Дачи – их много – в сосновом

за Щучьим – трасса, перегоняют

коньковым

шагом мечтающего, цепляет взгляд —

компания поддатая – к Ахматовой

лыжи громкие – по шершавому —

                                                          к даче

мимо колодца – и не иначе

картошка с селедкой, водка

(Ахметьев добавит: молодка)

возле залива, да-с, культурно,

недалеко от Санкт-Петербурга

непонятно что там дальше

и как там дальше:

семью стихами не прокормить.

Возникали чувства всякие,

выходили люди важные

и читали по бумажке,

и играла всюду музыка,

развеселая такая.

Друг за другом наблюдали —

как одеты и обуты.

Улетали в небо шарики,

громко хлопали ладоши

и, казалось, все хорошие.

Молоток неугомонно,

свежесть краски – обновленье,

новых парт столпотворенье,

теплый дождик – на сентябрь.

Я – всем новый – оживленно,

класс – от шуток, и косички —

засмотрелся. «А, отличник!» —

Колька выполз как дикарь.

Чинят стенд – пошел на помощь.

Колька сбоку снова тянет,

а Наташка и не взглянет,

что-то пишет в дневнике.

Звезда послушною кобылкой

глядела сумрачной опилкой,

труба раскинула дымы.

Вторая смена шла забором,

помято избы косогором,

и перетявкивались псы.

Шоссе носилось, притухая,

Кузьмич пыхтел возле сарая,

и на крыльце скучали мы.

Солнечко мое солнечко солное,

грибков бы тебе еще баночку,

посиди, погляжу, Машенька,

схожу в погреб принесу квашеной.

Пойдем завтра пораньше к вырубке,

там малины, чай, бабы ведрами,

и лукошко возьмем, белых-то.

Вот какая ты стала, поди узнай!

А тут ходит Кузьма, спрашивает,

я ему, стало быть, в городе.

Хорошо не забыла нас, ладно что,

попей простоквашки ещё.

Labrīt! Labdien! Labvakar! Sveiki!

И полынья между домами

общины русской

и латышской

ее словами не закрыть

но улочки ведут безбедно

к заснеженному побережью

и точки, точки, запятые:

гуляет публика,

а море

обозначает корабли

и рай неведомой земли.

Uz redzēšanos! Sveiki!

Я полюбил мерцающие купы

искусственных дерев

на берегу бульвара

и дворника с лопатой у окна

бежит тропинка сна

в приморском парке

бесплатно – снег

и классика органа

я лютеран люблю богослуженья

хотя прохладно в церкви Николая

ментальный ветер гонит в неизвестность

вот девушка из Вентспилского замка

стрельба из лука – древнее занятье

и сердцем понимаешь: пригвоздит

Это пространство их жизни

легкое и не обязывающее

ни к чему

прикосновений

почти не бывает

только улыбка

понимаемых интересов

воспроизводство среды

Церковь белых эмигрантов

что осталось – не осталось

два штыка в живот буржую:

близко родина моя

и стоят суда у мола

ритуал воспоминанья

по-латышски ектенья

У мола лениво жует

траву воды винт сухогруза

суда пасутся

ждут своего часа

захода в Венту

скульптура «Корова матрос»

в объективе

они подойдут, заговорят

и я не пойму в чем дело

подержу ребенка

вытряхну мелочь

«Сходи в магазин», – попрошу сына

и постепенно дойдет:

здесь мертвые и живые.

Ничего страшного.

Только что это значит?

Умереть легко

в здравом уме

накануне еще причаститься.

Но я говорю не о переходе

а о новом пространстве

просто реальность

такая же, как прогулка на рынок

и суета

обыкновенная проза жизни.

Тихо суда проходят плечо задевая

зеленый маяк гонит их

к терминалу

Поля снегов, поля души

Недвижны, только заяц пляшет

И хутора глядят антеннами

На запад снов

Автобус заберет в ближайший городок

Не рынок – шопотерапия

Капуста квашеная четырех сортов

Сметана – ложку ставь, не упадет

А рыбный погребок – весь соль и

Запах.

Обратная дорога в темноте

По тоненькой кишке от остановки

По отраженью Млечного пути.