Литмир - Электронная Библиотека
A
A

На сей раз брак продержался около сорока минут – почти до конца ночного периода.

Ночь со вторника на среду выдалась тихая. Две-три сотни новых товаров завоевали рынок и отжили свое. Наделали шума десяток-другой театральных постановок, трехминутных и пятиминутных драм, несколько затяжных, шестиминутных, любовных историй. Самой популярной пьесой стала «Ночная улица, девять» – весьма достойное по своей унылой омерзительности произведение, если только в оставшийся до утра краткий промежуток не появится нечто еще более впечатляющее.

Стремительно вырастали стоэтажные здания, заселялись, устаревали и шли под снос, уступая место более современным постройкам. Только жалкие обыватели соглашаются жить в домах, построенных накануне дневниками или, паче того, рассветниками, и тем более никталопами прошлой ночи. За восьмичасовой период город полностью перестраивается как минимум трижды.

Ночь близилась к завершению. Бэзил Багельбейкер, самый богатый человек в мире, полновластный президент клуба «Верхушка», веселился в компании приятелей. Его четвертое за сегодня состояние вознеслось бумажной пирамидой на недосягаемую высоту, но Бэзил только посмеивался, с наслаждением вспоминая махинацию, на которой все это базировалось.

Твердой поступью в зал вошли трое вышибал клуба.

– Пошел вон, поганый бродяга! – сурово сказали они.

Сорвали с Бэзила роскошные шмотки и, кривясь в три издевательских рта, швырнули ему отрепье попрошайки.

– Все ушло? – спросил Бэзил. – Я думал, еще минут на пять хватит.

– Все ушло, – сказал курьер с Денежного рынка. – Девять миллиардов утекли за пять минут и много народу заодно потопили.

– Гоните нищеброда в шею! – завопили Оверколл, Бернбаннер и другие кореша.

– Бэзил, погоди, – сказал Оверколл. – Давай сюда президентский жезл, пока мы тебя не спустили с лестницы. Что уж там, завтра все равно еще не раз его получишь.

Восьмичасовой период заканчивался. Никталопы разбредались в клиники сна и досуговые убежища. Теперь за дело возьмутся аврориане, то бишь рассветники.

Тут все пойдет совсем по-другому! Рассветники быстро принимают решения, ничего не скажешь. Эти не будут целую минуту возиться, разворачивая новый бизнес.

По дороге к месту дневного отдыха Ильдефонсе встретился сонный попрошайка.

– Храни нас и спаси нынче утром, Ильди! – сказал он. – Выйдешь за меня завтра вечером?

– Пожалуй, что и выйду, Бэзил, – ответила Ильдефонса. – Ты сегодня женился на Джуди или как?

– Не помню. Ильди, одолжишь два доллара?

– Ни в коем случае. Вроде я слышала, некая Джуди Багельбейкер вошла в десятку самых роскошно одетых женщин на пятиминутке моды около двух ночи. А зачем тебе два доллара?

– Доллар на ночлежку и доллар на красноглазку. Я ж тебе два миллиона отправил со второй прибыли.

– Это разные вещи, я их не смешиваю. На, держи доллар, Бэзил. И вали отсюда! Еще увидит кто, как я разговариваю с убогим попрошайкой.

– Спасибо, Ильди! Пойду куплю красноглазку, а поспать и в переулке можно. Сохрани нас и спаси нынче утречком!

Багельбейкер побрел прочь, насвистывая «Тихую ночь со вторника на среду».

Рассветники уже приступили к утру среды.

Узкая долина

Дни, полные любви и смерти. Лучшее - i_004.png

Рассказ «Narrow Valley» завершен в марте 1966 г., доработан в апреле 1966 г. и опубликован в журнале «The Magazine of Fantasy and Science Fiction» в сентябре 1966 г. Включен в авторский сборник «Nine Hundred Grandmothers» («Девятьсот бабушек», 1970).

Предисловие[14]

Майкл Суэнвик

«Узкая долина» – пожалуй, самая понятная и близкая к обыденной человеческой жизни небылица Рэя Лафферти. Наверняка вы были бы не против, окажись у вас в соседях ее герои: конечно же, Кларенс Малое Седло и его отец Кларенс Большое Седло; но и толстяк из земельного отдела тоже сгодится, равно как и фермер мистер Даблин, который обожает шутки ради постреливать из винтовки в своих друзей. Разумеется, и таинственно-вездесущий Вилли Макджилли, и не одна, а целых две очень умных девчушки. (Братья у них тоже смекалистые, но у Лафферти был особый дар изображать именно умных девочек.) Правда, Роберт Рэмпарт – не слишком приятный персонаж, но в семье из семи человек он один такой, а это уже хорошо. Честно, я даже не помню, скольких знакомых превратил в страстных поклонников Лафферти, вручив им сборник «Девятьсот бабушек» и ткнув пальцем в «Узкую долину»: «Вот, прочитай для начала это!»

Этот рассказ легко полюбить.

Именно «Узкую долину» надо благодарить за то, что прозе Лафферти начали приписывать сильное влияние американского фольклора и народных сказок. Безусловно, один из его самых эффектных приемов – невозмутимое повествование о самых невероятных событиях. И да, внутреннюю жизнь героев он почти всегда игнорирует, – нет, он не Генри Джеймс. Если персонажа Лафферти ограбили, автор даст ему встать, открыть рот, сообщить, что случилось, и громко пожаловаться на жизнь. А если женщина заскучает, то она прямо так об этом и скажет. Так что утверждение насчет влияния сказок отчасти верно.

И все же современные сказки писали и пишут многие, но никто не сумел даже приблизиться к «Барду из Талсы». Взять хотя бы «лирические отступления» вроде речи Кларенса Малое Седло об индейском военном головном уборе или лекцию об огромной Луне на горизонте. Или изящное использование диалектных слов. Или очаровательные смешные шутки, или восхитительную пародию на ученые речи. Сказки всегда просты и прямолинейны. «Узкая долина» – совсем наоборот. Это сложная, тонкая работа, выполненная очень непростым человеком.

Можно многое сказать об авторе по тому, чью сторону он принимает. За этим рассказом стоят невеселые события прошлого, и Лафферти, который знал историю Оклахомы вдоль и поперек, прекрасно понимал, о чем пишет. В начале семнадцатого века шестьдесят тысяч индейцев пауни владели огромными землями, а в 1893 году… что было дальше, прочитаете сами в первом же абзаце. Тем не менее, как ни парадоксально, «Узкая долина» – один из самых светлых и радостных рассказов Лафферти, ода стойкости и человеческому достоинству.

Ну и, как я уже сказал, его легко полюбить. Сами увидите.

Узкая долина

В 1893 году оставшиеся индейцы пауни – всего числом восемьсот двадцать один – получили в собственность личные земельные наделы. Каждому досталось по сто шестьдесят акров, и ни акром больше. Предполагалось, что пауни, осевшие на земле, будут платить в казну налог.

– Киткехахке![15] – чертыхнулся Кларенс Большое Седло. – Сто шестьдесят акров! Да тут и собаку пнуть негде! Еще и налог! Сроду не слыхал ни о каких налогах.

Он выбрал себе чудесный зеленый участок, один из тех шести, которые с давних пор считал своими. На участке построил летний вигвам, потом обложил его дерном, и получилось жилище на все времена года. Но, конечно, никакого земельного налога он платить не будет – ишь чего захотели!

Кларенс разжег огонь, бросил в него кору с листьями и произнес заклинание.

– Будь моя земля всегда зеленая и цветущая. И широкая-преширокая, – говорил он нараспев, как все индейцы пауни. – А сунутся чужаки, стань земля тесной расщелиной.

У него не было под рукой коры пихты, и он бросил в огонь немного кедровой. Не было бузины – бросил пригоршню дубовых листьев. Но слово-то он забыл, а заклятье без слова не действует. И Кларенс, рассчитывая обмануть богов, крикнул во всю глотку:

– Питахауират![16]

И тихонько добавил про себя:

– Это слово такое же длинное, как и в заклятье.

И все же он сомневался.

– Я что, безмозглый дурак? Белый человек? Конь с колючками в хвосте? Поверить, что заклятье подействует?! Даже самому смешно! Впрочем, ничего не поделаешь.

вернуться

14

Перевод М. А. Литвиновой.

вернуться

15

Название одного из четырех племен пауни.

вернуться

16

Название одного из четырех племен пауни.

7
{"b":"62374","o":1}