— Месяц? Две тысячи? Это хорошо, — сказал Степан. — Но может быть и лучше. Например, так. Если вы сдаете стройку на день раньше, то получаете две двести. На два дня раньше — две четыреста. И так далее.

— То есть ты предлагаешь... — Ван Клиф перестал улыбаться и почесал переносицу, сдвинув шапку на затылок. — Получается премия двести баксов за каждый выигранный день?

— Да. А если вы задержитесь со стройкой, то эти двести долларов я буду высчитывать. За каждый проигранный день.

— Не надейся, — ван Клиф протянул Степану мозолистую ладонь.

— Когда начнете?

— Мы уже начали. Сегодня одиннадцатое февраля. Готовь наши денежки к началу марта, Стивен.

«Сегодня только одиннадцатое. Завтра — двенадцатое, — подумал Степан. — Завтра приедет доктор Фарбер и рассчитается за бобров. И я получу десятку за труды и сколько-то там еще за каждую пару шкур. Кажется, по доллару? Итого — двадцать два доллара. Хоть какая-то прибыль. А то пока сплошные расходы. Надо, кстати, завести бухгалтерскую книгу. И сумма, полученная от доктора Фарбера, будет первой записью в колонке доходов».

Бухгалтерскую книгу Гончар, конечно, завел. И записи о расходах плодились там с неимоверной быстротой. Но страничка, отведенная для подсчета доходов, оставалась девственно чистой.

Доктор Фарбер не прибыл на почтовую станцию ни двенадцатого февраля, ни тринадцатого, а потом Гончар уже и подзабыл о нем, с головой уйдя в свои дела.

Он подолгу возился с лошадьми. Эрни учил его, «моряка», как надо ухаживать за конем, как седлать, как правильно садиться в седло и как спрыгивать, и только через неделю они вдвоем впервые отправились верхом в город. После той поездки Гончар еще три дня ходил как старый кавалерист, не сводя ноги.

Он занимался и стройкой, и хозяйством, и закупкой продуктов, но все это было не самым главным. Главной его заботой оставалось лечение Саби. Гончар продолжал внушать ей, что она непременно поправится, и заставлял съедать по лимону в день, надеясь на чудодейственную силу витаминов. Все остальные медицинские обязанности добровольно взяла на себя Жюли, причем исполняла их с видимым удовольствием и хлопотала, как мать над больным ребенком.

Может быть, по этой причине, а может, и по другой мадам Нимур никуда не уехала, а осталась в трактире. В первый же вечер ей пришлось выступать не только перед Степаном и телеграфистами, но и перед бригадой ван Клифа. Плотники были потрясены ее талантом, и на следующий вечер в трактире уже не было свободного места, а касса Эрни разом пополнилась недельной выручкой.

Телеграфисты быстро устроились в своем новом офисе, протянули провода и начали перестукиваться с соседними станциями, откуда к Эрни стали заезжать новые гости.

Однажды с почтовым дилижансом прибыли газеты, а среди них было письмо для доктора Фарбера, которое пришлось запереть в сейфе до появления получателя. Тогда-то Степан Гончар и вспомнил, что у него на чердаке хранится целая куча бобровых шкур с индейскими бирками. И стал расспрашивать всех своих новых знакомых — куда мог запропаститься профессор?

— На дока это непохоже, — сказал Эрни. — Если док сказал, что заедет на почту двенадцатого, то его не остановила бы никакая метель. Да и не было снегопадов уже две недели. Где ты с ним расстался?

— На дороге, в десяти милях отсюда.

— Куда же он мог деться?

— Эрни, это я у тебя спрашиваю, куда он мог деться.

Трактирщик глубоко задумался.

— Знаешь, Стивен, а ведь он мог напороться на банду Фрэнка. Больше никаких препятствий я не вижу.

— И что тогда?

— Тогда ты можешь спокойно заказывать заупокойный молебен по профессору. И начинать поиски его наследников, чтобы отдать им все эти шкуры, которые занимают так много места.

— Ты шутишь?

— Я никогда не шучу. Поверь, у нас тут пропадали и более важные персоны. Которых охраняли не двое проводников, а конные патрули. Ясное дело, я от всей души желаю, чтобы доктор остался в живых. Но столько времени прошло...

— Думаю, надо поговорить с шерифом, — сказал Степан.

— Поговори. Он даст телеграмму в округ. Через неделю из Форт-Маршалла к нам прибудет отряд кавалерии. Порыскают по окрестностям, сожрут весь наш запас овса и выдуют последние капли виски. На этом их поиск закончится.

— Так, может быть, самим поискать?

— Кто этим займется? У нас с тобой и так хватает занятий.

Не все, однако, были настроены так же пессимистично, как мрачный ирландец. Майк ван Клиф, не прекращая обтесывать брус своим топориком, выслушал Степана и коротко ответил:

— Если будешь набирать команду, я с тобой.

— Если ты со мной, то я набираю команду, — сказал Степан.

Ван Клиф вытащил из-за голенища брусок и несколько раз провел им по сверкающей дуге лезвия.

— Возьмем Харви Дрейка, — сказал он деловито. — Толковый проводник, знает все тропы по обе стороны границы. Пригласим с собой пару моих ребят. Но учти, что мы можем отлучиться только в воскресенье и только до вечера. С утра у нас молитвенное собрание, потом всем полагается воскресный отдых. Ну а мы развлечемся прогулкой в лес. Если Фарбера убили, наш долг — предать его останки земле по христианскому обряду.

Вылазка была намечена на воскресенье, но уже в пятницу Степану пришлось резко поменять планы.

Утром на дороге показался одинокий всадник. Он привязал длинноухого мула к столбику у крыльца и зашел в трактир, оставляя за собой мокрые следы.

— Могу я видеть Питерса? — громко спросил он, обращаясь сразу ко всем, кто в этот момент оказался в зале.

Мартин Китс поднял голову из-за пианино, которое он пытался настроить. Эрни вытер кисточку, прекратив выводить буквы на новой вывеске, лежавшей на полу. Стесан в это время стоял за стойкой, выдавливая лимонный сок для Саби.

— Стволы в угол, — сказал Эрни. — У нас тут не форт Аламо.

— Я ненадолго, — ответил незнакомец.

На плече у него висел обрезанный дробовик. Из такого положения можно было выстрелить одним движением, от бедра, даже не скидывая ремень с плеча.

Степан, держа руки под стойкой, нащупал кольт, который всегда лежал у кассы. Отвел курок и под стойкой направил ствол на гостя. Теперь можно и поговорить.

— Тебе нужен Питерс? Это я.

— Точно? Ну а я работник доктора Фарбера. Мы тут неподалеку остановились, за рекой.

— Это хорошо, что неподалеку.

— Да уж неплохо, само собой, — оскалился гость. — Доктор Фарбер тебе кланяется, и дочка его тоже. Просят, чтобы ты отдал то, что им причитается. Я насчет бобров. Если бобры у тебя, так я их заберу. А если в другом месте, так ты их приготовь и завтра привези к нам на стоянку.

— Почему бы доктору самому не забрать их?

— Да занят он. Сильно занят.

— Интересно, чем заняты его руки, что он даже не передал для меня записку?

— А он передал. Я вложил ее в дупло по дороге. Мили две отсюда. Я сейчас поеду дальше, а ты можешь прогуляться к тому дубу, если тебе так интересно. Только там написано то же самое, что я тебе сказал. Готовь меха, Питерс. Завтра увидимся. На разливе, где затонувший пароход. Знаешь, где это, а?

— Найду.

— Да уж, само собой, найдешь. Чтобы в полдень был на месте.

— Договорились, — сказал Степан.

— Говорят, у вас тут хоть и не форт Аламо, а, бывает, постреливают? Бывает, что пропадают люди на дороге, а?

— Такое бывает не только у нас.

— Плохо. Очень плохо, если такое со мной случится. Доктор Фарбер очень расстроится. Просто не переживет такого горя. А про дочку я уж и не говорю. Слезами захлебнется.

— Мы будем молиться о твоем здоровье, — подал голос Эрни, и кисточка хрустнула, переломившись в его пальцах.

— Вот то-то. Молитесь, парни, — сказал незнакомец, пятясь к выходу.

Он отвязал мула и поехал обратно, поминутно оглядываясь.

Степан отложил кольт и вышел из-за стойки, держа в руке стакан лимонного сока.

— Что будем делать? — спросил Мартин Китс.