– По стене вьётся сухой плющ, справа… нет, слева от тебя! Вскарабкайся по нему.

Круг света метнулся под окно и потух. Послышалась чавкающая возня, потом шуршание, скрип, глухой стук, всплеск и обозлённое шипение.

– Ну как? – рискнула спросить Мо.

Снова вспыхнул фонарь, жёлтый свет растёкся в мокрых чернильных разводах ночи. Бесцветное лицо Шерли покрылось теперь чёрными пятнами, будто прохудилось в нескольких местах, и ночь отсвечивала в прорехах. Мальчик молча посветил на землю рядом с собой, полоснул лучом по окну мансарды, будто тщетно хотел ослепить Мо, а затем вновь остановил его на рыхлой клумбе.

– Тут есть садовник, а значит и сарай должен быть, – решил он, и Мо расслышала его уже чётче.

Волна дождя в очередной раз немного отхлынула, по крыше продолжало стучать, но уже не с прежней одержимостью.

– А в сарае может найтись лестница.

Девочка задумалась, видела ли она где-нибудь возле пансионата пристройку, похожую на сарай. Ничего подобного на глаза ей не попадалось, однако в левом крыле здания был служебный ход, откуда как-то выносили инструменты. Мо крикнула об этом Шерли, и тот исчез, ворча что-то о плюще и недогадливых девчонках.

Минуты три Мо рассеянно таращилась в рябящую каплями темноту, потом осторожно спрыгнула с табурета и двинулась к кровати. Лестница была неплохой идеей, но вряд ли она достанет до мансарды. Вздохнув, Мо стащила с кровати одеяло, свернула и взгромоздила его на стул, и принялась стаскивать простыни. Если не рвать их, а просто связать между собой, то всё равно выйдет недурной канат, хоть и короткий. На счастье, горничная, знающая щедрую руку Вирджинии Хупер, настелила ей целых три.

Закончив, девочка поставила на табурет у окна второй поменьше, взобралась на шаткую конструкцию и стала прилаживать один конец простыни к поперечной балке. Круглое окно находилось на уровне ног и бедер девочки, рама была приоткрыта, оттуда то и дело доносились мокрые вздохи. Табуреты качались под ногами. Если бы Мо не была полупьяной ото сна и полуночного визита безумного мальчишки, то ни за что не полезла бы под потолок, как домовой паук. Либо одеревенела от страха и точно вылетела бы в окно. А так движения её были мягкими и ленивыми, хоть и слегка смазанными.

Мо считала молнии, облокотившись щекой на оконную раму, когда снизу что-то прохлюпало вдоль стены, будто зверь с тяжеловесной поступью. Мигнул фонарик.

– Нашёл лестницу? – встрепенулась девочка, поправляя в руках рулон со связанными простынями.

Ответа она не получила. Жёлтый луч прошлёпал к стене сбоку от окон и потух. Всхлипнула лужа под мальчишечьими ногами, зашуршали сухие стебли под аккомпанемент дождевой дроби и шелеста крон. На этот раз никаких капризных замечаний. Мо только по пыхтению и поняла, что Шерли карабкается к ней по плющу. Выходит, он ошибся. Выходит, гроза только начинается.

Мо завороженно наблюдала, как судорожно пляшет внизу свет, всё ближе и ближе к мансарде. Повезло, что у живущих на нижних этажах старух проблемы со слухом, не то бы обязательно всколыхнулись и заметили вымокшего сорванца с фонарём в зубах, мелькающего в окне.

Когда до цели оставалась где-то треть пути, фонарь замер, на миг покрылся тёплым красным светом от обхватившей его ладони и исчез. Мо старательно вслушалась, но шелест стеблей больше не доносился.

– Ей, ты не застрял?

Шерли отозвался не сразу:

– Нет.

«Так в чём же дело?! Страшно?» – хотелось крикнуть Мо, но она сдержалась. Вместо этого девочка подобрала более сглаженную формулировку:

– Я могу помочь?

Мальчик отвечал урывками, в три броских фразы:

– Нет. Да, – и, наконец, – Не знаю. Кажется, тут плющ кончается.

– Хочешь спуститься?

– Не хочу.

– Погоди, я же приготовила канат из простыней! До земли не хватит, но до тебя – как раз. Сейчас я брошу тебе конец. Ну вот, лови! Поймал?

– Поймал, – хмуро хмыкнул Шерли, – да только что с того? Мне не взобраться.

Значит, всё-таки страшно.

– Может, ты спустишься и впустишь меня через чёрный ход? Или, может…

Остальные бессмысленные предложения потонули в громовом грохоте.

– Шерли, хватай крепче канат, отпусти растение и просто ползи наверх, – крикнула Мо жестче, чем хотела.

– Говорят, не могу, дурёха!

– Тогда ночуй в кустах, – равнодушно бросила вдруг Мо.

На миг внизу всё стихло. А потом Шерли одним угловатым движением оторвался от плюща и повис на простынях.

У Мо и в мыслях не было быть жестокой с Шерли, но, когда она уже помогала ему протиснуться в окно, втаскивая за шкирку, поняла, что нарочитая небрежность оказалась действенней, чем долгие уговоры и улащивания.

Мальчишка ввалился в мансарду, и Мо на миг успела-таки осознать, что они стоят на двух хлипких табуретах, прежде чем те с грохотом обвалились, а дети повисли на потолочной балке – Шерли, уцепившись за простыню, а Мо – за Шерли.

Мо расцепила руки первой. Сползла по ногам мальчишки до самых заляпанных ботинок и приземлилась на пол, круто пошатнувшись, но всё же не упав. Мальчик соскользнул по канату вслед за ней и втянул намокший конец внутрь комнаты.

Мо зябко переступила босыми подошвами:

– Надо бы закрыть окно. Вон как хлестает.

Встав на цыпочки, Шерли дотянулся до нижнего края рамы заледеневшими пальцами и притворил её, закрывая ход буре. Вой с улицы теперь доносился приглушенно, а единственным источником света по-прежнему были ослабевающие молнии. Оттянув заляпанный рукав свитера и найдя более-менее чистый участок, мальчишка утер лицо. Волосы его, когда-то кудрявые, свисали на детское лицо жалкими чёрными сосульками, облепили кольцами лоб, придавая ему пришибленный вид. Покрасневшие от воды глаза саднило, с носа непрерывно текло. Грязь противно липла к дрожащей губе, песком скрипела на зубах. Куртка и штаны были раздутыми и блестящими от воды, а в ботинках булькало при каждом движении.

– Т-так ты, в-выходит, на чердаке живёшь? – уточнил Шерли, выстукивая зубами дробь, – З-забавно.

Стены мансарды были обиты тонкой светло-серой тканью с бледно-розовым узором, в тон ночной рубашке Мо. (Пепел розы, прозвала про себя этот узор девочка, помня фразу из книги, что стащила у тёти). Материей были задрапированы и опорные сваи, в надежде скрасить их неуклюжесть. В погожие дни шелковистая ткань играла на солнце, а при сильном морском ветре, как сейчас, надувалась и колыхалась, подобно чердачному привидению. В одном углу помещались кровать, платяной шкаф и приземистая тумба из кедра, в другой – медный умывальник и крюк с вафельным полотенцем. Над тумбой в кадке виднелся силуэт какого-то засохшего деревца, бросающего причудливые тени на резное изголовье. Около окна притулился мольберт и круглый стол с молочником, кофейником и фаянсовым чайным сервизом. Чайник опрокинулся, и на кружевную салфетку тонкой струйкой сбегала заварка.

– А горячего чаю у тебя не н-найдётся? – спросил Шерли, глядя на сиротливую коричневую струйку.

Мо отрицательно мотнула головой.

Вздохнув, мальчишка отодвинулся вглубь комнаты, подальше от сквозящего окна и слякоти. Почти сразу же под ним выросла новая лужа, и воды всё прибывало – Шерли был словно губка. Пялясь под ноги, Холмс на миг ощутил себя грязным сгустком ночи, ввалившимся в девичий мирок. Разумеется, Хупер он в этом не признался.

– П-прохладно тут.

– Ну так скинь мокрое, – рассеянно брякнула Мо.

Шерли только того и ждал. Первой на дощатый пол полетела куртка, а затем и вымокший до нитки шарф. Мальчишка подхватил низ аспидного свитера и с облегчением стянул через голову, выворачивая наизнанку. Торопливо выпростал ноги из ботинок в комьях земли от подошвы до самых штанин. По правде говоря, ботинки больше походили на две клумбы неумелого садовника, с торчащими вкривь и вкось сухими стеблями и травинками. Похожая картина творилась у Шерли и на макушке. Не обращая внимания, мальчик нагнулся, чтобы расстегнуть ремень и стащить с себя брюки.

– Стой! – завопила вдруг Мо так, что Холмс вздрогнул. – У меня же в шкафу только платья и кофты. Мальчукового нет совсем.