– Он у тебя над головой, дорогая.

– С него же течёт ручьем!

Мистер Хупер поднял голову и заметил, что на побелённом потолке действительно расплылось серое пятно, на котором набухли грязные капли влаги, одна из которых не замедлила упасть ему прямо на нос.

Вирджиния вместе с четой Хупер заспешили по лестнице вверх, обнаружив в комнате Мо настоящий потоп. Девочка с ногами взобралась на кровать и теперь с испуганным видом обнимала колени. Вода хлестала из умывальника весёлым фонтаном, на полу быстро ширилась лужа мутной воды. Лилиан Хупер робко приблизилась к ближайшему потёку, но тут же поспешно отступила, засеменив назад в своих замшевых полусапожках на высоком каблуке. Прямоугольные очки свалились ей на грудь, повиснув на серебряной цепочке.

– Уведите Молли отсюда, здесь ужасная сырость. Кристофер, трубу прорвало, найди инструменты. Джинни, вызовите мастера, – миссис Хупер была слишком взволнована, чтобы самой увести дочь из комнаты, ей необходимо было срочно раздать все указания. – Кристофер, где мои очки? Дорогой, найти какие-нибудь тряпки и ведро. Джинни, разбудите соседей…

– Для чего? – резко отозвалась Вирджиния. Её всегда раздражало фамильярное “Джинни” из уст невестки. Странно, но в общении с Амандой Вирджиния не обращала на такие мелочи внимания.

Тётка Мо не побоялась замочить ног и прошла прямо к умывальнику:

– Хм, никакого мастера здесь не требуется. Трубы целы, просто кто-то заткнул тряпкой раковину и выкрутил краны до отказа.

– В самом деле? – изумился Кристофер Хупер. Мужчина поспешил к сестре, и вместе они принялись устранять причину потопа.

– Джинни, о чём вы? Кому понадобилось всё тут затопить? – воскликнула Лилиан Хупер в испуге и растерянности. Вирджиния наградила невестку и пустую кровать за её спиной мрачным взглядом.

– Ох, моя бедная Молли, – продолжала Лилиан, – она здесь не в безопасности. Молли… Постойте, а где же Молли? Она, наверное, сама спустилась в чайную. Бедняжка, никто её не проводил.

Однако ни в чайной, ни во всём пансионате Молли не оказалось.

***

Без плаща, простоволосая, в лёгких домашних туфлях Мо неслась по улочке Истборна с заполошно бьющимся сердцем. На каждом повороте ей мерещился топот ног преследователей, хотя в действительности это наверняка просто были муки нечистой совести. Девочку колотило от страха, волнения и стыда. На щеках Мо ещё горели следы материнских поцелуев и прикосновений ласковых ладоней. Девочка старалась выбросить из головы мысли о родителях, но стоило ей представить их несчастные ошеломлённые лица после её побега, как внутри всё сжималось. Улизнуть и вернуться тайно – это одно дело, а вот открытый бунт Мо ещё никогда не устраивала.

Девочка сама не помнила, как свернула около новенькой часовни и оказалась уже на просёлочной дороге, ведущей к дубовой роще, в которой пряталось старое кладбище. Между стволов виднелся румяный горизонт и тёмно-голубой сатин неба. На белый бледный месяц медленно наплывало четырёххвостое облако с пушистой седой каймой. Мо стало труднее различать дорогу. Девочка не успела прихватить с собой ни фонарика, ни спичек, и теперь ей приходилось полагаться только на память. Когда Мо споткнулась о торчащий из земли змеистый корень, в душе зашевелилось нехорошее подозрение – уж не сбилась ли она с пути? Мо пришлось вернуться к растрескавшемуся пню и снова выбирать направление. На обратном пути к пню ей показалось, что впереди какой-то крупный зверь резво шмыгнул в кусты – господи, неужели она окончательно заблудилась, что забрела в такие дикие дебри?

Однако Мо всё-таки удалось выйти на знакомую тропинку, и девочка уже надеялась вот-вот разглядеть кладбищенскую ограду, как вдруг со всего размаху налетела на ещё один пень. К её изумлению, пень вскрикнул, повалился вместе с девочкой на землю и выпустил руки, цепляясь за неё. Мо испуганно отпрянула, и пень сонно пробормотал:

– Я уж боялся, ты не сможешь сегодня больше вырваться.

– Шерли! Ты чего сидишь тут посреди дороги?!

– Вышел тебя высматривать. И вдруг ты на меня налетела – ослепла, что ли?

– Да ты задремал, глупый, – заулыбалась Мо.

– Ничего подобного, – фыркнул Шерли. – Сон – бесполезное занятие, а сколько времени на него тратят люди! Ночью, когда кругом покой, и за тобой не следят чужие глаза, можно творить всё что душе угодно! Будь я пиратом или грабителем, так бы и поступал.

От знакомой увлекательной болтовни Шерли у Мо посветлело на душе. На радостях юная художница схватила взъерошенного мальчишку за плечи и чмокнула в нос, как и утром на пляже. Шерли фыркнул, и вдруг попытался отомстить ей, ответив тем же. Мо успела увернуться, и губы мальчишки оглушительно звонко чмокнули возле её уха. Мо поморщилась, а Шерли изобразил злорадную улыбку. Впрочем, улыбка быстро превратилась в искреннюю, рассеянную и благодушную. Шерли потрепал подругу по спине, а та ткнулась макушкой ему в грудь. Вспомнилось вдруг, как Шерли позировал ей той памятной ночью и как благодарил за пощёчину – каким взрослым он ей тогда показался.

Отвратительное щемящее чувство настигло Мо внезапно, так же, как в оранжерее и в больнице, только намного сильнее, когда рядом был друг. Мо могла быть нечестна с родителями или с тёткой, но только не с Шерли.

– Я избила троих ребят тем вечером, – глухо пробормотала Мо, не поднимая головы. – Ник дал мне цепь и кочергу, но мне и без того хотелось…

Девочка выложила всё, что с ней произошло и что мучительно грызло вот уже много дней. Ей просто необходимо выговориться кому-то. Шерли выслушал молча, не убирая ладони с её спины, а потом на удивление спокойно произнёс:

– Ты же остановилась, так ведь? Не мне тебя успокаивать – мне ведь тоже было очень паршиво после случая с Летицией. Если честно, мне паршиво до сих пор. Но теперь я знаю точно, что никогда такого не повторю. Ну как, стало полегче?

– Нет, мне не легче, – судорожно вздохнула Мо, уткнувшись лицом в свитер Шерли.

– Знаю. Но сделанного не воротишь.

Шерли поднялся с земли, подал руку Мо и повёл её за ограду кладбища. Едва девочка уселась на рассохшуюся скамейку, как мальчишка поспешил поделиться, наконец, сведениями касательно трагических событий в Восточный Суссекс, которые, вполне возможно, связаны с Ником:

– Так вот, об этой семье Хэвишем, владельцах поместья. Старуха Аделаида Хэвишем овдовела много лет назад, оставшись с тремя сыновьями: старшим Эрвином (смешное имя, где-то слышал, что оно означает «друг борова»), средним Монтгомери и младшим Кайлом. Младший был любимцем Аделаиды, и именно на него было составлено завещание. Но Кайл погиб в автокатастрофе вместе с женой, и их дети, Вайолет и Питер (здесь Ник не соврал с именами), стали наследниками Хэвишем-холла. Эрвин Хэвишем предпочёл заниматься бизнесом в Европе и навещал родню лишь изредка. А вот Монти (как его называли в округе) поселился в поместье с матерью и племянниками, вовсю предаваясь сельским провинциальным увеселениям (тоже, что ли, по кладбищам ходил?).

Мо нахмурилась:

– Твой брат смог узнать что-нибудь насчёт слуг в этом Хэвишэм-холле?

– Ничего из ряда вон выходящего. Старая дева кухарка, две молоденьких горничных (одна погибла под колёсами автомобиля), пожилой бывший солдат на должности садовника и парень водитель, которого наняли уже после пожара. Дело было громкое. Судили Монти Хэвишема, ведь в случае смерти племянников он значился в завещании следующим. Старуха Аделаида во время пожара находилась в Эдинбурге, поэтому тогда не пострадала. После смерти племянников и ареста сына она слегла с жестокой депрессией, но кое-как встала на ноги благодаря настойке опия, пристрастилась к ней и умерла, перебрав однажды настойки – всё это Аделаида успела сделать меньше, чем за год. Эрвин так ни разу и не приехал в Хэвишем-холл после пожара, ходили сплетни, что он даже сменил имя, чтобы его больше ничего не связывало со скандальным семейством. Вскоре после смерти Аделаиды Монти угодил в тюремный госпиталь, который сгорел спустя несколько ночей. Считается, что Монти погиб в пожаре.