну там отчетов перед народным собранием, периодического устройства совещаний-пиршеств, где ему приходилось выслушивать нелицеприятные речи от старейшин. По мнению других ученых, перенос столицы на север вызван экономическими причинами. Парфяне жаждали захватить посредничество на Великом шелковом пути в свои руки и старались не допускать прямых контактов китайских купцов с римской Сирией, поэтому все больше караванов в Дамаск шло через Бостру. Набатеи при этом выступали проводниками, так как к Бостре путь шел через Аравийскую пустыню, а набатеи имели многовековой опыт по переводу верблюжьих караванов через безводные территории. Обосновавшись в Бостре, Раббэль II прочно брал в свои руки контроль над этим торговым путем, который становился все более важным, я бы сказал, стратегическим.

– Да… – задумчиво протянул Лыков, – действительно, весьма веский довод.

– Вот именно, – кивнул археолог. – Но лично я думаю, что последний царь Набатеи преследовал не только экономическую цель – получить больше выгоды, но и политическую – он пытался, закрепившись на путях, ведущих через Заиорданье в Сирию, сохранить независимость государства от Рима, хотя бы относительную – как сателлита, союзника…

Марков скептически хмыкнул:

– И это во время правления Траяна, который признан самым успешным завоевателем среди римских императоров? Раббэль II, очевидно, был безумцем, если надеялся, что Набатея сможет избежать судьбы соседних государств, которые к этому времени – началу второго века – уже поголовно стали римскими провинциями.

Профессор снисходительно усмехнулся:

– Да ведь он не читал учебников, в которых написано, что при Траяне, получившем титул optimus princeps – наилучший император, Римская империя максимально расширила свои границы и пережила период наивысшего расцвета. Набатейский царь просто боролся за свободу своей страны всеми доступными ему средствами.

– Что заслуживает всяческого уважения, – тихо проговорил Лыков, задумчиво глядя в окно автомобиля на проносящиеся мимо удивительной красоты ландшафты. Джип то и дело нырял с высоких плато в живописные долины. Мягкие очертания красновато-песочных холмов и обширные равнины с пасущимися белорунными овечками настраивали на мирный лад, навевая мысли о библейских временах. Они уже второй час двигались на юг Иордании по Королевскому хайвею, возраст которого, о чем не преминул сообщить Сергею приятель, превышал пять тысяч лет.

– Хотя глядя на столь суперсовременное шоссе, в это трудно поверить, верно? – прищурившись, добавил археолог.

Марков явился сегодня в отель к восьми утра. Сергей, который был уже на ногах и ждал его, глядя на отливающие холодным блеском ботинки Игоря, не удержался от шутки:

– Ты как Пуаро – при любых обстоятельствах в лаковых штиблетах. Я еще вчера удивлялся, как ты не устаешь в такой обуви.

– Что делать, охота пуще неволи, – рассмеялся археолог. – Ты же знаешь мою слабость – люблю все блестящее. Но на раскопе я, конечно, как и все, в кроссовках – в обуви с гладкими подметками по скалам не полазаешь. У тебя-то башмаки как в этом смысле?

– Отличная рифленая подошва, – Сергей продемонстрировал ботинок, – идеальна для гор, проверено на раскопках в Крыму.

Вскоре они на всех парах катили в Петру. Игорь познакомил его с главой экспедиции, и всю дорогу Лыков увлеченно беседовал со Станиславом Воронцовым, который несмотря на внушительный список регалий оказался еще нестарым человеком.

«Похоже, ему нет и шестидесяти», – решил про себя Сергей. Стас, как демократично отрекомендовался гостю руководитель экспедиции, оказался большим знатоком набатейской истории. Лыков с удовольствием задавал археологу вопросы, которые не давали ему покоя с того самого момента, как он сошел с трапа самолета, прочитав за время полета книгу о культуре и жизни древнего народа. Периодически в их диалог вклинивался Марков, нарочно, как показалось историку, вставляя вызывающие замечания, провоцируя профессора на возражения.

Спустя пять часов впереди показались куполообразные горы неправдоподобного красно-розового цвета.

– Прибыли, – торжественно изрек Игорь и, скорчив уморительную гримасу, заговорил противным голосом, пародируя туристического гида. – Итак, перед вами знаменитая Петра. Она располагается в долине, окруженной скалами из розового песчаника. Максимальная высота скал достигает тысячи трехсот тридцати шести метров, откуда и название древнего города, ведь πέτρα по-гречески означает «скала»…

– Да полно дурачиться, уверен, нашему гостю все это прекрасно известно, – недовольно проворчал Воронцов и обернулся к Сергею. – Мы сейчас заедем в наше жилище – администрация города предоставила нам отдельное здание, быстро перекусим, а затем сразу отправимся на раскоп, наши все сейчас там.

Автомобиль в это время уже ехал по улице, застроенной аккуратными трех– и четырехэтажными домиками белого и светло-бежевого цвета. Лыков вопросительно посмотрел на Игоря.

– Это Вади-Муса, – сказал тот, правильно истолковав его взгляд. – В верхнем городе, по которому мы сейчас едем, находится администрация, большинство домов местных жителей и отели подешевле. Отсюда до Петры пешком топать минут двадцать пять с горки. А мы обосновались в нижнем городе, где располагаются в основном дорогие гостиницы, магазины, рестораны, кафе и прочие атрибуты туристического бизнеса. Жилья там относительного немного, но, как сказал Стас, нам выделили целый дом.

– Надо сказать, было весьма любезно со стороны местной администрации поселить нас в нижнем городе, – добавил Воронцов.

– Угу, можно сказать, прямо у входа в историческую зону, – кивнул Игорь.

Джип тем временем, спустившись с пологого склона, петлял по узким улочкам и вскоре остановился возле одноэтажного дома из белого камня, перед которым располагался небольшой двор, обнесенный оградой. Из ворот вышел смуглый человек плотного телосложения в бедуинской накидке и приветственно поднял руку.

– Ассаляму аляйкум, – сказал он приглушенным низким голосом.

– Привет, Фейсал, – бодро откликнулся Марков, а Стас, тепло кивнув иорданцу, представил его Сергею:

– Наш охранник – мастер своего дела.

Араб вежливо поклонился.

– Надеюсь, поездка была удачной? – тихо спросил он профессора, в то время как его проницательные глаза внимательно разглядывали Лыкова.