IV девушки с вишнями губ Девушки с вишнями губ танцуют Начало. Неосторожно огонь менуэта поджигает тела, и зрители невольно отступают на шаг, боясь превратиться в пепел. Формы сменяются моментально: сдерживая трепетание, они превращаются в символ весны, несущий мир, и история утрачивает свою большую печать. Девушки с вишнями губ, хрупкие как ивы, теряют набедренные повязки, и зрители видят солнце, скользящее по их коленям. Божественные тела, благоухающие севером, не подходящие ни для одного анатомического атласа, ни для какой ниши, где обычно скучают гипсовые венеры, тоскующие по прозвищам и табаку. Девушки с темнеющими подглазьями танцуют жизнь: бокалы, наполненные минувшим, старые натюрморты, запах исхоженных в детстве болот. Ангелов, постаревшие вишенники, сумерки. И вот они кланяются публике. Однако точная копия лунного света умудряется так ловко обмануть наше зрение, что мы не в силах уловить перемену. Холод упраздняет все игры, запрещая музыку, телесное сияние, позволяя свет и красоту потреблять в минимальных количествах, сколько того требует закон. И история, распутница с выщипанными бровями, воображает, что победила природу: губы не пахнут вишней > перевел Виталий Асовский < Петербург летом 1824 года церковные колокола вызванивают полдень, хотя небогатые жители предместий ловят рыбу в невских каналах и им всё еще снятся раздувшиеся утопленники: собаки и люди после наводнения прошлой зимой Мицкевич видит кричащих лавочников, на полупустых улицах торгующих сыром и колбасой, слышит кареты и брички, летящие по сугробам, девушек на Екатерининском проспекте — во флигелях, треплющихся крашеными языками он только что прибыл: в Вильнюсе, на Антуколе, еще со скрипом вращаются видавшие его флюгера, а листья, упавшие, когда промчалась его карета, еще лежат, не истоптанные, на дорожках парка, как невысохшие слезы Петербург: на одной улице обессилевший парусник, переломанные мачты, пробитая палуба, бочки, выпустившие красное, словно вареные раки, которых тут давно уже нет, старое бургундское вино Петербург – наказанный за несправедливо сосланных, заточенных, униженных… Господи, сколько сил отняло чувство неправедной вины! Сколько раз, читая Библию, он чувствовал, как легкие наливаются лунным светом > перевел Виталий Асовский < художник у переулка Стиклю
Не разглядеть следы, ведущие в лист, который оставил художник, забывший закончить арку еще одного переулка. Однако движение, которое помним, не может вводить в заблуждение: это город, пахнувший еловыми ветками, пылью и молоком. Я никого здесь не знаю, но кто-то стучит по пианино, и кирпичи на долю секунды задерживают дыхание, не рассыпаясь. Воскресное лето открыто для всех, и Улисс может без страха вернуться, но следует знать: за столько столетий кое-что изменилось – его здесь ничто не ждет. Ни проемы проулков, по которым вплывает синее утро, ни ступени, что скрипят под солнцем, ни потерянные часы. Ничто. Разве лишь тот рисунок, который никем и никогда не будет закончен, ведь художник ушел и уже не вернется. Рисунок испорчен. Но линии целы, всё можно узнать: еловые ветки ограничивают кругозор, арки вздыхают, так что, Улисс, можешь без страха вернуться. В худшем случае я тебе тайну открою: художник спит в одном из пивных заведений, профукав все то, чем обладал. К рассвету он должен вернуться: повороты и лестницы, икота и стены. Но этот город, который тебе был доверен, – всё тот же. Так что, вернувшись, найдешь ветшающие часовни, слепые круги, Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. |
