Прямо перед разрумянившимся лицом Хупер колыхались рыжие локоны Николь, обрамляя её нежные белые щёки. От кожи «фарфоровой» незнакомки едва ощутимо пахло ванилью. Девушка слегка сконфуженно опустила светлые ресницы, на которых, казалось, осело свечное пламя. Молли почти что могла чувствовать, как колотится сердце Николь, второй раз за вечер тесно прижавшейся к ней хрупким стройным телом.

Ещё немного покряхтев, помощник повара удалился. Едва за ним закрылась дверь, женщины прыснули со смеху.

– Ничего глупее в жизни не делала, – призналась Молли.

– И я.

– Думаю, нам пора уходить. Только надо прибраться за собой.

– Вот ещё! – игриво возмутилась Николь, однако всё же ловко помогла Молли за несколько минут привести стол и посуду в порядок.

Возвращались женщины из кухни на том же служебном лифте, но путь по коридорам Николь выбрала другой. Веселье их понемногу испарилось, и обратный путь прошёл в полном молчании, приправленным смущением. Лишь когда они миновали один из лестничных пролётов, девушка на всякий случай уточнила для Молли, что он ведёт прямиком к парадным дверям, чтобы в будущем та не потерялась в замке.

Когда женщины уже добрались до коридора с тем самым зеркалом на стене, Николь обернулась к Хупер:

– Спасибо, что составили компанию. Тут моя комната, – девушка помолчала и зачем-то тихо добавила. – Окнами она выходит на восток. Рассвет там красивый. Ну что же, спокойной ночи?

– Спокойной ночи. Сладких снов, – быстро отозвалась Молли. Наверное, слишком быстро.

Николь уже стояла в дверях, когда её настиг оклик Хупер:

– Постой!

– Да? – рыжие ресницы широко распахнулись.

– Ты запачкала лицо, – будто извиняясь, произнесла Хупер.

Она медленно протянула руку и стёрла следы сахарной пудры с мягкой щеки Николь. Потом опустила глаза и исчезла в своей комнате под пронзительным зелёным взглядом…

Хупер не могла понять, что же точно её разбудило. Разлепив глаза, женщина поёжилась под стеганым одеялом, сонно поглядывая на дверь – быть может, кто-то постучал к ней? Но кинув взгляд на будильник на прикроватной тумбочке, Молли отбросила эту мысль – вряд ли персонал «Эдельвейса» заглядывает к постояльцам в 3:53 утра. Может, это Николь? Но, тряхнув головой, Хупер поспешно отказалась и от этой догадки.

В комнате вновь воцарилась тишина, только глухие предутренние шорохи лились вместе с морозным воздухом из форточки. Молли собралась было уже снова откинуться на подушки, когда внезапно звук, разбудивший её, повторился. Словно выкрик заблудшей ночной птицы, с улицы донёсся придушенный женский крик. В мгновение ока Хупер вскочила с постели и метнулась к окну, раздвигая полосатые шторы. Полная женщина в фартуке, причитая на ходу, спешила от высоких древесных насаждений слева от окна к противоположной башне, через которую Молли вчера попала в «Эдельвейс». Чтобы эта женщина ни обнаружила, скоро она поднимет на ноги весь персонал.

Хупер припомнила, что, по словам Эббота, именно в этих насаждениях обнаружили тело бедного парня, в точности в том виде, как описывалось в газете прыткой журналисткой. А ещё отчего-то на ум пришли извечные сетования Шерлока, когда он бывал раздражён присутствием зевак на месте преступления, что затаптывали все следы. В роще скоро их будет немало… Не лучше ли Молли самой прямо сейчас, по горячему следу, броситься к тем деревьям? Ведь для этого Эббот и нанял её. Кроме того, хоть бородач и был её наниматель, патологоанатом не доверяла ему, замалчивающему улики перед родными погибшего и перед ней самой.

Решившись, Хупер, подрагивая от холода, набросила своё добротное пальто прямо поверх ночной сорочки, вдела ноги в туфли и, тихо притворив за собой дверь, поспешила по коридору. Она запомнила кратчайший путь до парадных дверей, что ей вчера показала Николь.

Несколько минут, и патологоанатом уже стояла на высоких каменных ступенях крыльца. Призрачная в предутренней дымке роща находилась по левую руку, где земля шла под небольшой уклон. Туда и двинулась Молли. По сырой почве прочь от женских туфель расползались остатки тумана, словно спешившие в свои могилы блудные мертвецы, чей ночной час уже миновал.

Скрывшись, наконец, под древесной сенью, Хупер отчего-то замедлилась, зябко поводя плечами. В роще не было той безмятежности, что обычно присуща серому предрассветному времени. Напротив, всё здесь чудилось тревожным, особенно в свете истерического испуга кухарки, сбежавшей отсюда несколько минут назад. Слух Молли раздражала какая-то назойливо свиристевшая птаха, даже дышать было тяжко. Тяжелый воздух был напоен травяными ароматами и влагой, которая бусинами оседала на женской коже и тёмных островах деревьев. Сейчас все они представлялись одинаково серыми, сумрачными и негостеприимными. Хупер слышала, как под ногами хрустела изморозь на пробившейся молодой траве, замечала кое-где в ямах нерастаявший снег. Марево впереди густело от паров женского дыхания, и Молли укреплялась в странном диком ощущении, будто бредёт на дну заросшего озера.

Озираясь по сторонам, женщина заметила маячивший невдалеке древесный ствол, который, в отличие от остальных, слепил белизной в пепельной дымке. Подбираясь ближе, Молли начинала различать странного вида пушистые листья и ещё более странный красный сок, запекшийся на нежной белой коре…

Хупер вдохнула так резко, что холодный воздух резанул по чувствительным зубам. Перед глазами снова стало мутно, но теперь уже из-за солёной пелены непроизвольных слёз. Рыжие локоны, что вчера весело развевались перед лицом Молли, теперь потухшей тряпкой свисали с поникшей головы, облепляя бледное лицо. Тело Николь пощадили, но руки… Образ Крылатой Королевы всплыл в пылающей голове Хупер, когда она, не веря глазам, рассматривала повисшее на дереве девичье тело, ставшее теперь огромным белоснежным крестом с оперённой перекладиной. И меж свисавших волос просматривался последний штрих – расцветшая на шее вторая улыбка в виде вспухшей алой полосы.

Хруст ветки за спиной резанул по нервам не хуже раската грома. Хупер, сама не своя крутанулась и встретилась с ледяным мужским взглядом.

Родные изумрудные глаза смотрели на неё мрачно и с вызовом. Ни капли раскаяния за ложь. Вовсе не исчезнувший в грёбаной Австралии, Шерлок Холмс сейчас стоял перед Хупер, и рука его, нервно подтягивающая воротник пальто, была сейчас цвета запекшейся крови Николь.

_____________________________________________

Примечание:

*В действительности, такой тюрьмы поблизости от Истборна не существует. К сожалению, автор не нашёл подходящей настоящей тюрьмы, но будет рад любой подсказке)

========== Глава 4. “Свечной бал” ==========

Комментарий к Глава 4. “Свечной бал”

Внимание читателям - в части появились небольшие изменения/дополнения касательно фееричной поездки Молли на лыжах и городка Фюген, в связи со свежими впечатлениями автора, который недавно там побывал:)

Истборн, Англия, 19**-й год.

Остывшая капля чая замерла на осколке фарфора. Бледный день не чертил на скатерти летнего стола теней, только покрыл небо сизой и голубой пастелью. Пчела звенела над белой эмалью розетки с ягодным джемом. Кофейные прожилки веток засохшей черёмухи нависали над пучком девичьих волос. Детская головка упала на грудь, булавка на волане крепдешиновой блузы выдавила на подбородке алую бусину. Миниатюрная пудреница в виде розовой раковины валялась в траве, на коленях на плиссированной юбке лежал приоткрытый несессер. На снежной скатерти расплывалось светлое пятно от чая, подбираясь к растрёпанным чёрным кудрям. Из угла мальчишеского рта сочилась слюна на чёрный шёлк рукава рубашки. Вторая рука свесилась до земли, пальцы касались горлышка бутыли цветного стекла, что стояла у ножки стула. В ногах мальчика так же безмятежно и неподвижно лежал пёс, пачкая штанину рыжей шерстью.

Худые фигуры подростков прикорнули у стола, будто уснули во время ланча. Чайник был ещё тёплый, когда мужская рука небрежно дотронулась до него, смахивая на траву осколки чашки. Вторая же чашка, целая, но опорожнённая, загораживала лицо мальчика.