Просеяв песок, Вайолет осторожно приподняла нагревшуюся крышку одного из чайников и со знанием дела стала, приговаривая, сыпать в него ингредиенты: цветы ромашки, листья мяты, мелиссы, смородины, кусочки яблока и груши, ягоды земляники, малины и клубники, лепестки шиповника, росу с тюльпанов, писк феи (Монти сильно подозревал, что очередной стрекозе не повезло), кусок облака и немного утреннего туману. Это был фирменный дневной чай Вайолет.

В ночной же чай входили палочка корицы, ложка мёда, тёртый корень имбиря, лимон, звёздная крошка (Монти от души надеялся, что это не битое стекло), один клуб дыма и последний вздох, упрятанный в склянке. А его где она раздобыла? Вайолет призналась – однажды кот Аделаиды притащил в прихожую мышь. Она странно дёргалась и попискивала, и тогда Вайолет наступила на мышь ногой, а когда подняла туфлю, животное уже не двигалось. Девочка слонялась по дому в раздумьях, а потом, осенённая догадкой, что там произошло, вернулась в прихожую и собрала воздух в склянку.

Получив ответ, Монтгомери вновь откинулся на траву. Аделаида дремала в кресле, а Вайолет, которой уже наскучило заваривание чая, принялась носиться за птицами. Без надзора бабки девочка позволяла себе многое, например, ощипывать цветы на клумбе, чтобы устраивать из лепестков дивные фейерверки; заливать водой муравейники; устраивать потоп на лужайке, с восторженным визгом удирая от потоков воды из садового шланга; завороженно наблюдать за пламенем больших спичек для духовки, которые подарил ей дядя; поджигать по весне сухую траву в поле и плясать около рыжей стены огня на фоне вечернего неба к ужасу случайных прохожих. Нормальные детские увлечения. Нет повода браниться. Вообще никакого.

Монтгомери зевнул. Сон так и подмывал мужчину отдаться в его объятия. Сказывались весёлая ночка с друзьями и с утра пораньше партия в теннис с племянниками. Вайолет загоняла его, как борзого, и Монти почти без сил рухнул в уличное кресло – хорошо, хоть шампанское было под рукой.

С тех пор, как погибли Кайл и Мина, жизнь Монтгомери проходила, словно в прошлом веке. Время в Хэвишем-холле будто остановилось, но Монти ни капли не жалел, что перебрался сюда, чтобы помогать престарелой матери заботиться об осиротевших племянниках. Верховая езда, редкие пирушки с товарищами, теннис и сон до обеда – отличная альтернатива какой-нибудь душной квартирке и бумажной волоките в погоне за деньгами. Немаловажным достоинством Хэвишем-холла была также прекрасная библиотека, довольно скромная в отношении количества, но никак ни качества книг. Изголодавшийся Монтгомери набрасывался на книги, что затягивали не хуже шампанского.

Приподнявшись на локте, мужчина рассеянно наблюдал за племянницей из-под полуприкрытых век. Подруг у неё почти не было – те немногие девочки, что приходили в гости в Хэвишем-холл, уходили от Вайолет в слезах, она же непонимающе смеялась и тыкала в них пальцем, дескать, чего ревут, глупые? Надо бы ей хоть пони купить, что ли. Но Монти всё время откладывал покупку, должно быть, находясь под впечатлением от недавно прочитанных «Унесённых ветром».

Вайолет, как ребёнок, не различала понятий доброго и злого. Ей было одинаково любопытно наблюдать за воробьями, клюющими орехи, и за агонизирующей стрекозой на булавке, чесать загривок коту или затоптать бьющуюся в конвульсиях мышь. Для племянницы всё в мире чётко делилось на увлекательное и скучное, полезное в её детском хозяйстве и глупое барахло. Вайолет была скора на гнев и милость, и на принятие решений. Девочка часто сердилась на брата, медлительного, зато более обстоятельного. Монти с огорчением отмечал, что у Питера было гораздо больше шансов стать мудрым, чем у его сестры – у Вайолет не хватало тонкости восприятия. Девочке порой недоставало терпения заниматься созиданием, зато из неё вышла прекрасная стихия, эффективно и не без изящества разрушая всё вокруг.

- Дядя Ник-Нак!

Монтгомери встряхнулся и обернулся – стоя рядом на лужайке, ему улыбался Питер, с полотенцем на плече, каплями воды на волосах и раскрасневшимися щеками. Мальчик вместо ланча отправился купаться в озере на территории Хэвишем-холла.

– Я сегодня проплыл 20 метров за раз, – похвастался мальчик. – И ещё я плыл от берега, в глубину.

– Значит, так, – сказал Монти, одним ленивым, изящным движением поднимаясь на ноги. – Все олимпийские пловцы сейчас заливаются горючими слезами зависти. Да что там, сам Марк Спитц* готов удавиться, что появился такой блистательный пловец Питер Хэвишем.

Мальчик на радостях зарделся ещё пуще. Монтгомери взял с плеча племянника полотенце и тщательно вытер ему голову. Дядя сам учил Питера плавать. Вначале мальчик наотрез отказывался погрузиться в воду с головой, хотя Монти раз сто показывал ему на себе, что это вовсе не страшно, и будешь при этом болтаться, как поплавок, и ни за что не утонешь. Наконец, Питер согласился просто уложить голову на воду, и для мальчика стало чудесным открытием, что он способен держаться на воде, не касаясь дна. Поначалу Питер плыл на боку, крепко сжимая губы, будто воздух рвался наружу, и зачем-то зажмуриваясь. На красном личике было написано такое усилие, будто он плыл сквозь ртуть, а не сквозь воду. Но сейчас мальчик грёб вполне уверенно, опустив в воду лишь подбородок и сосредоточенно смотря вперёд, и Монти вполне мог отпустить его одного.

– Дядя Ник-Нак, а мы ведь подшутили над дядей Эрвином не до смерти, правда? – озабоченно спросил Питер, когда ему тоже принесли десерт.

Монтгомери усмехнулся:

– Чтобы поджарить такого борова, нужно нечто большее, чем несчастная пара спичек, поверь мне. Зато наш розыгрыш он надолго запомнит.

Питер кивнул и принялся за мороженое. Идея самого розыгрыша принадлежала Монти, сценарий сочинила Вайолет, а Питер тщательно изготовил реквизит – горючую смесь и прочее. Он вообще любил изобретать и исследовать. В отличие от сестры Питер был молчуном и никогда не носился по дому с визгом в вихре битого стекла и дыма. Дети даже внешне отличались, несмотря на кровное родство – длинноногая брюнетка с алыми губами и русоволосый крепыш с тусклыми, но правильными чертами лица. Но вот любопытство было их фамильной чертой.

Попытки Питера казаться взрослым порой выглядели наивно и забавно. С каким серьёзным видом он брал в рот сигару и пытался её раскурить. Видно было, что мальчишке противно, но он всё равно продолжал дело. Монтгомери ругал его, когда заставал с куревом, но вяло и без рукоприкладства. Точно также Питер пользовался и бранными словами – словно заученной формулой настоящего мужчины. Но вот некоторые дядины книги с неподобающими иллюстрациями он листал с неподдельным интересом. Какие же всё-таки забавные эти дамы без одежды на картинках! Джентльмены-то были Питеру не особо интересны – ничего нового, всё как у него самого. Мальчик не поленился выучить, как правильно называть все части тела, и любил щегольнуть своими знаниями на публике.

Попустительство, конечно, думал Монтгомери. Но как откажешь сорванцам? Хорошо хоть, не добрались пока до потайного ящика, где лежит настойка – так, на чёрный день. Когда станет уж совсем невмоготу. Вообще-то сельская жизнь Монти по душе. Он не Эрвин, который воротит нос от конского навоза, и навещает мать раз год. Мало того, этот угрюмый кабан позволяет себе называть племянников испорченными, а младшего брата – растлителем малолетних. Монтгомери трясло от злости – да он ни разу в жизни пальцем не притронулся ни к Вайолет, ни к Питеру. Хотя понимал, что Эрвин, конечно же, имел в виду не это, а вседозволенность детей.

В отместку Монти предоставил детворе возможность поупражняться в театральном искусстве, чтобы наглядно продемонстрировать Эрвину, что испорченные дети загибаются в канаве, а их племянники цветут и пахнут. Вайолет и Питер вообще крайне живучи, и вряд ли их эксперименты загонят их в могилу. Трюк с внезапным «воскрешением» оказался эффектен, и Эрвин, осыпая родственников проклятиями, убрался из Хэвишем-холла. И отлично. Мать, конечно, расстроилась, но без него определённо лучше. Этот изверг совершенно не умел наслаждаться жизнью, Монти же мог найти развлечение в любой ерунде.