— Вы бывали в тех местах? — спросил профессор Фарбер.

— Проходил рядом.

— Может быть, вы хотя бы встречались с опытными проводниками, которые бывали там? — с надеждой спросила Оливия Фарбер, жена профессора. — Вы же наверняка запоминаете каждое слово, которое относится к дорогам и тропам, не так ли?

— Вряд ли там бывал кто-нибудь из белых, мэм, — ответил Гончар. — Да и индейцы туда не любят заглядывать. Они говорят, это гибельное место.

— Что значит «гибельное место»? — поинтересовался профессор. — Если там растет трава и бегают койоты, то почему это место должно быть гибельным для человека? Полагаю, что речь идет о сказках и преданиях местных племен. Все эти бредни о проклятиях и заколдованных местах нужны только для того, чтобы отпугнуть нежелательных гостей. Вот скажите, мистер Питерс, вы сами-то знаете хотя бы один случай гибели в этом каньоне?

— О гибели? Нет, не знаю.

— Вот видите!

— Но я знаю о человеке, который ушел туда и не вернулся. Проводник Рой Кокс отправился в Юту с небольшим караваном, двенадцать мулов. С ним были люди, пятеро или шестеро. У нас их больше никто не видел.

— Может быть, они остались в Юте? — предположила миссис Оливия.

— Их ждали в Солт-Лейк-Сити, но не дождались. Это были мормоны. Если бы они проложили тропу, по ней пошли бы караваны мормонов. Но они пропали. И с ними пропал Рой. Вот и все. Погибли они или нет? Я не знаю. Не видел тел.

— Он был проводник?

— Нет. Он был обычным охотником. Просто хотел помочь мормонам, потому что больше никто не хотел им помочь.

— Мы не мормоны, но нам тоже никто не хочет помочь, — сказала дочка профессора.

За весь вечер это были первые слова, которые Степан Гончар услышал от Милли, и он подумал, что девочка получила прекрасное воспитание. По крайней мере, его самого воспитывали именно так, по принципу «хороших детей не слышно и не видно».

Харви Дрейк успел рассказать ему почти все о семье Фарберов, причем в основном он рассказывал почему-то именно о дочери профессора. Свое воспитание вместе с образованием она получила не в пансионате и не в собственном дворце, а в переходах по горам и пустыням.

Профессор Фарбер слишком любил свою семью, чтобы разлучаться с ней даже ради науки. Поэтому он никогда не отправлялся в экспедицию без жены и дочери. Как видно, они тоже любили его. И любовь их была достаточно крепкой для того, чтобы выдержать испытания походной жизнью. Вместо дамских платьев носить грубый рабочий комбинезон. Вставать до рассвета, чтобы приготовить в темноте завтрак из чая и сухарей. Часами сидеть в скрипучем фургоне, или трястись в седле, или шагать по камням. И вечером, устраиваясь на ночлег, вспоминать о далеком доме с мягкими постелями и послушной прислугой.

О профессорском доме Харви тоже успел рассказать Гончару. Это был настоящий дворец с гранитным фундаментом и мраморными лестницами. Его возвел на берегу Делавэра отец миссис Фарбер, который, выдав единственную дочь замуж, подарил это уютное гнездышко молодоженам, а сам перебрался в Европу. Думал ли он, что этим роскошным приданым будут пользоваться от силы три месяца в году? К тому же в последнее время маршруты четы Фарбер пролегали так далеко от родной Филадельфии, что дом пустовал годами.

Однако привычка к тяготам кочевого существования не может истребить в человеке потребности в комфорте. Сейчас, расположившись в столовой отеля, семья профессора наслаждалась уютом и покоем, а также кулинарным искусством миссис Китс. И только после того, как был подан десерт, после кофе и ликера профессор Фарбер позволил себе снова заговорить о делах.

Отец, мать и дочь сидели рядом за столом, напротив Степана. Штерн до сих пор не вернулся из конюшни, и Гончар заметил, что без него все чувствуют себя намного свободнее.

— Заколдованные долины встречаются и на востоке, и на западе, — говорил профессор, — видели мы их и в Африке. Арабы объявили смертоносным целое побережье в Анголе. Суеверные португальцы охотно верили им и не совали свой нос туда, где людей пожирает ужасная невидимая подземная змея. А на самом деле на том берегу были обычные лагеря для формирования партий рабов к отправке в Бразилию, вот и всё.

— Португальцы все прекрасно знали, — сказала Милли.

— Возможно. — Профессор кивнул. — Но сейчас мы говорим не о продажной колониальной администрации. Мы говорим об участке, который нам необходимо обследовать. И никакие суеверия меня не остановят. Скажите, мистер Питерс, как давно ходят слухи о проклятии каньона Семи Озер?

— Не знаю. Возможно, они ходили всегда, эти слухи.

— Но ведь должна быть какая-то причина для такого проклятия! Что говорят старики? Может быть, есть какие-то сведения в индейских преданиях?

— Ничего такого я не слышал, — подумав, ответил Гончар. — Наверно, для индейцев это понятно само собой. Это просто часть их жизни.

— Как это понимать?

— Скажем, нет никаких преданий о том, почему укус некоторых змей может быть смертельным. И нет никаких преданий о причинах того, почему человек умирает, если его крепко стукнуть по голове дубинкой. Это естественно. Это понятно само собой. И запретные места так же естественны для индейцев, как опасные звери.

— Для индейцев! — повторил профессор. — Для индейцев, но не для нас с вами, Питерс! Судя по вашей речи, вы человек городской, образованный. Вы повидали мир, знаете людей. Неужели вы всерьез воспринимаете все эти басни?

— Да.

— Но почему?

— Я все воспринимаю всерьез, — сказал Степан Гончар. — Одинаково всерьез. Слова индейца. И слова профессора.

— Значит, мы не можем рассчитывать на вашу помощь? — спросил профессор устало.

— Я этого не сказал, — ответил Гончар.

Милли захлопала в ладоши и тут же смущенно закрыла лицо руками. Миссис Оливия протянула руку через стол и положила ее на локоть Степана.

— Спасибо вам, — сказала она.

— Не торопитесь благодарить, мэм. — Гончар покачал головой. — Если вы хотите, чтобы я вам помог, придется выполнить одно условие. В каньон пойдут только мужчины.

— К сожалению, это условие не представляется мне выполнимым, — твердо возразил профессор. — Подумайте сами, куда мы денем наших женщин? Не забывайте, что с нами еще и Росита.

— Им будет хорошо здесь, под присмотром миссис Китс.

— Но они мне нужны там, на участке! Оливия и Мелисса — мои наилучшие помощники, — заявил профессор. — Никакие рабочие их не смогут заменить, когда надо будет исследовать пробы минералов, вы это понимаете?

— Пробы? Никаких проблем. Мы с вами набираем эти пробы в каньоне, возвращаемся, и ваши помощники начинают их исследовать. Таким образом в прошлом году тут работали геологи из университета Пенсильвании.

— Экспедиция Хэйдена? — спросила Оливия Фарбер.

— Не помню, как звали их босса. — Гончар пожал плечами. — Но работали они именно так. Сидели в лагере, а индейцы приносили им разные образцы.

— Вы забываете, что у нас пока нет никаких образцов. И нет никаких индейцев, которые принесут нам эти образцы. Нам все придется делать самим. Я полагаю, — мрачно заключил профессор, — что Фредерик не сможет набрать работников для экспедиции. И по участку нам придется ходить без помощников.

— Не в первый раз, — сказала жена профессора.

Степан смотрел на них и думал о том, как они все-таки похожи. У Оливии Фарбер был такой же чуть вздернутый нос, как у ее супруга, и такая же складка на переносице. И все же их объединяли сейчас не внешние черты, а та непреклонная твердость, которая холодно поблескивала в глазах. «Эти люди привыкли добиваться своего», — подумал Гончар.

— Мистер Стивен, наверно, думает, что я все та же маленькая девочка, какой была три года назад, — насмешливо проговорила Милли.

«Ох нет, вовсе я так не думаю», — хотел ответить Степан, но удержался. Он и сам не понимал, почему так старательно отводил взгляд от ее свежего лица. Сказать по правде, ему больше ничего не хотелось сейчас видеть — только ее высокие скулы и эту улыбку. «Да нет в ней ничего особенного», — убеждал он себя, и сам понимал, что это неправда. Было в ней что-то такое, чего ему не хватало... Вполне возможно, что если бы девчонки не было в комнате, то и разговор получился бы гораздо короче.