Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Кондуктор отпер оружейный шкаф, извлек несколько винтовок, передал их Питеру и еще двум молодым людям, потом отнес по три винтовки в два других вагона. Солидного вида мужчина связался с пассажирами, которые ехали по другой ветке, слева от них, по другую сторону от сумасшедшего водителя. И водитель оказался в западне, запертый на территории площадью меньше квадратной мили.

– Анджела, оставайся в вагоне, и вы, дедушка Чарли, – приказал Питер Брейли. – Вот небольшой карабин. Воспользуйтесь им, если безумец вдруг выскочит прямо на вас. А мы его сейчас выследим.

Питер поспешил за кондуктором и вооруженными мужчинами – десять человек вышли на смертельную охоту. Еще четыре группы охотников стягивались к завывающей, кашляющей цели с разных сторон.

– Зачем убивать их, прадедушка? Почему просто не отдать под суд?

– Суды снисходительны. Максимум дают пожизненный срок.

– Это же хорошо! Не будут больше ездить на машинах, а кто-то, может, даже перевоспитается.

– Анджела, они очень умело устраивают побеги. Вот десять дней назад безумец Гадж убил трех охранников, перелез через стену тюрьмы и ушел от погони. Потом ограбил кооператив сыроделов на пятнадцать тысяч долларов, пришел к подпольному сборщику драндулетов и уже на следующий день гонял по пустошам. Через четыре дня его поймали и убили. Они же невменяемы, Анджела! Психушки ими забиты, но перевоспитать никого не удалось.

– А что плохого в том, что они ездят на машинах? Они же гоняют по диким пустошам глубокой ночью и не дольше двух-трех часов.

– Анджела, их безумие заразно. Их высокомерие не оставит в мире места ничему другому. Наша страна сейчас – в состоянии равновесия. Обмениваемся информацией и путешествуем мы ровно столько, сколько нужно, не больше и не меньше, спасибо рельсовикам и их замечательным дорогам. Все мы соседи и одна семья! Все мы живем в любви и согласии. У нас почти нет разделения на богатых и бедных. Высокомерие и ненависть покинули наши сердца. Мы помним о своих корнях. И у нас есть наши вагончики. Мы – одно целое с нашей землей.

– Да кому какое дело, если автомобилисты получат собственный огороженный участок, где будут делать что хотят, не беспокоя остальных?

– Кому какое дело, если болезнь, безумие и порок обретут собственный огороженный участок? Анджела, неужели ты думаешь, что они останутся в отведенных пределах? Их обуревает дьявольское высокомерие, безудержный эгоизм и отвращение к порядку. Что может быть опаснее для общества, чем человек в автомобиле? Дай им волю – и сразу вернутся нищета, голод, богачи, капиталы. И города.

– Но города – это же самое замечательное, что только есть! Я обожаю туда ездить!

– Анджела, я говорю не про наши прекрасные Экскурсионные Города. Я о городах иного, опасного рода. Однажды они почти подмяли под себя цивилизацию, вот и потребовалось ввести ограничения. Те города лишены уникальности; это просто скопления людей, забывших о своих корнях; людей высокомерных, обезличенных, лишенных сострадания. Нельзя, чтобы они снова отняли у нас землю и нашу квазиурбию. Мы не совершенны, но то, что в нас есть, мы не предадим ради кучки дикарей.

– Какая вонь! Невыносимо!

– Это выхлопные газы. Хотела бы ты родиться в такой атмосфере, прожить в ней всю свою жизнь и в ней же умереть?

– Нет, только не это!

Донеслись выстрелы – разрозненные, но уверенные. Завывание и кашлянье незаконного драндулета приближались. А вот из каменистой ложбины вылетел и он сам – и, причудливо подскакивая на помидорных грядках, понесся прямо к вагончикам междугородки.

Драндулет горел, испуская ужасную смесь запахов горящей кожи, резины, ядовитой окиси углерода и обожженной плоти. Человек, привставший за сломанным рулем, выглядел как безумец и завывал как сумасшедший. На голове и груди с левой стороны алела кровь. Человек излучал ненависть и высокомерие.

– Убейте меня! Убейте меня! – хрипло кричал он, и его голос звучал как прерывистый гром. – После меня придут другие! Мы не перестанем ездить, пока есть хоть одна дикая пустошь и хоть один подпольный умелец!

Человек дернулся и затрясся. В него попала еще одна пуля. Умирая, он продолжал истошно вопить:

– Будь проклят ваш рельсовый рай! Человек в автомобиле стоит тысячи пешеходов! И миллиона пассажиров в вагончиках! Вы никогда не ощущали ту силу, которая просыпается в тебе, когда управляешь монстром! Вы никогда не задыхались от ненависти и восторга, не смеялись над миром из ревущего, прыгающего центра вселенной! Будьте вы прокляты, благопристойные людишки! Лучше я помчусь на автомобиле в ад, чем поползу трамвайчиком в рельсовый рай!

Переднее спицевое колесо разлетелось со звуком, похожим на приглушенные залпы винтовок, что доносились сзади. Драндулет ткнулся носом в землю, встал на дыбы, перевернулся и взорвался, выплюнув языки пламени. Но сквозь огонь сияли два гипнотических глаза, кипящие темной страстью. И доносился безумный голос:

– Коленвал в порядке! Дифференциал в порядке! Подпольный умелец возьмет их на запчасти! Авто снова поедет… а-а-а-а-а!

Вагончики покатили дальше. Часть пассажиров пребывала в радостном возбуждении, другие сидели в задумчивости, происшествие их явно обескуражило.

– Не могу без содрогания вспоминать, что я когда-то инвестировал деньги в такое вот будущее, – вздохнул прадедушка Чарльз Арчер. – Уж лучше потерять богатство, чем жить в таком кошмаре.

Молодая пара благополучно погрузила пожитки в багажный вагончик и отправилась занимать места согласно купленным билетам: они переезжали из Экскурсионного Города в квазиурбию к родственникам. Население Экскурсионного Города (с его замечательными театрами и мюзик-холлами, изысканными ресторанами, литературными кофейнями, алкогольными погребками и развлекательными центрами) достигло установленного лимита – семь тысяч человек. Экскурсионных Городов несколько сот, и все восхитительные! Но их население ограничено законом, ведь у всего должен быть предел.

Чудесный субботний день. Птицеловы ловят птиц раскладными сетями, натянутыми между бумажными змеями. Дети, пользуясь бесплатным проездом, торопятся на бейсбольные площадки, где идут игры Рельсовой лиги. Старики с голубиными клетками едут соревноваться, чей голубь быстрее вернется домой. На мелководье полусоленого озера Малая Креветка рыболовы накидными сетями собирают креветок. На поросших травой улочках музыканты под аккомпанемент банджо поют серенады своим девушкам.

Мир – это звучание единственного бронзового гонга, в которое вплетается мелодичный звон вагончиков, катящихся по зеленым рельсам, опутавшим всю страну. Искры сыплются на вагончики, и на их медных боках играют отблески солнца.

По закону расстояние между параллельными рельсовыми линиями не должно превышать километр, но на деле они проходят чаще. По закону ни одна рельсовая линия не может иметь протяженность больше сорока километров – так создается ощущение обособленности. Пересадки между линиями идеально продуманы. Чтобы пересечь страну, нужно сделать примерно сто двадцать пересадок. Магистральных железных дорог не осталось. Они тоже порождают высокомерие, а значит, им пришлось исчезнуть.

Карпы в прудах, хрюшки на клевере, уникальные хозяйства в каждой деревушке, и каждая деревушка по-своему уникальна. Пчелы в воздухе, душистый перец вдоль тропинок и целая страна – живая, как искры над вагончиком, и прямая-прямая, как рельсы.

Как мы сорвали планы Карла Великого

Дни, полные любви и смерти. Лучшее - i_007.png

Рассказ «Thus We Frustrate Charlemagne» завершен в апреле 1966 г., доработан в мае 1966 г. и опубликован в журнале «Galaxy Magazine» в феврале 1967 г. Включен в авторский сборник «Nine Hundred Grandmothers» («Девятьсот бабушек», 1970).

Предисловие[39]

Джек Данн

Огузок скунса и полное безумие, или Как читать Р. А. Лафферти
вернуться

39

Перевод М. А. Литвиновой.

17
{"b":"62374","o":1}