На краю одиночества и полной невозможности ничего за границей себя сам за вертолетом и синевой ТО ТВАМ АСИ Проснуться просто в другом месте с другими возможностями, и токи творчества, зов свободы: пошли, полетим. Человек – это не только «Я». Это овраги и пустыри, камни культуры и «мы» общения. Другое место. Проснешься — и полететь Я ищу параллельную плоскость — ускользнуть от бреда работы и заняться своим по жизни, погрузиться в покой субботы, то есть выйти на край обрыва и отдаться полёту – шире — эта странная неба жёсткость. Дважды два, конечно, четыре. Он просто весь задёрган и растрачен и жёсткими штрихами обозначен, закатан в обстоятельства сует. Но в нем ещё живет наивный мальчик и прыгает в словах веселый зайчик и мы по телефону tet-a-tet И мы по телефону проговоры, Набухших почек серые узоры И бег на месте – на зелёный свет. Неуверенный, неприкаянный добавим: как ошпаренный стоит у у – какой грозный дядя сколько в нем благодати — один живот чего стоит а в сущности – ребенок крутит белками и не понимает: сюда не пускают Эти люди не дадут подвинуться и упасть и просто опрокинуться а по струнке: я – не я тоненький зазор и из туннеля вроде, легкая неделя тополя пух, и полетел, смяли мы бывали, иногда бывали запятой бесконечно занятой. Костерок моего сюжета Путем огня моя сторонка На поле Куликовом сил Символика восстала звонко И меч – из ножен и могил За мифом миф в просторах серых Лишь солнце выглянет на час — Святая сила армий белых Сияй доспехами на нас На вас, на вы – Непрядва к Дону И устоять – не устоять И ангелы восходят к трону И в силе мышцы – благодать И у Прощеного колодца Они собрались и вокруг Миф распустился словно солнце И я, и ты, и он – сам-друг. Внутри меня всего немало и утро бьется как попало и не хватает ерунды живой воды и перечеркнутый на слове всегда во всем и наготове уйти неведомо куда и навсегда я остаюсь в своей берлоге я у экрана при дороге в пустыне вечных новостей но нет вестей. Митя крутит стертые слова Разрывая оболочку смысла Прочитаешь: солнце и трава. Повернешь листок – и зверя числа. Митя бродит возле и вокруг Прочитаешь: Таня или Коля. Повернешь листок и видишь: «друг» Или «воля». Закорючек воля. Митя сядет на воздушный шар Потеснит горбом седое небо И уйдет – культуро-слово-вар, Словно вовсе не летал и не был. Но в круженье ночи, в час живой Митина игра над головой. Закрылись желтые страницы Державы титульный разор И ветер – ястреб заграницы До самых потаенных нор. И отступая в день нездешний, Продлить пытаюсь полотно: Сюжет пути и крик потешный, И утро синее окно. Но в тишине давно условной Летит прощание – прощай И небо серостью просторной И снег валит на слово май. Из т. д. масс-медиа бетона в лес – размыть знакомо грусть головой пошатываясь клена хоть на миг обратно повернуть ходит он – но несть ему возможность мягких мхов и золота в горсти и опять стреляют сколько можно отойди – из Фета – отпусти. Вот – точка это. И точка опять. Утро туманное – долго молчать. Утро незрячее, без запятой, бродишь по комнатам – слабый, пустой прочий – в тумане легком своём: прочерки, точки, и все – ни о чём. Я помню, милая, с тобой мы выходили в час ночной гулять. Мы выходили в темный сад лет сто, наверное, назад скучать. Мы выходили, может быть. Перечитай, чтоб не забыть Фета. |
