Самой девочке лишь однажды довелось попробовать виски – тётка Вирджиния накапала пару капель в чайную ложку, и Мо, понюхав, неохотно пригубила. Вирджиния изрекла, что, дескать, пусть племянница узнает вкус спиртного под её присмотром, чем в какой-нибудь дурной компании, поддавшись любопытству. Обжигающе-горький вкус юной Мо, разумеется, дико не понравился, и девочка была убеждена, что никогда в жизни не захочет пить.

– В конце концов, всё закончилось печально, – вспоминала Мо рассказ беглеца из Клинктонской тюрьмы. – Хамфри, по словам Ника, хотел избавиться от племянников из-за наследства, но Вайолет с Питером его перехитрили и заживо сожгли своего дядю. А сами дети погибли в пожаре, который устроили жители окрестностей – настолько ненавидели и боялись они хозяев поместья. Хотя, сейчас мне это кажется немного странным – кому какое дело до того, что творится в чужом доме? Ладно, что ты там нашёл?

– В Восточном Суссексе два года назад проходил громкий судебный процесс по делу о поджоге Хэвишем-холла и гибели двух несовершеннолетних в огне. Он и привлёк внимание Майкрофта.

– Так тебе помогал брат?

– Да, – неохотно признал Шерли. – Естественно, я не рассказал ему про Ника. Наплёл, что поспорил с тобой, будто раскрою одно дело раньше тебя, но мне позарез нужны точные факты. Братец купился и, подсмеиваясь, дал информацию, чтобы я «тренировал ум и, наконец, перестал притормаживать, не то вполне могу проиграть девчонке», – последнюю фразу Шерли произнёс не своим голосом, старательно выводя чванливые нотки и паузы. – Оказывается, никакого Освальда Хамфри, владельца поместья и опекуна, в Суссексе нет и в помине, зато там проживало семейство Хэвишем, точь-в-точь…

– Молли, где ты?! Что стряслось, юная леди?!

Мо подпрыгнула от неожиданности, услыхав совсем рядом встревоженный резкий голос тётки. Вирджиния, судя по шороху шагов, стремительно приближалась к гроту. Боже, Мо совсем позабыла о времени в компании Шерли!

– Всё в порядке, тётя, – прокричала в панике девочка, – просто я… у меня тут маленькая проблема – я…

– Носки порвала, – шёпотом подсказал Шерли, потянувшись к Мо и надорвав белые гольфы на одной её ноге.

– Гольфы порвала! – подхватила Мо, наклонилась к мальчишке и горячим шёпотом обожгла ему щёку: – Встретимся сегодня в шесть в центральной детской больнице, я всё устрою!

– Где именно?

– В туалете, – не задумываясь, выпалила Мо. Где ж ещё можно уединиться? – Всё, мне надо бежать.

– Давай! Я пережду здесь. Постой, – окликнул мальчишка, когда Мо, пригнувшись, уже выбиралась из грота. – Помоги мне с идеей. Это тяжко. Не знаю, что и думать.

– Ну что ещё? – Мо ужасно торопилась, слыша приближающуюся тётку – не дай бог, она застанет племянницу с Шерли.

– Что мне подарить в благодарность брату?

Девочка закатила глаза, но тут вспомнила заготовленную шутку:

– Подари ему шахматы из шоколада – так он выиграет партию в три раза быстрее.

***

Хотя Истборн и его окрестности пустели на глазах, в детской городской больнице по-прежнему было людно и шумно. Всюду шмыгали маленькие носы, тоненькие голоски переходили в хрипы, на пухлых щеках горел румянец жара. В межсезонье среди непосед всегда разыгрывалась простуда. Мо в нетерпении ёрзала на лавке в ожидании, когда можно будет, наконец, пойти на свидание палату и по дороге увильнуть на очередной обмен догадками с Шерли. Огромный мыльный пузырь с мутными, радужными боками проплыл в воздухе к лицу девочки и с любовным чмоканием поцеловал её в нос. Мо от внезапности сердито захлопала ресницами, отплёвывая капли мыльной горечи, разлетевшиеся от лопнувшего пузыря. Кроха, сидевшая рядом с Мо на лавке, развлекалась вовсю, опуская соломинку в стакан с мыльной водой и выдувая очередной пузырь. Сконфуженный отец пытался её угомонить, но быстро сдался, разрешив приболевшей дочери эту шалость.

Напротив Мо и Вирджинии расположились старая леди в муаровом жатом платье до пят и её на редкость спокойный внук. Мальчонка листал комиксы, в то время как престарелая дама, прислонив свою тонкую трость к лавке, затянутой в перчатку рукой доставала из ридикюля кубики рафинада и отправляла в рот, разгрызая их вставным зубом. Мо показалось, что от сахара тянет терпким шоколадным запахом коньяка – как от пузатой бутылки отца, которую тот любовно прятал в комоде и изредка плескал себе из неё на дно стакана. Мимо с радостным визгом пронеслось двое ребят и догонявшая их усталая мать. Цветной мраморный шар, игрушка двух сорванцов, поскакал со стуком по ступеням в конце коридора, отбивая легковесный звонкий ритм, будто по клавишам пианино. В отдалении пожилой джентльмен беззлобно бранил подростка с загипсованной рукой. От блестящего пола пахло хлоркой, из палат тянуло лекарствами и человеческими испарениями.

– Палата номер 65, посетители могут пройти, – бесцветно объявила молоденькая медсестра с некрасивым веснушчатым лицом.

Палата оказалась небольшой чистой комнатой с белыми стенами и цветами на тумбочке. Посредине на кушетке лежал мальчик с ногой в гипсе и желтеющими гематомами на лице. Заметив, что кто-то вошёл, мальчишка снял наушники и радостно приподнялся на кушетке во весь свой рост. Но едва он увидел Мо, улыбка на лице мальчишки перекосилась от испуга.

– Привет, Томас! – как ни в чём не бывало пропела девочка, приподнимая в руке пакет с грушами. – Это тебе, чтоб ты поправлялся скорее.

– П-привет, – Томас постарался взять себя в руки, покосившись на Вирджинию Хупер.

– Не буду вам мешать, – Вирджиния развернулась к выходу, тронув Мо за плечо. – У тебя двадцать минут, а затем нам нужно поспешить в пансионат.

Едва за женщиной закрылась дверь, Томас угрюмо буркнул:

– Ты зачем пришла?

– Проведать больного, – отозвалась Мо. – Так ведь принято, правда?

Мальчишка ответил ей хмурым молчанием. Мо рассматривала синяки на его красивом лице и горящие пугливой злостью голубые глаза. С трудом верилось, что когда-то она грезила об этих глазах во сне.

«Ты слишком разборчива, девочка. Всё ждёшь распрекрасного преподобного Ральфа. Лучше удовольствуйся своим кучерявым угрюмцем Рочестером», – заявил ей Ник тогда в оранжерее.

Впервые после того, как Мо заболела, она решилась отчётливо представить всё, что тогда стряслось. Юная художница пошла на поправку, только когда мысленно отгородилась от случившегося, но сейчас, глядя в глаза Томасу, она заставила себя вспомнить.

Шайка из трёх мальчишек забралась тогда в оранжерею под вечер, чтобы трусливо спрятать следы своего бесчинства – закидывая булыжниками сад одного безответного учителя, они случайно ранили его собаку, и, опасаясь, что их уличат, ринулись хоронить животное в рыхлой земле оранжереи. Когда беглец из Клинктона достал из-под стула железные цепи и кочергу из ангара и вручил их Мо, та кипела от застарелой злобы. Эти мальчишки когда-то втоптали в песок её альбом, швырнули булыжником в Шерли, насмехались над слабыми, а теперь готовы загубить чужую жизнь из-за собственной трусости. Белое коротколапое создание с драным пушистым хвостом и свисающими ушами жалобно скулило, вытянув по земле сломанную заднюю лапу.

Мальчишки совершенно не ожидали, что их будут атаковать, и Мо нанесла первые неуклюжие удары, не встретив сопротивления. Звук цепи рассыпался на чёрные металлические составляющие, множился в гулком пространстве. Выронив после двух ударов тяжёлую цепь, Мо несколько раз огрела кочергой мальчишку с желваками. Разумеется, «удары» – слишком громкое слово для тех «подвигов», на которые способна хрупкая девочка. Удивительно, как ей вообще удалось поднять импровизированное оружие! Тем, не менее, каким-то чудом носастый мальчишка оказался сбит с ног, Томас держался ладонью за разбитое цепью лицо, крепыш с желваками старался унять слёзы и хлеставшую из носа кровь. Глядя на них, Мо внезапно передёрнулась, под рёбрами заскреблось отвратительное щемящее чувство. Такое случалось обычно, когда Мо в фильмах видела пьяного персонажа, который попадал в неприятности. Только тогда было много хуже. Едва девочка увидала, как её неприятели хнычут, валяясь на земле, с лицами, перемазанным в грязи, крови и соплях, тут же ненависть исчезла из её груди, оставив место жалости и раскаянию. Мо отбросила подальше кочергу, подобрала на руки раненую собачонку и выпалила: