– Господи, Шерлок! Ты ранен?! Как ты здесь оказался?
Поразительно – уже дважды в течение нескольких минут он слышал возгласы по поводу своего падения, и слова приблизительно одинаковые, однако какой контраст в тоне – озабоченно-равнодушный и откровенно перепуганный.
Над Холмсом склонилось взволнованное лицо Молли Хупер, слегка плывущее перед глазами. Организм сыщика встретил очередной трюк с зеркалом отнюдь не с восторгом, в качестве мести отвечая головокружением. Звонкий шорох битого стекла под ногами Молли – против воли Шерлок уловил в нём определённый ритм, какой обычно чеканят детские погремушки или весенняя капель или колокольцы в рождественскую ночь. Аккомпанемент небольшой французской гармони пришёлся бы сюда весьма кстати. Чарующая иллюзорная мелодия словно издевалась, но не над Шерлоком, а над ситуацией в целом, издевалась заодно с сыщиком, как его сообщница, протягивая ему руку и поднимая из груды осколков. Впрочем, он отвлёкся.
– Всё в порядке, – заверил женщину Шерлок, ощутимо пошатнувшись от резкого подъёма.
Молли вздохнула, всё ещё сжимая его ладонь в своей:
– Ага, я вижу.
Долгий пронзительный взгляд, один на двоих, глаза в глаза, после чего Шерлок едва заметно поморщился, а Молли, спохватившись, скользнула взглядом по его фигуре:
– Боже, у тебя кровь! Это новая рана или старая? В любом случае, тебе необходима помощь, – заявила она не терпящим возражений тоном.
Нарочно ли, по рассеянности ли Хупер забыла отпустить ладонь Шерлока и буквально за руку отвела его в комнату, из которой они оба не так давно сбежали.
Молли была одета в его бордовый халат поверх его же рубашки и отельные тапки. На подоле халата и подошве тапок – следы пыли и зелёной стеклянной крошки. На руке – пятна его крови, кроме того, указательный палец испачкан в красной субстанции, имитирующей кровь (характер свёртывания не тот), подобный смазанный отпечаток имеется на халате (вытерла руку о ткань). К тому же, на собственный запах Молли (чем-то напоминающий аромат тёплого печенья) наслоилось подгнившее благоухание Элен. Все эти детали бросались в глаза помимо воли, словно надписи мелом на невидимой доске, складываясь во вполне ясный вывод.
– Присядь, – велела женщина, войдя в комнату, и замялась на секунду, видимо, не решаясь сказать «снимай брюки». – И… позволь мне взглянуть.
Холмс, впрочем, намёк понял. Исчезнув в ванной комнате на полминуты, детектив появился оттуда в одной рубашке, застёгнутой на все пуговицы, полы которой прикрывали боксеры, и опустился в кресло.
Увидев раны на внутренней стороне бедра, губы Молли скорбно дрогнули.
– Прости меня. Как вышло, что ты оказался под дверью?
– Сперва я понятия не имел, что там находится дверь, – ответил Шерлок, почти не слукавив. – Уловил шаги за стеной, это привлекло моё внимание и заставило прислушаться. Вот только твоего появления в вихре осколков я не предусмотрел. Позволь узнать, а что ты…
– У тебя есть антисептик? – торопливо перебила сыщика Молли.
Холмс отрицательно мотнул головой. Женщина вздохнула, бросив на детектива один из взглядов вроде «А голова у тебя есть?» Легкая полуулыбка забрезжила в глазах Шерлока, не затронув губы – как всё-таки причудливо уживаются в Молли смущение и решительность.
– Я схожу за своей аптечкой. Когда я вернусь, ты… То есть, пока меня не будет, Шерлок, ты не…
– Я не сбегу, если ты об этом.
Спустя несколько минут, в течение которых Холмс позволил себе расслабиться и прикидывал, как новоиспечённая мелодия легла бы на скрипку, к его затылку прикоснулся мокрый ледяной тампон.
– Цыц, – беззлобно проговорила Молли зашипевшему детективу. Сидел он, впрочем, смирно. – С головой у тебя всё более-менее в порядке. В смысле, с ушибом. Дай, пожалуйста, левую руку – ты поцарапал ладонь. Так, а теперь посмотрим, что с ногой.
Молли пришлось встать около Шерлока на колени, чтобы обработать раны на внутренней стороне бедра.
– Возьми подушку, подложи под колени, – посоветовал Шерлок.
Молли воззрилась на него крайне обеспокоенно, даже приложила пальцы к его лбу – уж не температура ли?
– Что? Ведь обычно люди так поступают – заботятся.
– Не нужно извиняться, Шерлок, – печально попросила Хупер, подарив сыщику многозначительный вздох.
Печаль эта совершенно не понравилась Холмсу, ощутимо царапнула где-то глубоко внутри, словно фальшивая нота. Молли тем временем всё-таки последовала совету детектива, бросив на пол одну из диванных подушек, встала на колени и приступила к осмотру ран, находившихся в опасной близости от содержимого боксеров. Женщина наклонила голову, так что волосы занавесили её лицо и мгновенно проступивший на нём румянец.
– Придётся зашивать, – заключила, наконец, патологоанатом. – В роще ты пропорол кожу острой веткой, верно? Рана, в общем, неглубокая. А вот вторая мне не нравится – очень длинный порез.
Вот уж воистину за что боролся…
– Я не брала с собой шовный материал, – помрачнев, продолжила Молли. – Попробую поискать на ресепшене. Кажется, я видела там шкафчик для предметов первой помощи.
И вновь вынужденное ожидание. Холмс прикрыл глаза и первым делом отключил звук – наступила благословенная тишина, гулкая, выпуклая. Ощущение собственного тела пропало, растворилось следом. Последние сияющие кусочки паззла под названием «Алый Эдельвейс», Голуэй и Истборн», толкаясь, устраивались на свои места…
Блестящие отрешённые глаза сыщика отразили голубое пламя, на миг охватившее сталь. Паззл приобрёл тревожный запах медицинского спирта.
Острая боль – точно рассчитанный укус стальной иглы, окончательно обрушил детектива с высот Чертогов на землю. Молли вновь стояла на коленях на ковре меж разведённых ног сыщика, склонившись над местом ранения. Халат она сбросила, оставшись в одной мужской рубашке с закатанными рукавами. Волосы забраны в хвост, руки затянуты в перчатки, в одной – иглодержатель (инструмент, чем-то похожий на ножницы, только с короткими концами, не заострёнными, а уплощенными) с зажатой в нём крохотной серповидной иглой, в конец которой была впаяна длинная тонкая зеленоватая нить, в другой руке – пинцет. Инструмент бесцеремонно оттягивал кожу на краях раны, в которую впилась игла. Протянув нить, Молли подняла на сыщика взволнованный взгляд, и губы её зашевелились. Шерлок поспешно включил звук.
– … и прости. Потерпи немного. И не волнуйся за инструмент.
Шерлок вопросительно поднял бровь. Молли взглянула на него с недоумением, затем тень улыбки легла на её губы:
– Ты снова ничего не замечал вокруг… Будь мы в Лондоне, в Бартсе, я бы простерилизовала инструменты в автоклаве, но сейчас пришлось просто смочить их в спирте и поджечь. Возможно, кстати, что они уже были соответствующим образом обработаны.
Холмс небрежно кивнул – подробности мало его интересовали. Самый проблематичный для него этап примирения, обычно сопровождающийся бесполезным выбросом эмоций и требующий пустой игры слов, был успешно пройден. Мысли о последствиях детектив попросту скомкал в шар и забросил в самый тёмный, запылённый угол Чертогов.
Откинувшись в глубоком низком кресле, Шерлок вновь прикрыл глаза и старался не следить за процессом, однако тело его на сей раз взяло верх и бессовестно оповещало о каждой болезненной манипуляции. Острая колючая боль впивалась в тело, затихая и повторяясь снова и снова, сливаясь в единый мучительный гул. В конце концов, сыщик поймал себя на том, что его тяжёлое дыхание шевелит волосы на макушке женщины, а сам он завороженно следит за её руками.
Придерживая пинцетом кожу на краях раны, Молли осторожно делала стежок, протягивая нитку почти до конца, но при этом оставляя небольшой хвостик. Откладывала на время иглу и принималась за довольно затейливую (и излишнюю, по мнению сыщика) операцию – с помощью пинцета набрасывала на иглодержатель две петли из длинной части нитки, протягивала через них короткий кончик и затягивала (получался прочный узел), снова делала две петли, только закручивала нить в другую сторону, снова протаскивала конец и, наконец, делала одну, последнюю петлю, и, продев в неё конец и затянув, обрезала нитку и только после этого приступала к следующему стежку.
