– Глупейший предрассудок насчёт патологоанатомов, – возмутилась Молли. – Характер смерти совершенно не важен.

Оба расхохотались, на этот раз без прискорбных последствий для сыщика – за разговорами Молли уже успела закончить накладывать швы. Воткнула иглу с остатками нити обратно в картонную коробочку, отложила инструмент.

– Пожалуй, мы друг друга стоим, – подытожила Молли. – Мне тоже следовало сразу говорить с тобой на чистоту, а не изображать шпионку. Прости. Нет, погоди, дай мне левую руку, я взгляну ещё раз на порез, вдруг им тоже надо заняться.

Холмс внезапно ощутил странную сухость во рту, но руку послушно протянул. Патологоанатом внимательно изучила ладонь сыщика, словно гадалка из цыганского табора, сказала, что всё в порядке, но отпускать руку не спешила. Закатала повыше рукав, обхватила ладонью его предплечье, чувствуя напряжённые мышцы и гуляющую лучевую кость. Скользнула от тонкого места у запястья к широкому у локтя. Не отрывая ладони, большим пальцем нырнула в локтевой сгиб, подушечкой погладила голубую вену.

– Я чист.

– Я знаю. Просто когда ты упомянул кокаин, мне стало не по себе, – укоризненным тоном сообщила Молли. Лицо её помрачнело: – Что же ты чувствовал тогда? Как можно существовать в этой чёрной пустоте?! – Хупер спохватилась, что горячится и читает нотации, и решила сменить тон, видимо из сострадания к раненому. – Прости. Просто дёрнуло любопытство.

– О нет, полной пустоты никогда не было, – Холмс наклонился ближе к женскому лицу, в то время как Молли приподнялась повыше. – Абсолютного вакуума в голове достичь невозможно. Мысли – маленькие зловонные собачки. Как не гони их, но всё равно остаётся нечто, не облачённое в конкретную форму слов или картин, но окрашенное эмоциями – подшёрсток, подкладка сознания.

Глядя в округлившиеся от изумления глаза Молли, детектив небрежно добавил:

– Примерно такие рассуждения посещали меня в период увлечения кокаином.

– Ааа, – вздохнула патологоанатом, видимо, впечатлённая «зловонными собачками». Шерлок ни с кем не делился подобными опусами, и чёрт его дёрнул сделать это сейчас.

– Подкладка сознания, надо же. Я… часто задумывалась о чём-то подобном, но никогда такая удачная формулировка не приходила в голову.

Порядком обескураженная, Молли решила, наконец, встать с пола и оперлась руками о голые колени сыщика.

– Мы не закончили, – голос Холмса заставил её вздрогнуть и замереть на полпути, – одно дело.

Оба сейчас были всклочены, красны и смущены, плюс ситуация более чем пикантная. Прекрасная мизансцена для внимательных стен и углов, лучше не придумаешь.

– Любую затею, какой бы безумной она ни была, следует заканчивать, а не бросать на полпути, – произнёс Шерлок, стремительно приближаясь к лицу Молли.

Сглотнув, Хупер потянулась ему навстречу. Шерлок обжёг дыханием маленькое женское ухо, со стороны казалось, будто он игриво прихватил зубами мочку. Молли прикрыла глаза. Бархатный голос стекал прямо в ухо, и ни одно слово не пролилось мимо.

Холмс не спеша отодвинулся, и патологоанатом покачнулась по инерции, всё ещё не разомкнув век.

– Могу я встать? – вкрадчиво спросил Шерлок. – Я хотел бы одеться – в номере довольно прохладно.

– Да, конечно. Да.

Пока Шерлок находился в ванной комнате, Молли успела убрать инструмент и накинуть халат.

– Надеюсь, ты не против, что я взяла твою одежду? – спросила Хупер. – Если тебя это смущает, я могу сходить за своей.

– Почему это должно меня смущать?

– Просто обычно женщина носит одежду мужчины, если она с ним… если они…, – замялась Молли и, видя недоумение в глазах сыщика, махнула рукой. – Ладно. Забудь.

Хупер с ногами забралась в кресло, ещё хранившее тепло детектива, запахнула поплотнее халат, и голова её склонилась к кожаному изголовью.

– Похожее дело об опустевшем жилье имело место в Париже, – проговорил Холмс, в задумчивости подойдя к обледенелому окну. – Мы не первые, кто сталкивался с подобным.

– Правда?

- Перед началом Второй мировой войны хозяйка апартаментов близ Гранд-Опера сбежала на юг Франции, где и скончалась в возрасте 91 года, так и не вернувшись в Париж, однако исправно вносила квартирную плату. Когда вскрыли её апартаменты, пустовавшие 68 лет, попали прямиком в прошлое (как выразился бы Джон).

– Что там было? – взволнованно спросила Молли. Она нисколько не удивилась, что сыщику вздумалось пускаться в загадочные истории. С готовностью внимала, думая, очевидно, что Шерлок не будет болтать зря.

Холмсу были совершенно не интересны детали обстановки, но людей обычно волнуют именно подобные глупости – это называется «романтика».

– Мебель 19-го века, лепной камин, каменная раковина, чучело страуса, туалетный столик, смахивающий на небольшой церковный орган, антикварные игрушки, плюшевый Микки Маус, любовные письма, перевязанные лентой и, что особенно взволновало визитеров, картина известного итальянского художника, изображавшая бабку покойной хозяйки в молодости. Взволновала, в основном сумма, за которую картина ушла с аукциона.

– Так всё распродали? – приуныла Молли. – Могли бы устроить музей. Но почему же хозяйка так и не вернулась в свою квартиру? И каким непостижимым образом апартаменты остались неразграбленными?

– Верные вопросы, – расцвел Шерлок и мечтательно сообщил. – Без малейшего понятия. Пока что у меня не было намерения браться за этот случай, тем более никто расследования мне не заказывал. Однако когда мы закончим текущее дело, появится достаточно времени.

Как, однако, это «мы» прочно укоренилось в сознании Холмса. Хотя… если уж эти глаза сумели вырвать его из Чертогов Разума, то неудивительно, что они заставляют детектива почувствовать, что он не один, что их действительно двое.

– Ты ведь не просто так вспомнил парижское дело, – заметила Молли. – Как оно связано с «Эдельвейсом» и тем, что происходит с нами?

– Чем бы ты в первую очередь занялась, если бы те апартаменты внезапно оказались в полном твоём распоряжении?

– Посидела бы на каждом шёлковом кресле, прикоснулась бы к каждому пузырьку, к каждой стене, обнималась бы с игрушками и чучелами, – честно призналась Молли.

– Вот именно. Мы сейчас находимся примерно в том же положении. И у меня есть гипотеза, которая тебя заинтересует. Кто-то страстно хочет, чтобы мы с тобой оставались в замке, и при этом обеспечивает нам вполне сносное существование. Предлагаю воспользоваться их приглашением в полной мере. Кладовая, библиотека, бильярдная, сауна, президентский люкс и многие другие части замка в нашем полном распоряжении. Вдруг от нас только такого и ждут? В любом случае выбор у нас невелик. В конце концов, уговаривая тебя вернуться в «Эдельвейс», я обещал, что весь замок будет нашим.

– Иными словами, – подхватила Молли, – ты предлагаешь выманить недругов, уйдя в разгул?

– Именно.

– Гениально!

Молли взяла детектива под руку, и, хотя Шерлок немного прихрамывал, тем не менее, он был женщине опорой. Удивительно, как легко она приняла сумбурную, в сущности, идею, и без намёка на критику согласилась поддержать.

Через четверть часа дверь президентского люкса была взломана. (О его существовании и местонахождении молодые люди узнали ещё раньше, в ходе вынужденной экскурсии по замку после исчезновения всех постояльцев).

– Эм, возможно, в «Эдельвейсе» есть ещё один номер люкс? – слегка растерявшись, предположил Холмс, замерев на пороге.

– Не говори глупости, тут чудесно, – Молли бодро протиснулась мимо мужчины в помещение, по размерам напоминающее небольшой конференц-зал, сплошь отделанное светлыми сосновыми досками. Взгляд Холмса приковал свисающий с потолка огромный кокон, сплетённый из десятков оленьих рогов. Детектив мог лишь смутно догадываться о его таинственном предназначении.

Окна с деревянными рамами в человеческий рост открывали вид на туманные сахарные вершины гор. Мощный камин из грубо отёсанных серых камней разинул широкую пасть в восточной стене. Перед камином полукругом были расставлены кресла в виде наискось спиленных пивных бочонков и подставки из настоящих поленьев. Деревянная декоративная посуда, резные игрушки, вязаные салфетки и напольные фонари повсюду бросались в глаза. Овальное зеркало на западной стене, отражающее небо и вершины, походило на ледяное горное озеро. На диванах были небрежно брошены вышитые подушки и палевые лохматые шкуры. Кровать с резным изголовьем в западном углу была настолько большой, что на её краях могли бы мирно и сладко ночевать супруги, находящиеся в бракоразводном процессе. Покрывало было под стать шкурам на диванах, вот только чтобы сделать такое, освежевали кого-то никак не меньше мамонта. Из-под него многообещающе выглядывали белоснежные простыни. На холмах, под которыми угадывались подушки, трогательно смотрелись крохотные заветренные шоколадки. Ну, хотя бы стоит порадоваться отсутствию розовых лепестков на покрывале.