– Отдохни немного, зайчик, – произнёс Кристофер, вставая, взбил за спиной дочки подушку и протянул ей апельсин. – Съешь пока.

Родители пересели на стулья около стены и вновь принялись шептаться, только теперь как заговорщики. Оба были взволнованы и то и дело поглядывали на Мо. Девочка принялась с усердием чистить апельсин, а сама обратилась в слух.

– …а ведь в том ангаре были следы жилья… бутылки, консервы, окурки… не может быть, что это Мо… дурное влияние… может тот мальчишка… слышал о той несчастной женщине из деревни?… какой ужас был на пустыре у берега, какие мерзкие пугала… кто-то совсем больной…

– … не переживай, дорогая…

– … говорят, здесь завёлся вор и убийца… и тюрьма неподалёку…

– … мы обязаны спросить у Мо… вдруг это поможет найти его…

– … не выдумывай, нельзя её нервировать… просто счастье, что дети не столкнулись…

– … жаль, что они не попрощаются…

– … глупости, Мо надо скорее домой, она сама хочет, ты слышал…

– Мо, – позвал отец громко. – Хочешь встретиться со своим приятелем? Он жив-здоров, только сильно простужен. Сам я его не навещал, но его родители заходили, когда ты спала.

Девочка тряхнула головой. Она практически ничего не поняла из сумбурно подслушанного разговора, только запуталась и обозлилась на себя и мать с отцом заодно.

– Каким ещё приятелем? – проворчала девочка под нос, засовывая в рот очередную апельсиновую дольку, подозрительно шмыгая носом.

– Э, с Шерманом, кажется, – удивлённо отозвался отец. – Джинни, – Лилиан фыркнула, но Кристофер проигнорировал, – Джинни говорила, что вы сильно привязаны, – уголки губ отца чуть приподнялись, – Когда мы все вместе нашли вас на этом Крутом Обрыве, вы спали на земле в обнимку.

Мо растерянно посмотрела на мать. Может быть, хоть она скажет что-то понятное?! Но пустые слова отца отчего-то произвели сильное впечатление на Лилиан. Она снова бросилась обнимать дочь:

– Никогда, никогда не убегай больше! Обещай мне, что больше не убежишь!

Мо не выдержала:

– Я просто хотела погулять под фонарями! Как обычно! Что вы ко мне привязались?! – у девочки из глаз брызнули слёзы. – Я не виновата. Ни с кем я не была! Чего вы выдумываете!? Это нечестно! Ничего я не помню! Я хочу на море! Я весь год ждала! А вы, а вы, – Мо икнула, речь её становилась бессвязной из-за подкатывающих рыданий, – вы обнаглели! Я поеду с тётей в Истборн!

Мо окончательно зарыдала, и повторяла только «весна», «море», «тётя» и «всё равно поеду!». Мать отстранилась, с испугом глядя на истерику дочери.

– Мистер и миссис Хупер?

Кристофер вздрогнул, обернувшись к двери. Взгляд у него был ошарашенный. Лилиан тоже обернулась, не переставая ласково поглаживать по голове притихшую, икающую Мо.

На пороге палаты стояла миловидная женщина в белом халате с бейджем на нагрудном кармане.

– Извините, если напугала. Я жду здесь буквально пару минут. У меня не слишком хорошие новости. Физически ваша дочь в порядке, не считая ушибов и растяжения лодыжки. Мы дали ей хорошее обезболивающее. Однако под утро у неё поднималась температура, она бредила и… Боюсь, у вашей девочки проблемы с памятью.

Альпы, Австрия, 20**-й год.

Метель утихла. К стёклам теперь ластился блеск луны и мелких белых звёзд, разбрызганных по небу. На полу танцевальной залы от окон протянулись сияющие стрельчатые силуэты.

Шерлок проснулся раньше Молли. Прохладные губы оставили на её виске поцелуй, до слуха долетело шуршание одежды и шаги. Они умудрились заснуть прямо на полу, на скатерти, накрывшись пледом и подложив под голову диванную подушку, не обратив внимания ни на крошки от еды, ни на холодный жёсткий пол под тонкой материей.

Молли побыла ещё какое-то время во власти дрёмы, после чего рассеянно натянула на себя пуловер и брюки и подошла к окну. Коснулась ладонью холодной рамы, а потом обняла руками себя за плечи.

Из головы не шли слова Шерлока, сказанные уже после всего, когда кожа остыла, и начал наваливаться сон. Шёпот, обжигающий ухо, словно огненный бич, как и тогда, в президентском люксе. Просьба, являвшая собой то ли высшую степень доверия, то ли бесстыдное желание её использовать. Впрочем, скорей всего и то, и другое.

Вместо круглолицей луны перед глазами вставало то лицо Элен, всплески зелёного, рыжего и мертвенно-белого, скользящие по её коже; то лицо Шерлока, дрожащие сомкнутые ресницы и приоткрытый рот, трепещущая радость в каждой морщинке и выбоинке, словно рябь на воде. Молли прислонилась к стеклу пылающим лбом. Она силилась понять, как счастье может сейчас причинять ей такую сильную боль? Глупое сердце, чего тебе ещё надо?

Почувствовав сзади дыхание Холмса, Молли не вздрогнула. Плавно развернулась и увидела детектива, вставшего перед ней на одно колено. Его глаза сверкали, как лёд на солнце; металл кольца тускло поблескивал, как глубокая река в пасмурную погоду. Любопытно, где Шерлок его раздобыл? Неужели нашёл где-то в замке сокровищницу? Вряд ли. Небольшой камень в серебристой оправе бесстыдно имитировал бриллиант, и Молли стало не по себе.

Слова Холмса об ответственности за будущее ребёнка, признание в чувствах, откровенное и прямолинейное, и, наконец, заманчивое предложение долетали до Молли, словно сквозь вату.

Полный надежды мужской взгляд, закушенная от волнения губа. Лучистая, почти искренняя улыбка. Шерлок походил на того растрёпанного взволнованного мальчишку, предлагавшего юной Мо прокатиться на самодельном паруснике – а вдруг, не дай Бог, откажет? Происходящее напоминало художественную постановку её мечты в холодном пронзительном сне, который протекает сам по себе, не подчиняясь её воле.

Согласие слетело с женских губ, как предсмертный вздох, негнущиеся пальцы приняли подарок. Хупер перевела взгляд в глубину зала и онемела. Рослая тень, очертаниями напоминающая постоялицу Бет Бичер, безмолвно стояла на границе прозрачного лунного воздуха и густой тьмы. Щуплая фигура Августа Мозеса топталась рядом. Чей-то тихий шаг, и ночной свет выхватил седые вихры Аристарха и благородный профиль Альберта Лоури. Мойра и Освальд Чивли тоже присутствовали, как и целая группа неизвестных людей, выжидательно замерших в зале. Обычные человеческие лица, никакой устрашающей печати загробной жизни. Разве только у Мойры и Аристарха на лице наливались кровоподтёки.

Молли криво улыбнулась, словно душа её и лицо не решили, огорчаться или радоваться – один край рта поплыл вверх, другой опустился вниз. Всё-таки их безумная задумка окончательно выманить постояльцев увенчалась успехом. Кто бы мог подумать?

Холмс заметил перемену в лице женщины и резко обернулся.

– Сработало! – у Шерлока лучилось лицо, словно у начинающего провинциального актёра, впервые блестяще отыгравшего свою партию на столичной сцене.

Детектив живо поднялся с колен, отряхнул брюки и обратился к безмолвной толпе, ради которой и затевался спектакль с предложением руки и сердца:

– Простите, никогда не мог удержаться от театральных эффектов.

«Другие верят в бога,

Он верил в облака,

И все в округе строго

Бранили чудака,

И верой непристойной

Друзей он огорчал,

А он им со спокойной

Улыбкой отвечал:

«Садовник в розу верит,

А роза в мотылька,

Волна морская в берег,

А я вот – в облака» – процитировал Шерлок и пояснил:

– Один мудрый человек сказал мне однажды, что это стихотворение об относительности истины и веры, и об уважении к чужой точке зрения. Чрезвычайно трудно выйти за пределы собственного мировоззрения, примерить на себя чужую личину, взглянуть на мир новыми глазами. Вам всем это удаётся, но вот обычным людям из вашего окружения – нет. Вас бранят все в округе, словно чудаков с непристойными идеями. Новаторы, так и не принятые обществом до конца. Уязвимые, непонятые, объединившиеся из-за слабости перед волчьими законами общества, бессмысленной погоней за деньгами и властью.

Стоящие на границе света и тьмы люди были порядком ошеломлены, по крайней мере, их растерянное молчание и взгляды друг на друга навели Молли на эту мысль.