– Лучше бы вам помалкивать, не то все узнают, что вас отделала девчонка!
Прижав к груди поскуливавшую болонку и подобрав свой альбом, из которого выпала пара листков, Мо развернулась и бросилась прочь из оранжереи. Пробегая мимо затенённого угла, девочка с испугом отшатнулась от застывшей там тени, не сообразив сразу, что это Ник, и кинулась к выходу. Она понятия не имела, как зовут хозяина собаки и где его дом, а потому добежала до детской больницы, которая была по пути к пансионату, и оставила болонку на лавке на глазах нескольких изумлённых посетителей. Только позже Мо поняла, что могла бы и сама посмотреть адрес на медальоне ошейника.
– Ты чего молчишь? Заснула, что ли?
Томас вернул Мо в реальность, и девочка бросила на него затуманенный взгляд. Шагнула в сторону кровати, чтобы оставить там пакет с грушами. Том нервно вздрогнул от её резкого движения. У Мо это вызвало грустную улыбку – неужели он её и впрямь боится? В оранжерее был лишь сиюминутный триумф. Она всего лишь слабая девчонка, которой повезло – Мо была в ярости и умопомрачении, застала недругов врасплох и вовремя сбежала. Пара минут, и у троих мальчишек нашлись бы силы дать ей отпор.
– Пока, Томас. Надеюсь, у тебя и у твоих друзей достанет ума не болтать. Я ведь тоже могу рассказать про болонку учителя.
Без сожалений Мо повернулась к выходу.
– Ты ненормальная, вот ты кто, – прилетела ей в спину фраза Тома, когда девочка взялась за дверную ручку.
– Да и слава богу, – не оборачиваясь, мятежно улыбнулась Мо. – Иначе б я была похожа на тех куриц в юбках и никогда бы не любила смерть и разбитые чашки.
Приоткрыв дверь, Мо высунула наружу нос и, убедившись, что тётка стоит около автомата с круглыми конфетами к ней спиной, прошмыгнула до конца коридора, за поворот, где была дамская комната. Что-то у них с Шерли успела сложиться забавная традиция встречаться в местах облегчения.
Ни в одной из кабинок Шерли не оказалось, и Мо вновь решила подождать. Шли минуты, и девочка, волнуясь, вышла в коридор. Может, Шерли, чего доброго, ждёт её в мужской комнате? Умирая от неловкости, Мо приоткрыла туда дверь и сквозь щель углядела ряд странных раковин на стенах. На счастье, или нет, внутри никого не было. Красная, словно помидор, Мо вернулась в женскую уборную. Внезапно раздался звонкий хлопок, и юная художница подпрыгнула от испуга. Но это оказалась всего лишь незакрытая форточка. Раньше Мо не обратила на неё внимания, но теперь присмотрелась и заметила, что на створке что-то болтается. Ремень, или, быть может, расстёгнутый ошейник. Точно! Мо узнала медальон и красную пряжку – это же ошейник Ретберта.
Встав на цыпочки, девочка дотянулась до ошейника и повертела его в руках. На обратной стороне, прямо на коже виднелись наспех нацарапанные в одну строчку цифры: 1… 9… 2… 1 потом грязное пятно и непонятный росчерк, похожий то ли на букву Р, то ли на цифру 4, потом 9… 8… 1.
Однажды Шерли уже отправлял Мо послание с помощью своего пса, когда не имел возможности прийти сам. Наверное, и сейчас у него не получилось вырваться. Мо с горя стиснула ошейник в кулачке – почему им приходится урывать несчастные минуты, когда есть так много, чем поделиться?
В коридоре слышалась детская оживлённая возня. Мо оглянулась на дверь – тётка уже наверняка её ищет, так придётся уходить, не свидевшись с Шерли. Девочка впилась взглядом в кривую строчку, стараясь запечатлеть её в памяти, потом сунула ошейник в карман и со вздохом вышла в коридор.
– В пансионате тебя будет ждать небольшой сюрприз, – объявила Вирджиния, когда они с Мо неторопливо шли по вечерней истборнской улочке. – Он должен подбодрить тебя после болезни. Строго говоря, я должна была сделать это сразу.
Голос старшей Хупер звучал слегка виновато, насколько это вообще возможно для такой жёсткой женщины. Только Мо не обратила на это никакого внимания. Юная художница брела в расстроенных чувствах, и ни жёлтые головы фонарей, ни наполненный чириканием сумеречный воздух, ни даже обещание сюрприза, должно быть, орехового пирога, её не радовали.
Несмотря на вечерний час, воздух был светлый и прозрачный. Блики от фонарей смешивались с рассеянным солнечным светом, очерчивая круглые камни около клумб и незамысловатые фасады домов. Небо, золотое на горизонте, постепенно выцветало, и ветер начинал набирать силу. По тому, как постанывали ветки, можно было понять, что передышка закончилась, и майская гроза вновь вступала в права. Странно, но мысли о непогоде почему-то придали девочке надежду. В конце концов, Шерли ведь оставил ей шифр (а цифры на ошейнике – это безусловно шифр), значит он снова назначает ей встречу. Она обязательно его разгадает и постарается явиться в условленное место.
– Ох, опять этот пьянчуга! И куда смотрит полиция, – недовольно заметила Вирджиния на подходе к пансионату.
К забору действительно привалился мужчина – древняя шляпа с щербатыми полями съехала на лицо, плащ с заплатами подметал тротуар. Пьяный высоким гортанным голосом орал песню, и старшая Хупер побыстрее провела племянницу к крыльцу.
Чайная пансионата выглядела уныло, когда солнце не играло на циновках, стеклянная дверь в сад была закрыта плотной гардиной, и пахло там сейчас не медом и молоком, а вечной сыростью. Торшер заливал мутно-жёлтым светом плетёные кресла в нише и ненакрытый стол. В это время чайная обычно полна постояльцев, но сейчас в углу притулились только двое – мужчина и женщина, сидевшие спиной к выходу.
Стоило порогу чайной заскрипеть под ногами Вирджинии и Мо, как женщина в свободной брючной паре обернулась, вскочила с кресла, бросилась к Мо и, обхватив тёплыми ладонями холодные щёки Мо, затараторила:
– Душенька, ты поправилась? Ты вся ледяная. Кристофер, принеси её свитер и коготки. А какая бледная! Ты хорошо кушаешь? Лапочка, как я соскучилась!
Совершенно ошалевшую Мо осыпали поцелуями в лоб, в глаза и в нос. Так вот о каком сюрпризе говорила Вирджиния! В пансионат приехали родители Мо!
Мистер Хупер, которого Мо вначале не узнала из-за налетевшей матери, тоже поднялся с кресла, и, дождавшись, когда жена немного успокоится, обнял дочку за плечи, поцеловав в макушку.
У миссис Лилиан Хупер было треугольное лицо, острый подбородок с ямкой и большие напуганные голубые глаза. Волосы, русые, с каким-то мышиным налётом, аккуратно спадали кольцами на плечи, сглаживая форму лица. Прямоугольные очки с серебряной цепочкой благопристойно сидели на переносице. На шее покоились длинные бусы, переплетённые толстой серебристой нитью. Свободные рукава формы «летучая мышь» колыхались на тонких руках. Лилиан Хупер просто излучала благопристойность и одновременно огромное волнение. Мистер Хупер же, напротив, был само добродушное спокойствие. Светло-серая жилетка на блёклой рубашке, твидовые брюки и кожаные оксфорды были изрядно поношены, но содержались в идеальном порядке. Волосы были чинно расчёсаны на прямой пробор – Мистер Хупер начал седеть рано, и в аккуратной каштановой шевелюре проступали серые подпалины.
– Джинни позвонила нам и сообщила, что тебе плохо без нас, – мягко произнёс мистер Хупер, отпуская плечи Мо и вновь уступая место жене. – Собирай свои вещи, зайчик, мы забираем тебя в Лондон.
– Поторапливайтесь, поторапливайтесь, – напутствовала миссис Хупер, не выпуская, тем не менее, дочку из рук, царапая её щёки оправой очков. – Нам ещё нужно успеть на вечерний поезд. Давай, душенька.
– Лондон?! Сегодня?! – с ужасом вскрикнула Мо. – Нет уж, ни за что!
У девочки на глазах выступили слёзы досады и отчаяния. Это несправедливо! Всё её планы провалились в пекло! Нет, нет, теперь она вообще не хочет уезжать отсюда, где есть качели на виселице и парусник Шерли в бухте; где камни похожи на птичьи яйца, а яйца в кустах маскируются под камни; где впервые нашёлся её единомышленник и места, пропитанные славным древним духом смерти. И уж тем более она не хочет подвести друга, который ждёт её неизвестно где, небось, озябший и взъерошенный. Попав в Истборн, девочка хлебнула свободы, и у неё голова пошла кругом. Мо могла заниматься, чем ей вздумается, участвовать в безумных играх и реальных приключениях и сумасбродствах.
